В театре «Новая опера» прошла данс-резиденция Татьяны Багановой.
Во второй части фестиваля Екатеринбургская копания «Провинциальные танцы» показала балеты «Сепия», «Синяя борода» и «Девушка с фарфоровыми глазами».
По итогам резиденции ясно, что Баганова может претендовать на звание изобретательного концептуалиста номер один в российском современном танце.
«Сепия»
Этот балет был впервые показан в Москве в 2011 году. Тогда он казался прорывом. Тягучая медитация под тягучую симфонию Авета Тертеряна, засыпанная настоящим песком, производила впечатление откровения. Казалось, что Багановой ведомы тайны мироздания, которые не ведомы никому.
Все движения совершаются в струях песка, сыплющегося из привязанных над сценой емкостей, в терпкой, жаркой атмосфере. Пустыня не пустыня, а кажется, что пот заливает глаза. Тела танцовщиков реагируют на песчаный дождь особой чувствительностью, подстраиваясь под летящие струи и визуально, и психологически.
Невозможно не думать о том, что емкости с песком – песочные часы, отмеривающие время, а движения артистов в соло и дуэтах – переживание пространства в линейке времени. Это танец
«покорности обстоятельствам, скрытого мятежа и чувственности, приправленной силой».
Вычленить истории отдельных персонажей не представляется возможным, да это не нужно: важнее атмосфера общей погруженности в рассыпчатое желтое марево. Но прежде персонажи рождаются из недр хрустящей при разрыве оберточной бумаги, чтобы в конце концов попасть за такую же рыжую бумажную стену. И стать там призраками и тенями.
«Основная идея рассматривать песок как отрицание стабильности не так уж безумна, движение одной восьмой миллиметра, мир, где существование – цепь состояний…».
Это сказал японец Кобо Абэ. А вот что говорит Баганова:
«Песок в спектакле одновременно является средой обитания героев, символом времени и внешним фактором, трансформирующим тело и сознание».
Это ее авторское видение после прочтения романа Абе «Женщина в песках».
Получился не только медатативный, но и визуально красивый спектакль: цвет краски, обозначенный в названии, отсылает к свету и символике золота. Хотя, конечно, японский первоисточник говорит совсем не о золоте и тем более не о свете, а о ловушке, из которой нет выхода, в спектакле жизнь в песке не выглядит попаданием в ад. Когда нога танцовщицы покоится на локте партнера, а женская спина опирается о пятку вытянутой вверх мужской ноги, когда два тела слепо слипаются в одно или перекидываются центрами тяжести, возникает ощущение «звенящей буддийской пустоты и неуловимой (для слов) смысловой самодостаточности». Впрочем, сейчас песок скорее свяжут с сериалом «Дюна».
«Синяя Борода»
Этот новейший опус, сделанный по заказу American Dance Festival в период пандемии, так же похож на сказку Перро, как традиционный перевод названия – на версию, согласно которой синей бороды у злодея-мужа не было, а был выбритый до синевы подбородок.
Переосмысление старых сказок на новый лад – любимое занятие Багановой. Здесь она увлеклась версией писательницы Джойс Кэрол Оутс «Синебрадый возлюбленный», согласно которой жена не нарушила запрет мужа по причине бессердечия и рассудочности (зачем лишаться статуса и положения в обществе ради праздного любопытства?). Фрагменты из Оутс зачитывают на нескольких языках.
Получился спектакль, где Баганова и ее команда, начиная с рычаний швейцарского композитора Рио Вольта, отмечает некий «праздник послушания». В данном случае вас в буквальном и переносном смысле запутывают: на сцене лежит клубок синих шлангов, в которых вязнут танцовщицы (жены Бороды?), и стоит автомат для резки бумаги на полоски, там уничтожают чьи-то портреты. Есть нечто кожаное, похожее и не замочную скважину, и на женскую вагину. В это нечто по ходу дела артисты просовывают лица.
И зачем-то (зачем?) возвышается прозрачный лабиринт в виде горки из детской песочницы. По нему лазают все, и мужчины, и женщины. Там же они целуются, ведь отношения всегда похожи на лабиринт. Сам Борода (видимо, это он) надзирает за действием с экрана на заднике – мылится, бреется, заматывается в синий шланг, смотря на публику. И жует фотографию: ну, такой аналог преступлениям нечестивца, пожирающего жизни.
Танец, конечно, есть, но он как бы спрятан за всеми этими «наверно» и «возможно». То девицы в рыжих и зеленых коготках медленно семенят на полупальцах. То они же прикидываются марионетками, попирая своими ступнями стопы партнеров. То парни молотят женские тела в разного рода перевертываниях и бурных контактах. Еще их обдувают вентилятором. Или обвязывают ремнями (аки волосами из бороды). Кто тут жертва, а кто палач?
Непонятность происходящего, несомненно, входит в авторскую задачу, так что можно не париться догадками. Хитроумие театральных ассоциаций ошеломляет, сводя зрелище к разгадыванию кроссворда и даже к тренировке на IQ. Но когда девица орет «я не могу войти в эту комнату», ей мысленно отвечаешь «не можешь – не входи».
«Девушка с фарфоровыми глазами»
Балет был поставлен по заказу петербургского фестиваля «Дягилев PS” по случаю 200-летия со дня рождения Мариуса Петипа. Это отдаленный парафраз классической «Коппелии», взятый ближе к ужасам литературного первоисточника, гофмановской новеллы «Песочный человек». То есть кукольность действия осталась, но кукла уже не забава, а инфернальное зло. Как и кукловоды.
«Царят детские страхи, мучающие взрослых, и, как сказано у Гофмана, “всякий человек, считающий себя свободным, на самом деле служит страшной игре тёмных сил”». У Багановой –в форме сюрреалистического сна – показаны именно игры сил, как принцип манипуляций и взаимодействий. Кто здесь кукла-автомат, неясно, могут быть и мужчины, и женщины. Или те полу-загадочные, полу-очевидные устройства и детали, в которых запутываются исполнители, нарочно впадающие в психическую и телесную бессвязность.
Повседневность представлена как жуть, искусственность предметов, поглощающих людей – жуть в кубе. Лампочка во лбу или глаза в руках – это как? Тела, то предельно механические, то порывисто рвущиеся из кукольных пут – это что? Снова недоговоренность под видом определенности, любимый прием Багановой. А может, виновата витиеватая сценография Ольги Паутовой, или саунд-трек Артема Кима, зловеще-фрагментарный, рождающий – или подтверждающий – ощущение кошмара. Багановой, с ее точным чувством переживания страха, надо снимать фильмы ужасов. Только бестселлеры и получались бы.
Майя Крылова