В 1958 году, спустя год после запуска Советским Союзом первого спутника и спустя два года после подавления демократического восстания в Венгрии, российский народ на удивление тепло принял молодого американского пианиста по имени Ван Клиберн (Van Cliburn).
Это был высокий и худой молодой человек 23 лет с лицом младенца.
Его восхитительное выступление на первом Международном конкурсе имени Чайковского в Москве погрузило всех в атмосферу коллективной ностальгии, став напоминанием о великом романтическом прошлом России в период мрачной советской действительности. Взволнованные члены жюри консультировались лично с Никитой Хрущевым, прежде чем присудить первый приз Клиберну.
Вскоре после этого произошла встреча Клиберна и Хрущева, во время которой они обменялись любезностями — это была первая встреча подобного рода между представителями СССР и США за довольно долгое время.
«Почему вы такой высокий?»
— просил первый секретарь.
«Потому что я из Техаса»,
— ответил Клиберн.
В своей книге под названием «Подмосковные вечера» (Moscow Nights) Найджел Клифф (Nigel Cliff) подробно описывает эту главу холодной войны, называя ее самым невероятным годом в истории классической музыки. Хотя возникает большой соблазн переоценить культурное и политическое значение этого момента, триумф Клиберна в России стал весьма увлекательным событием, произошедшим в десятилетие ядерных испытаний, шпионских схем и попыток компенсировать отставание по ракетам.
Этот эпизод занимает такое же место в истории холодной войны, какое занимает пинг-понговая дипломатия в сближении президента Никсона с Китаем. Это увлекательная и поучительная история, и г-н Клифф мастерски ее рассказывает.
В основе этого эпизода лежит талант Вана Клиберна, в котором журнал Time увидел сочетание Либераче, Владимира Горовица и Элвиса Пресли. Понадобился всего один молодой человек, обладающий невероятным талантом и наивностью, чтобы сгладить разногласия между двумя странами и продемонстрировать то, что было по-настоящему важным для каждой из них.
Советским слушателям он показал культурное превосходство России: он стал тем американцем, который полюбил русский народ, обнаруживший его гений и назвавший его своим. Американцам, которые встретили Клиберна в 1958 году торжественным парадом на Манхеттене, он показал, что, если Россия может выиграть космическую гонку, то США могут догнать ее в культурной сфере.
Это был момент обмена ролями между двумя противниками, которые сражались за любое преимущество перед соперником. Клиберна назвали «Американским спутником», и в течение некоторого времени он был не менее знаменит, чем первый искусственный спутник Земли, в честь которого он получил такое прозвище.
Клиберн был редким виртуозом. Будучи сыном пианистки, Клиберн выучил сложнейший Второй концерт Рахманинова всего за две недели и сделал еще более сложный Третий концерт центром своего концертного репертуара. По слухам, он занимался так долго и упорно, что стирал пальцы до крови, просиживая за инструментом всю ночь до утра. Ему удавалось соединять высокое искусство со слегка простонародной техасской манерой поведения, которая покоряла и очаровывала его слушателей по всему миру.
«Милая, я пришел учиться со всеми вами»,
— крикнул он через весь зал Розине Левиной (Rosina Lhévinne), педагогу Джульярдской школы. Он запомнился тем, что часто говорил, слегка встряхивая головой:
«Разве это не чудесно?»
Он был, как пишет г-н Клифф, «наивно-искушенным мужчиной-ребенком», и все его любили.
В эпоху, когда на музыкальной сцене господствовали великие немецкие композиторы, такие как Бах, Бетховен и Моцарт, музыкальные предпочтения Клиберна были совершенно немодными. Его влек к себе идеал романтического композитора-виртуоза, он восхищался Листом и Шопеном, а также Рахманиновым и Чайковским.
Рядом с его инструментом стоял портрет Рахманинова и фотография огромных рук этого русского композитора. Руки Клиберна тоже были достаточно большими, и он использовал их, чтобы добиваться особой сентиментальности звучания, добиваться темпа и расставлять акценты так, что порой художественность исполнения, казалось, граничила с дурным вкусом.
Начало Первого концерта Чайковского в его исполнении – сплошь сложные аккорды и драматические паузы – на целых полторы минуты длиннее, чем та же часть в исполнении Марты Аргерих (Martha Argerich). Во время выступлений на сцене он раскачивал головой и поднимал лицо к потолку, передавая зрителям свое эмоциональное возбуждение.
Слушателям это очень нравилось. Группа Beatles никогда не выступала в СССР, но у русских был Ван Клиберн, который часто давал там концерты. Особенно сильно им восхищались молодые женщины, которые бросали ему цветы и кричали: «Ваня!» Это чувство было взаимным.
«Это мой народ»,
— сказал Клиберн, заявив, что у него «русское сердце». Он посылал тысячи воздушных поцелуев и привозил домой бесчисленное множество подарков и безделушек. Он продолжал ездить в Россию до самой смерти, и в моменты наивысшего эмоционального напряжения он обнимал окружающих его людей и целовал их в обе щеки, как это делают русские.
Подобные жесты привлекли внимание ФБР, которое стало следить за Клиберном, чтобы убедиться, что он не попал под влияние советских властей. Однажды Линдон Джонсон (Lyndon Johnson) подумал пригласить Клиберна выступить на правительственном обеде, но сначала решил посоветоваться с Эдгаром Гувером (J. Edgar Hoover). В докладной записке, в которой директор ФБР суммировал их дискуссию, Гувер написал, что
«Ван Клиберн — гомосексуалист… Президент ответил, что многие музыканты, вероятно, гомосексуалисты, и я сказал ему, что очень многие».
Чутье Джонсона его не обмануло: Клиберн не представлял никакой угрозы для США, и его сексуальная ориентация была неважна. Он играл для всех президентов США, начиная с Гарри Трумэна и заканчивая Бараком Обамой незадолго до своей смерти в 2013 году.
В наиболее отрезвляющих отрывках своей книги г-н Клифф показывает, что преклонение перед Клиберном, возникшее после Международного конкурса имени Чайковского, было счастливым исключением. Председателем жюри был Дмитрий Шостакович, который тогда был, возможно, величайшим из живущих композиторов в мире и у которого в результате сталинских репрессий часто сдавали нервы.
Другим участником того конкурса стал китайский пианист Лю Ши Кунь (Liu Shikun), который в период Культурной революции подвергался пыткам и длительному тюремному заключению. Когда спустя несколько лет заключения Мао внезапно его освободил, он приказал ему сочинять «более националистическую музыку» и снова начать выступать с концертами.
Клиберн никогда не получал подобных приказов: он практически полностью прекратил концертную деятельность в 1978 году, став одним из самых известных затворников мира классической музыки, и дал блестящий концерт, только когда Белый дом посетили Михаил и Раиса Горбачевы. В любом случае Клиберн навсегда останется «золотым ребенком» эпохи холодной войны.
Майкл О’Доннелл, The Wall Street Journal, “ИноСМИ”