Полуконцертное исполнение оперетты Штрауса «Летучая мышь» показали в Большом театре. Это проект, возникший, когда коней, вопреки пословице, меняли на переправе.
Дирижером «мышиного» концерта должен был быть Пласидо Доминго. Но какой теперь Доминго?
Когда стало ясно, что гость не приедет, как и намеченные иностранные солисты, пришлось принимать спасительные меры. За пульт встал Иван Великанов, которому пришлось отдуваться за изначально странную идею – концертное исполнение оперетты. Из партитуры при этом были выброшены значительные куски. Разумных объяснений этому, на мой взгляд, нет. Прикладные – есть.
На мой вопрос «Почему?» дирижер ответил:
«Это полуконцертное исполнение, никто не танцует. Весь важный музыкальный материал, связанный с пением, остался, за исключением некоторых переходов и «разработочных» эпизодов, недостаточно музыкально самостоятельных, чтобы быть исполненными без полноценного театрального сценического действия.
Помимо того, выпала вся сюита танцев из второго акта – это неудивительно при отсутствии балета».
Великанов дирижировал с воодушевлением, четко отработав вальсы и галопчики.
«Музыка пленяет своим искренним жизнелюбием, я бы сказал. Вряд ли в ней есть второй план»,
— говорит дирижер. Это нормальная точка зрения. И с певцами маэстро не расходился, при том, что оркестр был в глубине сцены, а солисты стояли перед залом. Мониторы им в помощь.
Цитаты из Грига, Пуччини и Чайковского были уместны, потому что по старой традиции на балу Орловского всегда вставляли что-то известное, шлягерное. Правда, чувствовалось, что оркестр не так горяч, как хотел бы дирижер. Но это уже вопрос коллективного отклика.
Что касается купюр. Как кому-то могло прийти в голову, что оперетту Штрауса, полдействия которой происходит на балу, можно бала во многом и лишить? Великанов думает, что
«при наличии безусловно ярчайших хитов (увертюра, терцет no.4, куплеты Адели, Чардаш) эта музыка в целом не столь самодостаточна, чтоб исполняться в концерте целиком, без купюр. Она требует полноценного, живого и яркого действия на сцене».
Допустим. Но именно «полноценного, живого и яркого» мы не увидели. Тогда зачем это все? И лучше, по-моему, музыка Штрауса в полном виде, какой бы она ни была, чем получившаяся в итоге «литературно – музыкальная композиция». Пересказ белыми нитками сшитого сюжета, который нам и показали.
Вообще идея концертного исполнения оперетты, пусть и театрализованного, изначально порочна. Или отдельные арии просто спеть, без режиссуры, или ставить полноценно, включая бал с балетом.
Кстати, о пересказе. Очевидно, что заставить оперных солистов быстро выучить и адекватно опереточному жанру разыграть разговорные диалоги – задача практически неподъемная. Решили идти другим путем. Вывели на сцену группу… не знаю, как их назвать. Слуги просцениума? Клоуны? Скоморохи? Что-то вроде этого. Пять человек во фраках и оранжевых штанах, в густых бакенбардах и всклокоченных шевелюрах (в честь кого грим? Штрауса?). Они бесконечно прикалываются и при этом декламируют текст, который призван дать публике понять, о чем в сюжете идет речь. «Тут принцип такой – мы болтаем, ты только пой», – сообщается залу и солистам.
Слов в течение вечера, кажется, больше, чем звуков. Один из клоунов зачем-то говорит с акцентом непонятного происхождения. «Скоморохи» навязчивы (сценически) и болтливы. Они трещат даже во время звучания оркестра. Не только сюжет рассказывают, но и сплетничают о персонажах, и резонерствуют, и вообще говорят ни о чем. Еще к дирижеру пристают: свежий, ни разу не виденный театральный ход.
Текст (автор – Алексей Олейников) в образцах:
«мы в Вене находимся, милый дружок. И здесь не … , не Тверь, не Торжок».
«Как славно девчонки дуэтом поют, на сцене тотчас возникает уют».
«Фальк уже тут, как фауст-патрон».
«Это …(имя артиста), охранник тюрьмы. Он всю жизнь мечтал оказаться на сцене Большого театра».
А по-французски (ну, как бы не зная языка) персонажи говорят так: «леруа мерлен, рив гош, круассан, рено, пежо».
Не знаю, как вам, а я не вдохновилась.
Тексты между музыкальными номерами, произносимые теми же солистами – это одно. Есть заведомая связность. Увиденный конферанс – совсем другое, рвущее исходный материал на части. Клоуны то мечутся, гримасничая и кривляясь, то спускаются в квадратную яму на авансцене, непонятного назначения: то ли имитация закулисья, то ли гримерка. И так постоянно: зашли – вышли, зашли – вышли.
Еще можно хватать певцов за части тела, невпопад вмешиваться в действие, разными способами (например, возить персонажей на тележке), и – вот умора – уронить ящик с шампанским себе на ногу.
Все устроено так, что, если вы прежде не знали содержание «Летучей мыши», то мало что поймете. Разве что вожделение Альфреда, о коем нам сообщают: «На бюст Розалинды он взгляды кидает». А то мы не видим.
Постановщик Алексей Золотовицкий – дебютант в музыкальном театре. Если не считать участия в режиссерской лаборатории ГАБТа, где стало ясно, что тяготение к фарсу у Золотовицкого в крови. Теперь у него в резюме постановка на Исторической сцене. Но попытка сделать капустник не стала и хорошим балаганом.
Чтобы меня правильно поняли: я люблю капустники и не против балагана как жанра. Но это тоже нужно сделать. «У нас не Булгаков, а Штраус», говорили «клоуны» про бал. Тем более. Булгакова поставить проще.
В какой-то момент режиссер решает быть серьезным, и, выстраивая героев вдоль рампы, по радио зачитывает их невеселые мысли за фасадом легкомыслия. Так и бал, простите, по факту был невесел, ибо веселье практически не поставлено. Просто персонажи топчутся по сцене, и все. Дуэты тоже стерильные. Вообще в действии заметны следы спешки и то, что все делалось в сжатые сроки.
Как пели? Понятно, что при исполнении оперетты оперными голосами проблема ровно обратная той, когда «поют драматические артисты». Если у вторых мало голоса, то у первых, можно сказать, голоса слишком много. Петербургский гость Сергей Семишкур (Айзенштайн) держался вальяжно, но вокально не вжился в партию настолько, чтобы мы поняли, зачем было приглашать «варяга». Это еще мягко сказано.
Розалинду (Анна Даттай из Михайловского театра) и Адель (Гюзель Шарипова) было приятно слушать: оперная мощь плюс, в определенной степени, опереточная легкость.
Альфред (Александр Чернов) выражался красивым, чистым тенором, который лучше всего – стилистически – проявился в моменты цитирования теноровых партий опер.
Фальк (Владислав Куприянов) как-то стушевался. А Князь Орловский (Юлия Мазурова) не совсем справился с высокими нотами.
…В отсутствие перспектив на постановки известных мировых режиссеров и при внезапном снятии с афиши – в одно время с этим «весельем» – балета «Нуреев» и оперы «Дон Паскуале» (по не озвученным причинам) нам досталась эта «Мышь».
В Большом театре отменили показ балета «Нуреев» Серебренникова
Надеюсь, в репертуаре она не задержится. А тотальное «импортозамещение» как-то будет соответствовать мировым стандартам. И тому уровню ГАБТа, на который он сам всегда претендовал.
Майя Крылова