В концертном зале имени Чайковского прошел последний в сезоне вечер цикла «Весь Стравинский».
Восьмой по счету концерт вел, как и всегда, автор идеи Ярослав Тимофеев. В программе – Сюита номер 2 для малого оркестра, «Прибаутки», «Байка про Лису, Петуха, Кота да Барана» и «Пульчинелла».
«Почти вся музыка Стравинского этого периода существует как балет», а что не балет, то музыка все равно «телесна, мышечна, мускульна», она рождена из движений пальцев по клавиатуре»,
— сказал Тимофеев. Это период, когда увлечение русской народной музыкой и литературой сменилось вниманием эмигранта к западноевропейским традициям, и как раз балет «Пульчинелла» стал рубежом перехода. В то же время растет интерес Стравинского к камерному (а не огромному) составу оркестра. Поэтому не случайно, что выступить в этот вечер было предложено Московскому камерному оркестру Musica Viva во главе с Александром Рудиным.
Ему пришлось сыграть вроде бы совершенно разную по типу музыку, но опусы объединяло не только ее качество, но и характерная для Стравинского острота подачи материала. С остротой у оркестра возникли проблемы.
Сюита номер 2 для малого оркестра – семиминутный конгломерат, возникший из легких фортепианных пьес, которые Стравинский написал для своих детей. Почти все они носят «цирковой» характер, с привкусом (одновременно) наивности переживания, легкости выражения и искушенности инструментовки вкупе с «дикой» политональнотью.
«Сначала я написал Польку»,
— вспоминал Стравинский.
«Это карикатура на Дягилева, которого я видел цирковым дрессировщиком, щелкающим длинным кнутом».
И возникла технически несложная, но откровенно сатирическая музыка, парад-алле с фанфарами (труба, тромбон и малый барабан), глумливыми духовыми, взвизгами струнных, шустрым галопчиком с фаготом под занавес и отголосками «шарманки». Перкуссия тут такая, что кажется, будто кто-то бежит вприпрыжку, а кто-то грузно топает. Сейчас бы сказали, что это музыка для мультика, но писалась она для кабаре.
Оркестр все это воспроизвел, причем с видимым удовольствием. Но грех «академизма», которым оркестр снабжал неакадемичного Стравинского на этом концерте, незримо витал над фривольной партитурой.
«Прибаутки» – основанный на попевках и скорогороворках короткий вокальный цикл с характерными типажами. Тут и запойный пьяница, и бравый хвастун, вояка-полковник, и некая Наташка, и загадочный тоскливый Старик с зайцем. Тексты-присказки автор взял из сборника сказок Афанасьеа, причем, как уточнил Тимофеев, Стравинского интересовало не столько содержание, сколько «звуковая игра слов».
Музыковеды с восторгом пишут, что звук кларнета в эпизоде про пьяницу точно имитирует бульканье льющейся водки. Состав оркестра (четыре струнных и 4 духовых) – результат эксперимента по слиянию попевок с авангардистским звучанием. Солист, Николай Землянских, старался, но опять-таки авангардизма в пении было мало. Как будто арию из оперы пел. Ну почти.
«Байка про Лису, Петуха, Кота да Барана», притча о борьбе простодушия с хитростью и сказка о «наказанной жадности», которая у Тимофеева вызвала ассоциации с Бременскими музыкантами, стала известна миру после премьеры в труппе Дягилева. Ведущий восторженно вспоминал, какие люди делали балетно- акробатическую пантомиму, «веселое представление с пением и музыкой»: Бронислава Нижинская, Михаил Ларионов и Наталья Гончарова.
Трагикомическая «Байка» попала в руки (то есть в голоса) Ярослава Абаимова, Давида Посулихина, Даниила Князева и Алексея Кулагина. Стравинский так смешал темы ханжества (псалмодия) и хищничества, так виртуозно варьировал музыкальный метр, так остроумно поставил границы между частями (тремоло малого барабана), так тонко вставил в звучание цимбалы а-ля гусли, так заразил (выражение одного музыковеда) диатонику «гармоническими бесчинствами», что гротесковое многоголосие должно было бы стать вишенкой на торте.
Но не стало, ибо оркестр банально заглушал вокалистов. Да, «мощные удары на сильную долю» и «энергия, как в рэпе» (характеристика музыки Тимофеевым) были, но невыстроенный баланс помешал понять слова «Байки». Да и вообще, если прав Тимофеев, и композитора в текстах интересовало звучание слов, то именно звучания слов, к сожалению, почти и не было.
Второе отделение отдали балету с пением «Пульчинелла». С нее начался Стравинский–неоклассицист. Композитор взял музыку Перголези и нескольких других авторов (увертюра, например, заимствована из трио-сонаты Доменико Галло) и создал оммаж позднему барокко.
Это сейчас авторские обработки старой музыки – обычное дело, а сто лет назад слушатели, попросту говоря, обалдели. Даже новатор Дягилев, который, как сказал ведущий, цитируя Стравинского,
«ходил с видом оскорбленного восемнадцатого столетия».
Им ответил сам композитор:
««Пульчинелла» была моим открытием прошлого, прозрением, благодаря которому стала возможной вся моя поздняя работа. Конечно, это был взгляд назад — первый из многих любовных романов на этом направлении, — но это был и взгляд в зеркало. Ни один критик тогда этого не понимал. <…> Люди, которые никогда не слышали об оригиналах или не интересовались ими, кричали «святотатство». <…> Мой им всем ответ был и остается тем же : вы уважаете, а я люблю».
В общем, темы музыки тут старинные, гармонии и состав оркестра – современные, многоходовая интрига о любви смешливая, а в итоге хэппи энд. Плюс ритм танца, ибо это балет, для которого композитор переделывал оперные и инструментальные фрагменты.
Пели Эльмира Караханова, Ярослав Абаимов и Алексей Кулагин. Солистке ощутимо не хватало артистического энтузиазма, и даже выражение ее лица было скучным. Какая уж тут комедия дель арте. Какая игра в старинный театр. Сорок минут безразличия.
По мнению Тимофеева, в этой партитуре Стравинский установил союз дионисийского начала с аполлоническим. Возможно, Ницше бы с этим и согласился, но не в случае нынешнего исполнения.
Увы, я не услышала никаких музыкальных идей, возникающих в процессе игры. Но возникало постное впечатление, будто из салата с майонезом убрали майонез и заодно – все специи.
Александр Бенуа говорил о «соблазнительной форме» этого произведения, о том, что
«затея связать культ музыки Перголези с каким-то издевательством над нею же удалась Стравинскому в высшей мере… Выверт, гримаса, но и нечто, что можно уподобить гениальной музыкальной клоунаде».
Но соблазна в звучании как раз и не было, как и гримасы с вывертом, и клоунады. Все, вплоть до сальтареллы, прозвучало без необходимой терпкости и дерзости. А как без нее, если главную тему ведут, например, труба с тромбоном, а соло контрабаса – как жестокое танго? И «Пульчинелла» — продолжение (пусть на ином материале) темы балагана, заданной Стравинским еще в «Петрушке».
Вряд ли оркестр и дирижер тоже оскорбились за восемнадцатое столетие. Просто немного не совпали с музыкой. Бывает.
Майя Крылова