7 мая 2019 в концертном зале имени Чайковского прошел очередной вечер фестиваля вокальной музыки «Опера априори».
У концерта оригинальная программа. Месса номер 2 ми минор Антона Брукнера для хора и духовых инструментов, а во втором отделении – ее «зеркальное» отражение: сочинение современного австрийского творца Клауса Ланга «Красные долины и пурпурные небеса».
Тандему композиторов предшествовала долгая «прелюдия», поскольку такого рода встречи старой и новой музыки – конек организатора фестиваля Елены Харакидзян.
Сотрудничество фестиваля с Лангом возникло в 2017 году, когда пять современных композиторов по заказу написали короткие фрагменты музыки – для пополнения ренессансного Реквиема, сочиненного Жаном Ришафором в память Жоскена Депре. Тогда шестнадцатый век встретился с двадцать первым. В завершенную красоту старого контрапункта влилась современность разной степени “колючести”.
Кто-то из композиторов стремительно волновался., кто-то развесисто медитировал. Кто-то “вскрикивал”в небо, кто-то “шептал” в себя. Кто-то точно знал, что бог есть, кто-то, кажется, не совсем в этом был уверен. Но никто не ушел от вопрошания как главного смысла.
Вопросы были не к формам музыкального прошлого, хотя и к ним – тоже. Вопросы были к духовной проблеме: как соединить то, прежнее, горячее чувство с нынешним, по-любому не столь горячим?
Именно эта эстетическая и мировоззренческая идея, по-видимому, легла в основу и нынешнего концерта. Тем более что Ланг снова был в числе авторов. Существует и техническая причина. В том концерте принимал участие вокальный ансамбль «Intrada», и его руководитель Екатерина Антоненко загорелась идеей спеть что-нибудь, специально написанное Лангом.
В процессе обсуждений возникла мысль соединить Мессу Брукнера и музыку современности. В итоге на московском концерте прошла мировая премьера «Красных долин и пурпурных небес». После Мессы (во второй редакции 1882 года), которую, если у нас и исполняли, то бог весть когда.
Сопоставление встык приводит к любопытным выводам.
Религиозный Брукнер написал музыку в щести частях. – Kyrie, Gloria, Credo, Sanctus . Benedictus, Agnus Dei. Сочинение посвящено епископу Рудигеру, заказавшему его для освящения капеллы Нового кафедрального собора в Линце. Церемония состоялась в 1869 году, Брукнер ждал премьеры три года.
В первый раз эта музыка прозвучала на открытом пространстве. В ней задействованы духовой оркестр, хор a capella и очевидный оммаж традиции: Брукнер избегал барочных украшательств и следовал строгой полифонии а-ля Палестрина, хотя очевидно, что Месса, с ее динамической переменчивостью позднего типа, написана не в ренессансные времена. Современники писали:
«Когда епископ Рудигер закладывал фундамент нового собора, Брукнер начинал возводить собор в музыке».
В 1882 году появилась вторая версия Мессы, немного длиннее первой. Ее и исполняли.
Не зря сочинения австрийца, жившего в девятнадцатом веке, современники называли «готическими соборами» – и впрямь похоже. По неукоснительному стремлению «вверх». По строгости и целеустремленности формы, по изощренности в контрапункте.
Тем более, когда Мессу исполняют такие титаны, как «Intrada», знатоки традиций григорианского пения, которым безукоризненно спеть на восемь голосов – запросто; как ансамбль духовых инструментов Российского национального оркестра, игравший не только максимально чисто, но и с надлежащей «оркестровой» полнотой звука – поистине трубный глас ; как, наконец, дирижер Максим Емельянычев, придавший малому оркестру (гобои, кларнеты, фаготы, рожки, трубы и тромбоны) точную сдержанность, ненасильственную строгость и таинственную многозначность церковного органа.
Так что повезло тем, кто его услышал: 30-летний Емельянычев недавно получил награду International Opera Awards, в этом сезоне выступает со многими зарубежными коллективами, а с сентября станет главным дирижером Шотландского камерного оркестра.
Максим Емельянычев: «Хочется показать себя в разных ипостасях»
Сочинение Ланга, исполненное во втором отделении, в программке не названо мессой. Но обозначено как «временной мост» из позапрошлого века в нынешний, и «смысловая арка», основанная на музыкальном диалоге».
И впрямь, при заказе музыки перед композитором не ставились сакральные задачи, только формообразующие. Музыка должна быть написана – это важно! – для такого же состава исполнителей и быть той же длительности. Но как любой атеист или агностик найдет, чем себя порадовать в религиозной музыке Брукнера, так и произведение Ланга, даром что оно не декларирует ничего, и нет в нем Глорий и Бенедиктусов, на самом деле взывает к нездешнему. Во всяком случае, в нирвану точно можно впасть, слушая эти псевдо-«минималистские» всплески и монотонности, которые без слов поет хор и которые адски трудны для игры духовых.
Никакого дыхания не хватит, чтобы выпустить на волю эти долгие, вязкие мотивы, как, впрочем, и спеть – тоже на 8 голосов – бесконечные и вдруг отрывистые, дискретные, сплошной пуантилизм. а потом – снова тягучие вокализы из одних гласных, глиссандо с расплывчатыми, размытыми началами , похожие на блуждание ежика в тумане.
Для Ланга, как и для Брукнера, важны время (в его протяженности) и качество звука. Время у обоих композиторов, с одной стороны, четко отмерено. У Брукнера – каноническими приемами программной диатоникой и гармонически отмеренными скачками. У Ланга – мерным размеренным рокотом хора, антагонистически подчеркнутым диссонансами духовых. Брукнер, с его и личным, и конфессиональным обращением к богу, точно знал, куда он идет и с какой целью.
Ланг, кажется, не знает, поэтому движение у него – процесс вполне самодостаточный. Композитора куда больше благочестия волнует сонорика, ощущение и проживание звука, его инструментальное и вокальное «ощупывание», акустические эффекты.
Открытая форма времени, его потенциальная бесконечность у обоих композиторов тоже подчеркнуты, хотя совершенно по-разному. Финал Брукнера – протяжное медленное затухание с вопрошанием вечности, и с отголосками в вечность. Финал Ланга – точка, внезапный обрыв, конец вселенского гула и колебаний эфира, схлопывание хрустальных пифагоровых сфер.
Вот как кончится мир
Не взрыв, но всхлип.
Эта музыка, хоть она и зовется Красными долинами, хорошо подкладывается под астрономические ассоциации. Например, под понятие черной дыры. Или непостижимого космоса. И нет нужды говорить, что духовики РНО, хор и Емельянычев играли Ланга не хуже, чем Брукнера. А может даже лучше. Вогнав публику в требуемую медитацию.
Кстати, ее (публику) перед началом концерта попросили не хлопать между частями. Это не напрасное предупреждение: разрывать хлопками «восхождение» Брукнера было бы жаль. Да и взгляд на музыку Ланга как на звучащий космос предполагает то же самое. Представьте, что вы смотрите на ночное звездное небо. (Оно же – пурпурные небеса).
Открылась бездна, звезд полна;
Звездам числа нет, бездне дна.
А в бездне аплодисменты неуместны.
Майя Крылова