
«Он может заставить плясать даже камни», сказал о Дягилеве Дебюсси. И был прав: в одном балете знаменитой антрепризы танцевала изба Бабы-Яги. Выставка «Дягилев. Генеральная репетиция» посвящена музыкальному театру. Она проходит до 5-го февраля в здании Третьяковской галереи на Крымском валу.
Галерея не в первый раз обращается к Дягилеву. В 2009 году там с помпой отметили 100-летие с начала балетной деятельности Сергея Павловича. Это был масштабный проект с участием мировых музеев.
Нынешнюю дату – 150 лет со дня рождения самого Дягилева – тоже собирались отмечать масштабно с активным международным сотрудничеством. Ведь Дягилев, именем которого названа площадь в Париже, свою антрепризу проводил исключительно за границей России. Там его помнят и чтут. Но всё такое, разумеется, отменилось, Третьяковской галерее пришлось ограничиться своими музейными фондами. Плюс готовить выставку спешно, с апреля.
Музей декларирует:
«подобно тому, как Дягилев строил афишу гастрольных выступлений в зависимости от возможностей труппы, экспозиция соединяет разновременные эпизоды, выбирая те спектакли, которые в данный момент Галерея имеет возможность «показать» зрителю с наиболее выигрышной стороны, и, конечно, представляет премьеры — новые предметы своей «дягилевской коллекции».
Основа экспозиции – балетное собрание активного участника «Русских сезонов» художника Михаила Ларионова, подаренное музею его вдовой, и не так давно купленные у западных коллекционеров костюмы дягилевских спектаклей. Имеющаяся в запасниках панорамная декорация Рериха к «Половецким пляскам» Бородина пока лишь обозначена картинкой.
Всё представлено, кроме этого задника, который нужно реставрировать, при том – огромного, 10 на 23 метра. Да и задник обещан, правда, не скоро, а после грядущей реконструкции музейного здания. Тогда, по плану, в нем будет отдельный зал, посвященный Дягилеву, где большому экспонату – самое место. Ведь именно с «Половецких плясок» в 1909 году начались легендарные танцевальные сезоны, которым, по словам дягилевского режиссера Сергея Григорьева, было суждено
«просуществовать два десятилетия, создать в итоге огромный репертуар, воспитать несколько поколений танцовщиков, вознести искусство балета на невиданные высоты и распространить его по всему миру».
Влияние от музыки до моды, сказала на вернисаже директор ГТГ Зельфира Трегулова.
Собственно говоря, поэтому в названии выставки-преддверия есть слова «генеральная репетиция», хотя, наверно, символически подразумевается, и то, что Сергей Павлович, гений пиара, именно генералки «для элиты» делал событием чуть ли не важнее премьер. Предположу, что для многих название означает также, что «внутренняя» выставка – генеральная репетиция другой, грядущей, международной, как и положено при нормальной музейной жизни.
Экспозицию сознательно готовили по образу театрального спектакля. Такова, по словам организаторов, концепция. Сперва – как бы артистическая в закулисье, с зеркалом для нанесения грима, книжным шкафом с раритетными книгами о Дягилеве и его балетах, программками на французском, афишами, черными пуантами (по эскизу Бакста) для балерины Тамары Карсавиной, ее же контракт – и факсимиле карандашного портрета Дягилева. Альбом либретто с его комментариями на полях. И афиши, которые после показа спектаклей, естественно, срывали и уничтожали, это вообще раритет, и не будь личного энтузиазма Ларионова, их сохранившего – двенадцати афиш на четырех языках у нас не было бы вообще.
Потом – анфилада одинаковых залов с выгородкой. освященных одному или двум конкретным балетам. Довольно, приходится сказать, монотонно. И, увы, анфилада не театрализована: идея тут больше на словах, чем на деле. На стенах небольшая информация сродни текстам театральной программки: команда авторов и постановщиков, начиная с композитора, кое-какие детали создания, фотографии хореографов и исполнителей. Эскизы костюмов – главное живописное и театральное богатство. В выгородках помешены сами костюмы из спектакля, в зависимости от авторства, по эскизам Бакста, Рериха, Головина, Гончаровой и Матисса.
Я, например, прежде не знала, что одежды героев «Весны священной» сшиты из тонкой шерсти, а не из хлопка. Музейщики рады, если в их распоряжении оказываются одежды из постановок, не пользующихся успехом у публики (как, например, неудачный балет «Синий бог»): тогда сохранность гораздо лучше, ибо износ меньше.
Что еще? На экранах – кадры постановок «Русских сезонов». Интересен черно-белый раритет: австралийская съемка 1938 года, гастроли труппы-преемницы после смерти Дягилева и распада его компании: «Свадебка» с Ириной Бароновой. Позднейшие реконструкции оригиналов и позднейшие варианты, кусками, то есть балеты Мориса Бежара, Пины Бауш, Саши Вальц, Татьяны Багановой, спектакли на темы Дягилева, сделанные в Мариинском театре. Это напоминание о тотальном, на века, резонансе деятельности человека-оркестра.
Далеко не все балеты антрепризы отражены в экспозиции, в том числе и знаковые. Выставка-то собрана из того, что было под рукой. Но и по этим фрагментам (чего стоят одни небывалые – по канонам прежней театральной эстетики – эскизы Гончаровой к «Золотому Петушку») можно проследить креативность Дягилева, который, сам по натуре открытый новому, поощрял то же качество у своих авторов.
Именно в его антрепризе или зародились, или разрабатывались приемы театра 20-го века, от игры с архаикой и десакрализации тайн закулисья (смена декораций самими танцовщиками на публике и переодевания на сцене) до движущихся конструкций и нового типа балетного костюма (в 1929 году костюмами стали репетиционные трико с надписями, обозначающими персонажей). Кое-что из этого сообщается на выставке. Не говоря уже о балетах на современные темы (типа «Голубого экспресса») и балете о репетиции балета (это станет любимым приемом хореографов 20-го века, а у Дягилева такое сделала Бронислава Нижинская в 1926 году, в постановке «Ромео и Джульетты, на выставке есть фото).
А дерзкие композиторы, которые во многом определили облик музыки века! Правда, их музыка на экспозиции не звучит, хотя это можно было устроить с помощью наушников. Есть прецеденты. В то же время – Бородин и Чайковский, которых в антрепризе отнюдь не сбрасывали с корабля современности. И хорошо, что дают информацию о диких по тому времени, но нормальных для наших дней сочетаниях музык: для не поставленного балета «Литургия» предполагались Бах, Перголези, древнерусские песнопения и человеческий топот. Не менее дерзкие хореографы, поощряемые и направляемые Сергеем Павловичем, от Фокина и Мясина до Лифаря и Баланчина. Их, так или иначе, упоминают или показывают на фотографиях.
Что самое хорошее в экспозиции, при всей повторяемости технологического облика – пиетет к главному для Дягилева, к свободе художественного высказывания. Этот король инноваций, как известно, хотел поставить балет без музыки, под ритм шагов танцовщиков, и думал об участии публики в действии, то есть о хеппенинге. Обнажение условности театрального приема как дерзкий вызов традициям «реализма» и новые театральные технологии – любимое занятие многих дягилевских творцов, которое у них переняли потомки, о чем стоит задуматься на выставке.
За кадром, остается, конечно, многое. Но какие ассоциации и воспоминания она навевает! Если, например, смотреть на фотографии. Как мучились дягилевские танцовщики с непривычной музыкой, которую нужно считать (не правда ли, знакомая и ныне ситуация?), Как они, скрипя зубами, осваивали непривычную хореографию (тоже знакомо).
Антреприза Дягилева заложила архетипы компонентов нового искусства танца, их новую, прежде невиданную связь. И породила (верней, продолжила на новом витке истории) эстетику театрального эпатажа и скандала, о чем упоминается на выставке при представлении «Весны священной». А это, как ни крути, явилось движущей силой современного искусства вообще. В то же время выставка показывает, что со временем скандальные поводы всегда становятся рутиной. Пример – та же «Весна священная», которую в 1920 году, через семь лет после шумной премьеры, слушали и смотрели вполне спокойно (правда, это была иная версия зрелища, не Нижинского).
Последний зал – снова закулисье, вернее, «репетиционный зал» с традиционными зеркалами во всю стену и балетным станком. В центре стоит конструкция-фантазия дизайнеров из палок и веревок, на темы балета «Ода», по оде Ломоносова, оформленного художником Павлом Челищевым. На стенах снова висят многочисленные фотографии: тут Данилова, Спесивцева и многие другие, артисты в разных партиях, на репетициях и на спектаклях, причем их позы – па конкретных балетов, и это познавательно.
Послевкусие такое: была великая интернациональная труппа, делавшая великое интернациональное искусство, что не только не исключает, но наоборот, требует внимания к национальным компонентам. Идеальный вариант. Дягилев оставил нам образец свободного творчества. И мир до сих пор учится на его уроках.
Майя Крылова
Музыкальный и балетный журналист. Неоднократно эксперт фестиваля "Золотая маска".