В Концертном зале имени Чайковского исполнили «Идоменея» Моцарта.
Композитору было около 25 лет, когда он получил заказ на «Идоменея» от баварского курфюрста, и впоследствии многие фрагменты автор использовал в поздних операх. У этого опуса масса любопытных источников. Сюжет в принципе тот же, что в библейской истории об Иеффае (и в одноименной оратории Генделя), но значительно изменены детали, и финал счастливый.
Полководец и царь Крита Идоменей, возвращаясь домой из-под Трои и попав в ужасный шторм, дает обет принести Нептуну в жертву первого, кого он увидит на берегу родного острова. Благодаря року этим человеком оказывается его родной сын Идамант. Есть еще пленная троянка Илия, у которой с Идамантом взаимная любовь, и ревнивая (ибо тоже любит Идаманта) гречанка Электра, попавшая в эту историю из античных мифов об Оресте.
После попыток Идоменея уклониться от страшного обета боги (Нептун, но в небрежно написанном тексте упоминается вдруг еще и Юпитер, хотя при чем тут он) карают жителей острова за нарушение обещания царя. Насылают страшное чудовище, истребляющее людей. Идамант, узнав правду, убивает гада и готов принести себя в жертву. Но небо отменяет жестокое решение, оставляя царевичу жизнь. Требуется лишь отставка ненадежного Идоменея с царского поста, сын с женой Илией будут править вместо него.
Либретто оперы — переделка (причем с участием самого Моцарта) старого французского текста, написанного к барочной опере Кампра по мотивам трагедии Кребийона-старшего. Неудивительно, что и музыка, и действие как бы колеблются в диапазоне от французских барочных традиций до итальянской оперы-сериа. Плюс личная моцартовская интуиция, которую принято считать началом психологизма в опере. Отцовские и сыновние страдания, например, выходят за рамки «аффектов».
В концертном исполнении были сокращены некоторые арии, много речитативов, а также финальный балетный дивертимент, хотя его, я уверена, сокращали с большим сожалением, ибо музыка красивая. Но дирижер Филипп Чижевский посчитал, что без танцев на сцене финал будет слишком долгим, опера и так длинная.
В принципе сокращения – обычная практика. Но в этом конкретном случае купюры были не всегда корректны, вплоть до того, что публике становилась невнятной канва событий. Например, нет эпизода с Илией, предлагающей себя в жертву вместо возлюбленного, и потому неясно, отчего боги в итоге сжалились над Идамантом (они – в исходном виде – подобрели именно из-за самоотверженности молодых героев, что важно, именно обоих).
«Вкусной» деталью исполнения стал хаммерклавир: новое приобретение Московской филармонии, на котором подробно играла Александра Коренева. Ее обильные пассажи иногда делали оперу похожей на концерт для фортепиано с оркестром, но такова импровизационная традиция существования бассо континуо. Тем более в «сухих» речитативах.
Хор (он был хорош) передавал и скорбный ужас в сцене кораблекрушения, и ре-мажорное ликование с пожеланием счастья в финале. Особенно смачно хористы спели про чудовище: «непрестанно окрашена кровью эта пасть – и так же непрестанно алчет», на море и на суше.
Дирижер и оркестр Questa musica действовали в зоне перманентной скорости и повышенной экспрессивности, что не всегда казалось точным. У Чижевского царила хлесткая, энергичная упругость, особенно ему удались острые пунктирные ритмы и тираты. Но иной раз требовались другие, более разнообразные тембровые и эмоциональные краски. Причем в их оттенках, контрасте и развитии. Мне такого не хватало. Это же Моцарт, с его подробным и многосторонним инструментальным письмом.
Самое слабое место проекта – певцы. Увы. В былые времена на «Идоменея» был бы международный кастинг. И наверняка случилось бы (и очень часто случалось!) незаурядное вокальное событие. Теперь на дворе импортозамещение с уверенным видом. Мол, свои участники умеют хорошо петь оперы этого композитора и этого стиля. Что далеко не всегда так.
Сергей Годин (царь Идоменей) пел не по-царски скромно и однообразно. Какая драма рока? Какое страдание отца? Тут бы как-то взять верхние ноты, не сфальшивить и пропеть редкие рулады, чтобы было похоже на рулады, а не на бульканье. Три трудные и мало выполнимые задачи для этого солиста в «Идоменее».
Если это утешит, могу добавить, что и первый исполнитель этой партии, Антон Рааф, не блистал, но ему в момент мюнхенской премьеры было около 70 лет, уважительная причина.
Дарья Телятникова (Идамант) хоть и подхрипывала иногда, но брала убедительным энтузиазмом, за что певицу нужно поблагодарить. Ее «брючная» партия во многом на грани тесситурных возможностей певицы, поэтому, увы, периодически страдала пластичность голоса, да и проекции звука в зал особо не было.
Тем не менее, некоторые меломаны в кулуарах концерта посчитали, что певица спасла событие. Может, и так. Ведь контратенор-сопранист в афише не числился, а кастратов (Моцарт написал эту партию для кастрата) нынче не водится.
Анжелика Минасова (Электра) совсем, что называется, мимо кассы: плотная манера пения с моцартовским стилем никак не соприкасалась. Хотя ее зычное «Растерзайте мне сердце, гадюки и аспиды» было слышно, кажется, и на улице.
Может, если брать для исполнения оперу Моцарта, стоит лучше искать адекватных солистов? А если они не находятся, исполнить не Моцарта, а оперу того, кого в Москве (или не в Москве, страна большая, театров много, певцов еще больше приглашайте) есть кому хорошо спеть?
В итоге лишь Елене Гвритишвили (Илия) из Молодежной оперной программы Большого театра, с ее ровным красивым сопрано и «прохладной», чуть отстраненной манерой подачи, хотелось слушать. Но опера – ансамбль равноправных по качеству голосов, извините за прописные истины. Ансамбля же в этом случае не было. Нептун тому свидетель. С Юпитером.
Майя Крылова