Международный фестиваль балета «Мариинский» включил в афишу вечер «Мастерская молодых хореографов».
Это был один из последних спектаклей перед закрытием театра на карантин. «Мастерскую» транслировали из театра.
Мариинский театр не впервые проводит такие вечера, давая возможность начинающим или просто молодым постановщикам пробовать силы. Это общепринятая мировая практика. Тем более существенная, что танцевать призваны танцовщики высокого класса одной из лучших на планете балетных компаний.
Существенно и то, что дефицит хореографов, ставящих, ощутим во всем мире. И не так уж важно, каков будет постановочный результат: проба пера – необходимое и достаточное условие. Конечно, заманчиво поискать среди молодых хореографов будущих гениев. Но куда важнее соблюдать принцип «дорогу осилит идущий». Надеясь, что количество перейдет в качество. Что периодически и происходит.
Семь номеров программы объединены общим подходом авторов (часть из них – сами артисты театра): сочиняются танцы для исполнителей с классической подготовкой. При том, что совсем не обязательно наличие пуантов, пор де бра и выворотности. Зато общую координацию тела от вертикали никуда не спрячешь. БОльшая часть авторов это качество использует напрямую.
В открывшем программу номере «Touch the Light” на музыку Филипа Гласса участвуют шесть человек. Среди них звезды – Екатерина Кондаурова, Ксандер Пэриш и Мария Хорева.
Хореограф Илья Живой пригласил на постановку художника-видеографика со звучным именем Покрас Лампас. Тот придумал мультимедийную игру на заднике: на белом фоне возникают «рисунки тушью». Но не сами по себе, а мановением рук танцовщиков. И в то время как на экране расцветает райский сад, в музыке как будто слышится птичий клекот.
Графический балет и балет телесный сливаются в «двойном» танце. В игре черного и белого клубится все: руки ноги, торсы и головы. И это при акробатизме высоких поддержек.
Миниатюра под названием «Тише» на музыку Александра Карпова поставлена Полиной Матряшиной. Звучит живая музыка, и дуэт Вероники Селивановой и Василия Ткаченко медитирует, не сходя с места. В музыке что-то скрипит и стучит, как старая мебель, и тем загадочнее безымянные персонажи. (Митряшина рассказала, что основа танцев – опус Анны Николаевой «Люди, звери и бананы»).
Кто эти угловатые, нелепые и обаятельные чудики? С шестой позицией ног с завернутыми внутрь носками, как у фокинского Петрушки. Это же знак уязвимости. Такой же знак, что в «Игре», мини-балете о случайности выбора (хореограф Максим Петров, композитор Дмитрий Селипанов). Тут разыгрываются варианты вероятности: четверка танцовщиков из расклада карт узнает, кто будет сегодня танцевать.
На премьере оказались задействованы две девушки, а их партнеры просто сидели. Причем кто танцует – всегда сюрприз для самого хореографа.
Тема света и тьмы снова возникла в «Ускользающем свете» на музыку Франка. Синие и лиловые одежды танцовщиков, пластические намеки на ритуалы прошлого, с поклонами и томными провисаниями дам на руках кавалеров. Всплески активности, сменяющиеся призрачным затишьем. Пробеги на пуантах и большой пируэт. Недолгие объятия и финальное пребывание романтического героя в квадрате света. Такой вот призрачный бал- 2 хореографа Алины Красовской (моя аналогия с балетом «Призрачный бал», когда-то поставленном в Москве). Сама Красовская говорит о высшем свете (в духовном смысле), ускользающем от нас в суете дней.
«Пьесы-фантазии» Дмитрия Пимонова вдохновлены музыкой Рахманинова. Но особым образом. Андрей Ермаков, Мария Ильюшкина, Елена Евсеева и Оксана Скорик разыгрывают сцены из жизни некоего композитора (явно не Сергея Васильевича). Композитор в длинном фраке с огромной розой в петлице поочередно танцует с тремя то ли музами, то ли видениями, навеянными музыкой. Сперва – нежная дама в розовом платье 19- го века, с ней танец уютный и банальный. Потом – декадентка во фраке и блузке, с голыми ногами, тут острые коленки, хищные броски и прочие жестокие романсы. И наконец, дама в ярко-красном, видимо, призрак революции или эмансипации.
В музыке – стаккато, в танце – тоже. Будет и соло композитора, пробующего на зуб испанские мотивы Рахманинова. В финале четверка пародирует «Аполлон Мусагет» Баланчина, музы уходят, а их предводитель ничком падает возле рояля. Да-да, тут есть и пианист, сидящий за инструментом посреди стопок книг, свечей и нот. Последние в какой-то момент взлетают в воздух. От бурных страстей, надо полагать.
Еще один номер Максима Петрова, «Русские тупики – 2» – редакция его же прежних «Русских тупиков» на другую музыку. Какие-то узнаваемые, но не конкретные типажи, плюс скамейка, вокруг которой разыгрываются наивные, но нешуточные страсти, Надежда Батоева и Константин Зверев в своих танцах как бы интеллигентны, вторая пара как бы простовата. Но все выясняют отношения. Лирически и сатирически.
Музыка Настасьи Хрущевой, с аллюзиями на Чайковского и Стравинского, подыгрывает словесному манифесту: «Петербургский балет как он есть, русская зима как она есть, дорога, тоска, Дед Мороз, к луне передом, к солнцу задом».
Что касается финального номера под названием «Фарфор», он посвящен балету как таковому и сделан на музыку Глинки. Причем с оркестром в яме. А почему фарфор?
Во-первых, это из коллективного стихотворения, написанного к премьере «Жизни за царя». «Веселися, Русь! Наш Глинка —уж не Глинка, а фарфор!» Во-вторых, по мнению хореографа Александра Сергеева, танцовщики Мариинского театра – тоже драгоценный фарфор.
В хореографии смешаны разные типы и эмоции движений, от цитат из «Лебединого озера» до плясок на музыку «Арагонской хоты». В финале на сцене сложили фамилию композитора из букв на огромных щитах.
И судя по тому, как лихо исполнители отчебучивали «ковырялочки» русского танца и как благородно управлялись с классическими па, создавая оммаж российскому балету, он, балет, находится в надежных ногах.
Майя Крылова