В Концертном зале имени П. И. Чайковского оркестр «La voce strumentale», хор и артисты Нижегородского театра оперы и балета п/у Дмитрия Синьковского представили концертное исполнение оперы «Пиковая дама».
Постановка Валерия Фокина, которой театр отличился в прошлом году, осталась в родных пенатах, а москвичам пришлось довольствоваться концертным исполнением.
Но это плюс, а не минус — наконец-то можно было отдохнуть от навязчивости режиссерских идей и насладиться именно музыкой. В этот вечер конкретно в оркестре была сосредоточена вся сила и смысл прочтения оперы. Прочтения абсолютно нового, даже новаторского. Дирижер-творец Дмитрий Синьковский оживил забронзовевшую Даму Пик и партитура заиграла новыми красками.
Во-первых, маэстро поднял темпы, что сочинению пошло на пользу. Правда сделал он это весьма дозированно — лихорадочности, которая присуща трактовкам Александра Лазарева и Феликса Коробова в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко счастливо удалось избежать. Так что ощущения «каши» не возникало — и слава Богу. Интерпретация получилась очень тонкой, графичной и умеренно рациональной.
Специалист по барокко и классицизму, Синьковский не смог пройти мимо эпизодов, написанных Чайковским в виде стилизации. Оттого именно они звучали совершенно по-особому — порой, с абсолютно измененными штрихами, акцентами, динамикой. С какой любовью и тончайшей нежностью флейточки выпевали залигованную квинтоль шестнадцатых в дуэте Лизы и Полины! А четверку терций перед этим тактом дирижёр слиговал по две на снятии — типичный прием исполнения музыки классиков.
В отдельную симфонию теперь сложилась 3 картина, с её культом старины. Разделим ее так: Первая часть — интродукция и хор, Вторая — адажио, ария Елецкого, Третья, центральная, большое скерцо — пастораль «Искренность пастушки».
И Финал — хор-приветствие императрицы. Здесь Синьковскому удалось передать поистине моцартовский колорит. Прозрачная, шелестящая артикуляция благородных струнных, ажурная вязь у деревяшечек и величественные клики медных духовых, которых Синьковский порой специально выводит вперёд. Отмечу детальную проработку динамики с нетипичными для нашего уха здесь динамическими градациями — внезапными вилочками, приёмом контрастности сопоставления звучности.
В пастораль «Искренность пастушки» для придания «аутентичности» дирижер ввел в партитуру клавесин(!), который сопровождал практически все номера этой интермедии. Также он ввёл в партитуру новые инструменты – две барочные трубы и четыре натуральные валторны. И вот, мы словно оказались внутри изысканной старинной рокайльной гравюры, в которой рассказывается о столь наивной, но прелестной истории Прилепы, Миловзора и Златогора.
Чайковский боготворил Моцарта, и ход, придуманный Синьковским воспринимается как особенный знак. Это своего рода галантный поклон от дирижёра в воображаемом парике и камзоле двум гениям. Для пущего колорита дирижер вставил мелизмы в проведение основной темы дуэта в финале у деревянных духовых (типичный приём украшений мотивов у композиторов-классицистов).
Впечатлило и то, как маэстро решил первые 12 тактов 5 картины. Хорал струнных звучал не как погребальное пение в православном храме (привычная ассоциация), а как фрагмент из реквиема классической эпохи.
Показал Синьковский и оркестровую красоту тех мест, которые обычно дирижёры игнорируют. Для этого, например, в начале заключительной сцены оперы (первые 34 такта) маэстро даже намеренно отодвинул вокалистов на задний план.
Достойным союзником Синьковского выступил хормейстер Эдуард Пастухов — его подопечные звучали очень ровно, с отличной дикцией (даже можно было разобрать слова и это праздник, который не всегда нам могут обеспечить столичные труппы) и чёткой фразировкой. А вот артисты, подобранные на главные роли, за парой исключений, радости не принесли.
Приглашённый солист, ныне всем известный тенор Иван Гынгазов — совсем не тот Герман, которого хотелось бы услышать. Да, у него большой голос, причём не самого красивого тембра, но нельзя же пользоваться им на полную катушку каждую секунду! Верхние ноты в исполнении Гынгазова производят впечатление громких хлопков.
Казалось, что Иван поёт какую-то другую, причём итальянскую, оперу, но никак не Петра Ильича. Все эти ужимки, излишняя страсть напоказ, даже странная брутальность в «Пиковой даме» вообще ни к чему. А ещё он влюблён в себя — какие тут чувства к Лизе, мания, сумасшествие? Сплошное позерство…
Двойственное впечатление оставила Екатерина Ясинская, певшая Лизу. Очень милая хрупкая девушка с симпатичным тембром, но никак не для Лизы. У вокалистки лирическое сопрано, но для этой партии нужен более тёмный, матовый и драматический голос.
Формально она со всеми сложностями справилась, все спела и взяла. Но слышно, что певица слишком нажимает, форсирует голосом, когда берёт верхушки. Это очень опасно — голос может начать быстро стареть, появится качка, тремоляция и другие дефекты. Возможно, Екатерине стоит прислушаться к собственным внутренним ощущениям и, может быть, отказаться петь эту партию. А так, думаю, она прекрасная Татьяна и Иоланта.
Порадовал Константин Сучков в партии Томского — блестящий звук, выпуклая подача, артистизм и харизма.
Настоящим открытием стала Наталия Ляскова в партии Графини. Эта артистка привлекает внимание сразу, как выходит на сцену — в ней есть определенный магнетизм и даже эксцентричность. Но голос — настоящее сокровище, чистый бархат, очень гибкий и благородный тембр. Отдельная похвала за замечательную артикуляцию, понимание того, о чем она поет, насыщенные, но вместе с тем не вываливающиеся низы. Словом, интерпретация сложилась.
Ошеломляющее впечатление произвела Яна Дьякова в партии Полины-Миловзора. У девушки уникальное высокое меццо-сопрано, красивейшее по своей окраске и огранке. Слушая романс Полины в её исполнении, мне вспомнились интерпретации Надежды Обуховой, Марии Максаковой. У этих меццо, певших в Большом театре в основном до 1950-х годов, были очень высокие и солнечные голоса.
Так вот, у Яны именно такой феноменальный тембр. И даже окончание первой фразы прозвучало фонетически в духе старой школы: «Подруги милыЯ».. Фантастика!
В пасторали «Искренность пастушки» с девушкой все стало ясно: её чудный Миловзор дал понять, что певица специализируется на музыке эпохи барокко и классицизма. Посему «классицизм» исполнения, к которому стремился Синьковский, был идеален.
Филипп Геллер