Четыре одноактных балета, которые никогда не шли в России: такова программа Postscript, которая прошла на Новой сцене Большого театра.
Это не премьера ГАБТа, но проект, где в центре – прима Большого Ольга Смирнова, она участвует в трех из четырех номеров. Организаторы пригласили к участию самых известных хореографов мира, делая упор на разность авторских кредо. Мы увидели постановки Алексея Ратманского, Уэйна Макгрегора, Сиди Ларби Шеркауи и тандема Пол Лайтфут – Соль Леон.
Главной премьерой вечера станет балет «McGregor + Mugler» – невероятная коллаборация двух визионеров от искусства из мира танца и высокой моды», зазывал анонс вечера. Действительно, невероятная: такие имена.
Но самый разрекламированный балет оказался и самым пустым. Внешне эффектным, даже трескучим, но в общем, бессмысленным. Единственная фраза, услышанная мною в антракте при обсуждениях балета «И что?». Не лучшая награда за обилие золота и серебра на танцовщиках, изображающих некие блестящие механизмы, которые потом, судя по перьям на разных частях тела, из неодушевленных тел становятся одушевленными. Жар- птицами, видимо.
Впрочем, задумка была красивее:
«Здесь он (Мюглер) возвращается к любимой теме женоподобного андроида, подарив танцорам рептилоидную кожу, лица-маски и гривы-ирокезы и облачив в зеркально-сияющие латы киборгов».
Электронная музыка с «индийским» колоритом, сперва «продвинутая» (с элементами творчества искусственного интеллекта), потом традиционная, с «милотой», не смогла скрыть очевидного. Подиум – не театральные подмостки, и то, что, возможно хорошо смотрелось бы там, на сцене выглядело гламуром, недалеким и плоским.
Основанная на классике хореография дуэта и двух соло почти потерялась среди «архитектурных излишеств». Какие, к богам, па, если глаза слепит сияние драгметалла?
Несомненное мастерство Смирновой и ее партнера, премьера ГАБТа Дениса Савина, тоже не особо помогло: сперва им пришлось изображать что-то холодное и брутальное, потом что-то оттаявшее и теплое. Без видимой задачи и видимой цели. Такой выпендреж вдвоем.
К счастью, следующий номер- «Фавн» Сиди Ларби Шеркауи – показал, как творчески можно обыграть в танце не только вполне литературную тему, но и тему с большим культурным бэк-граундом. Современный хореограф поставил «Фавна» к столетию дягилевских «Русских сезонов», как оммаж знаменитому балету Нижинского.
К музыке Дебюсси добавлена электронная музыка британского композитора Нитина Сауни, и вставка органична, потому что туманно-утробные звуки – как бы отголосок стихийной животности фавна и нимфы (Вячеслав Лопатин и Анастасия Сташкевич соответственно).
Поистине нечеловеческая, сложнейшая координация, которой наделен Фавн, дается Лопатину так органично, что диву даешься великолепному мастерству. Телесная «волна», «гуттаперчевые» конечности, многообразная работа тела на полу, акробатика с эротикой – все захватывало в этом вязком, пряном орнаменте. Сташкевич, на чью долю выпала смесь пластической опасливости с последующим самозабвением, была достойна партнера.
«Воспоминание о дорогом месте» – балет-квартет, поставленный Алексеем Ратманским в 2012 году. Ратманский, как всегда, очень музыкален и изобретателен в работе с классической лексикой, находя (хотя это сложно) какие то незатасканные обороты и комбинации. Привычные па автор балета совмещает в неординарное целое и получает на выходе утонченную пластическую систему. И заметна его фирменная черта: придавать бессюжетному танцу почти неуловимый оттенок повествования.
Исполнители – Екатерина Крысанова, Якопо Тисси, Ольга Смирнова и Артемий Беляков, кто в платьях цвета палой листвы и увядания, кто в черном, выражали чувства в меланхолическом Размышлении и несущемся Скерцо, не имея лирического эпилога. И как выражали!
Все в этом балете обрывается на полуслове. Словно ветер дул на сцене и в зале, сперва мягкий и изменчивый, потом – сильный и напористый. И финал, где замирают в разных позах две пары.
До этого – пуанты трепещут, руки заламываются, улыбки то вянут, то расцветают, высокие поддержки – как прелюдия к расставанию или к привязанности навеки. Синхронность гармонии сменяется асинхронностью разлада, малая толика пантомимы лишь подчеркивает выразительность танца, а чеховские «подводные течения» в неоклассической пластике удачно накладываются на нервно-слезную исповедь музыки Чайковского.
Финал – «Postscript» Пола Лайтфута и Соль Леон на музыку Филипа Гласса. Зрелище, черно-белое визуально и многообразное по эмоциональным оттенкам.
Как и в балете Ратманского, сюжета нет, но он и есть. Собственно говоря, это балет о расставании. Во всех смыслах слова. Буквальное ли это расставание или мысленное, и по какому поводу, не имеет значения, важно, как люди себя ведут и что чувствуют. Особенно, говорят Лайтфут и Леон, когда нужно что-то произнести напоследок, а слова не находятся, или находятся с трудом.
Вот скрипка с роялем у Гласса и выясняют отношения, и, благодаря навязчивой повторяемости минимализма, это (через танец) выглядит как ситуация, в которой не хватает смелости сказать что-то окончательно.
Танец тянется и тянется, пленительно разворачиваясь в декорациях: слева белая стена с нотными листами, и скрипачка играя, медленно идет вдоль стены, от листа к листу; справа – черный рояль в черной стене, пианист в черном почти и не виден.
Исполнители (тоже в черно–белых костюмах) создают блестящий по глубине переживания оксюморон, ясно выражая неопределенность.
Балет – словно подсмотренная в замочную скважину частная душевная жизнь, воссозданная по позднейшим воспоминаниям, в пластическом смятении. Пластика тут ломкая, как непрочные отношения, и одновременно протяжная, как невозможность расстаться. И даже форма па-де- де и па- де-труа, собирающихся или тающих в лучах локального света, как образ несостоявшихся пар и любовных треугольников, которые зашли в тупик.
Браво, Ольга Смирнова и Артемий Беляков, Екатерина Крысанова и Денис Савин, Анастасия Денисова, Вячеслав Лопатин и Артур Мкртчан. Вы мастера по высказыванию невысказанного.
Три из четырех балетов удачны, и все исполнители отменны. Это высокий уровень. И, хотя в афишу Большого театра проект вряд ли войдет, планируются показы по стране, что еще важнее.
Майя Крылова