Как Шостакович пригодился старой мелодраме.
Концерт в рамках абонемента «Звуковая дорожка. Немые фильмы» прошел в Камерном зале Филармонии.
Этот проект работает не первый год, и зал был полный. В вечерах абонемента соединили просмотр знаменитых, вошедших в историю жанра, фильмов немого кино и «живую» музыку. По идее, тот же принцип, что был в реальности, когда на киносеансах играл тапер.
Профессия была востребованная и многим музыкантам давала возможность заработать на хлеб: например, молодому Шостаковичу. Но есть нюанс. Сейчас звучит не та музыка, которую сто лет назад наигрывали в момент проката. Цель проекта, в котором вечера ведет музыковед и лектор Рауф Фархадов – воссоздать не букву, а дух эпохи, и главное, протянуть ниточки в наши дни. То есть, с одной стороны, добросовестно сопроводить киноленту звуком, а с другой – дать услышать новую музыку в контексте кино и увидеть старое кино в контексте новой музыки.
По словам Фархадова, вначале практиковалась схема «одна эпоха, фильм и музыка».
«В дальнейшем мы поняли, что это нас ограничивает»,
— ибо дает одномерность восприятия, одну смысловую краску. Так музыкальное сопровождение было расширено в диапазоне «конец 19-го века – начало 21-го века», от времени изобретения кинематографа до наших дней. Возникло несколько слоев смыслов, когда и авангард, и пост- авангард, и минимализм, словом, всё, что придумано композиторской мыслью, сопрягаются с начальными опытами кинематографа.
Жанры фильмов в «Звуковой дорожке» могут быть любые. Предыдущий концерт абонемента был посвящен комедии-пародии Макса Линдера «Три мушкетера». Нынешний вечер построен вокруг мелодрамы «Сломанные побеги» (1919). Ее снял великий американский кинорежиссер Дэвид Гриффит, мастер и во многом изобретатель монтажа,
Это фильм по мотивам новеллы английского писателя Томаса Бёрка «Китаец и девочка». Точнее, название нужно переводить сленгово – китаёза. Герой Чен Хуан едет в Лондон,
«мечтая распространить благородное учение Будды на англосаксонских землях».
Но жизнь оказывается суровей мечты, и вместо проповедника возникает мелкий лавочник, курящий опиум. Недалеко от Чена живет боксер Бэрроуз Беттлинг по прозвищу Громила, жестоко тиранящий дочь Люси, «сломанный цветок».
Как-то раз избитая девочка случайно попадает в в экзотическую комнату китайца, и он, тоже «изгой общества», преданно ухаживает за Люси. Пьяный отец узнает об этом, утаскивает дочь домой и доводит до смерти. Китаец бросается следом, но застает девочку мертвой. И вот финал.
«Когда Чен смотрит на молодое лицо Люси, которое, несмотря на обстоятельства, сияет невинностью, и на лице даже есть слабый намек на улыбку, Бэттлинг входит в комнату. Двое долго стоят, обмениваясь злобными взглядами, пока Бэттлинг не бросается на Чена с топором, а Чен в ответ несколько раз стреляет в Бэрроуза из пистолета.
Вернувшись в свой дом с телом Люси, Чен строит храм Будды и кончает жизнь самоубийством, закалывая себя ножом».
В главной роли снималась знаменитая актриса немого кино Лилиан Гиш, с ее лицом ангела и аурой жертвы несовершенного мира. Фильм сделан по принципу «параллельного действия». Боксерские бои и побои в Америке чередуются с картинами жизни Китая и китайского квартала в английском городе. Причем всё искусственное, ибо снято исключительно в павильоне, персонажи-китайцы отличаются отнюдь не китайскими лицами: их играют не азиаты.
Зрителю предлагается включиться в киноигру с условностями, замаскированную под «реализм». Режиссер и теоретик кино Сергей Юткевич сказал, что Гриффит смонтировал фильм
«переключений из мягкофокусного лиризма туманов и вееров в жестко снятый, жестокий мир изуверства».
Все это учитывалось при монтаже живого музыкального сопровождения (тут тоже монтаж, и тоже параллельное действие, что прекрасно подходит к этому приему в фильме).
Таперы когда-то наигрывали, часто импровизируя, что-то подходящее эмоциональному порыву кадров. Типа регтаймов. Теперь музыкальное сопровождение трагической истории Гриффита собрано из «серьезных» партитур композиторов разных времен и народов. От Копленда до Штокхаузена, от Шимановского до Сильвестрова, от Хинастеры до Шельси. Плюс Караев, Раева, Пайбердин и Зятьков.
Бессменный участник абонемента – ГАМ-ансамбль. «Сломанные побеги» – камерный фильм с минимумом персонажей, поэтому камерный ансамбль как нельзя более кстати.
Музыкальный контекст фильму создавали Мона Хаба (фортепиано), Андрей Кравченко (саксофон) и Юлия Мигунова (виолончель). Звучали пьесы Шимановского и Хинастеры для фортепиано, блюз Копленда, фрагмент из пьесы Штокхаузена «В дружбе» для саксофона соло, финал из сонаты Шостаковича для виолончели и фортепиано…
Музыканты показали, как парадоксально воспринимается , например, пьеса № 1 Шельси (из цикла «Три пьесы» для саксофона соло) при картинах Китая. Как страшно и странно, но в пандан к насилию на экране, верховодит виолончель, если смычком ударять по корпусу и брать низкие, «рычащие» хроматические звучания. Или как к сцене самоубийства буддиста (невозможная в принципе вещь!) подходит Пьеса № 4 Сильвестрова из цикла «Китч-музыка» для фортепиано.
…Будущий концерт цикла связан с документальной картиной Дзиги Вертова «Человек с фотоаппаратом». В программе, среди прочего, Пярт и Гласс.
Майя Крылова