Девятый международный фестиваль современной хореографии, основанный Дианой Вишневой, проходит на нескольких сценах Москвы и Петербурга.
Сохраняя базовые принципы (мультикультурализм стилей и традиций танца во всем мире), «Контекст» меняется и развивается.
В этом году фестиваль проходит не в сжатые сроки, а почти три месяца, и вместо конкурса молодых хореографов планируется вечер российской хореографии: организаторы справедливо рассудили, что каждый год новые таланты могу и не появляться, поэтому поддержка на этот раз будет оказана участникам «Контекста» прошлых лет. А конкурс, призванный открывать новые имена, пройдет, по плану, на будущих «Контекстах».
Программу нынешнего смотра открыли гастрольный спектакль FN, одноактные балеты «Шут» и «Шахерезада» и спектакль «Бумажный человек».
FN – продукт эстонской компании Fine5 dance theatre. Маленькая труппа существует уже 30 лет, Ее художественные принципы: движение само по себе красноречиво и не нуждается в подпорке сюжетом.
Конечно, они не одни такие на мировом пространстве, но эстонцы, во-первых, проводят этот принцип с упорной последовательностью, а во-вторых, последовательность не мешает брать за основу что-то сугубо социальное, как источник вдохновения, но не как повод для буквального «отанцовывания». Не приходится удивляться, что сейчас труппу вдохновил ковид. Вернее, его последствие – изоляция.
На заднике – видео с монологами людей, сидевших взаперти: некая дама меланхолически режет капусту на кухне и сообщает нам, что время на изоляции течет иначе, чем на свободе, а танцовщица, рвущаяся двигаться, преподает по зуму гимнастику, не сходя с дивана.
Перед экранами – пластические монологи и общие танцы, формально ничего общего с рассказами не имеющие. Компания и хореограф Рене Ныммик правильно решили, что одиночество бывает не только в пандемию, оно – в метафизическом смысле – присуще людям от века. Так что исследование феномена плюс размышления на темы разрушенных и воздвигнутых барьеров, соревнования всех с друг другом, пределов прочности нашего терпения и прочего такого же серьезного, упомянутого в буклете, трансформируются в исследование «как тело отзывается на все это?».
Артистов интересует лишь внутреннее переживание стресса, каким бы он ни был. По форме это закрепленная импровизация: хореограф создавал балет в сотрудничестве с исполнителями. И упоение телесными возможностями на фоне фонограммы из топота и команд на параде, маршей и лирических интерлюдий.
Исполнители в белых майках и трусах резво перемещаются по сцене. Их кроссовки – как трамплины, а руки и плечи – как нервные окончания. Волосы ниже пояса тоже харизматично танцуют, у одной из исполнительниц. Полуспортивные – полутанцевальные комбинации, дансинг и спортзал вместе, тело то пульсирует, то корчится, то бьется о пол или отжимается на нем.
Возможно, в этом нет новизны, но всерьез искать ее не стоит: какая новизна, если искусство сплошь и рядом собирается нынче как пазл прошлых находок? Нужно просто выбирать из имеющегося. Эстонцы выбирать умеют. Нужен бунт тела в рамках ограничений? Естественная разминка для замкнутого пространства? Ищешь танцевальные и пластические средства.
Второй танцевальный вечер прошел в музее. ГМИИ имени Пушкина предоставил Итальянский дворик для композиции «Бумажный человек» хореографа Павла Глухова. Это моноспектакль, название которого отсылает к истории эволюции: в преамбуле так и написано. Человек умелый, человек прямоходящий, человек работающий, человек разумный. И даже по латыни, как положено. Автор задался вопросом, нет ли в современном человеке всех четырех стадий. А может, мы движемся назад, к первобытности?
Понятно, что ответ Глухов (как и зрители) знал заранее. Движемся, а как же. Исполнителю (Васко Насонов, он же соавтор танцев) оставалось лишь проиллюстрировать заявленный тезис. Что он добросовестно, даже с огоньком, и сделал.
Сперва долго выпутывался из гор оберточной бумаги. Потом ловко ломал и перекидывал тело в разных ракурсах, осваиваясь в незнакомом мире, чему способствовала (фоном, как сейчас принято) музыка-смена ритмов Василия Пешкова. Затем постигал суть понятия «одежда», когда галстук – уже не змея, готовая напасть, а часть прикида. Но после долго «занимался сексом», то есть резко двигал бедрами. Строил «дом» из рулона.
И наконец, с помощью постановщика, вмешавшегося в действие как наглядный демиург, обрел гуттаперчевую (но настоящую) женщину без лица, которой герой сперва рад и с ней вальсирует, а потом не знает, как избавиться от женских удушающих объятий. Разве что самому ее задушить. А затем, стащив штаны, бегать на четвереньках. В общем, энтропия и турбулентность. Адам убил Еву и одичал. А потом, бедняга, залез под линолеум на полу и умер. Назидательно и конкретно.
Балеты «Шут» и «Шахерезада» приехали в Москву из Пермского оперного театра. Оба – репертуарные спектакли, поставленные бывшим главным балетмейстером театра Алексеем Мирошниченко. В афише «Контекста» они потому, что главную партию в «Шахерезаде» танцует Диана Вишнева, даром что к современному танцу постановка практически не имеет отношения (гаерно-пародийный «Шут» на музыку Прокофьева, видимо, дополнение до полноценного вечера в двух отделениях и расширение знакомства с пермским балетом).
Алексей Мирошниченко: “В хореографии мне хочется говорить по-русски”
Балет «Шахерезада» создан по мотивам биографии Фарах Пехлеви, последней шахини Ирана (поэтому название спектакля на музыку сюиты Римского-Корсакова изменено в написании). На момент создания балет экс-шахиня (архитектор по образованию) жила в эмиграции и, когда к ней обратились из России за разрешением, с изумлением и волнением его дала. Как рассказывает Вишнева,
«в моей практике это впервые, когда спектакль основан не на некоей вымышленной, фольклорной или абстрактной истории, а на реальных исторических фактах».
Мирошниченко сочинил картинный дайджест по биографии, смешав буквальность с условностью и сделав упор на отношения с мужем, шахом Реза Пехлеви (его танцует американская звезда Марсело Гомес). Экзотика костюмного Востока в зеркале классики (тут – неоклассики) – типовой прием старого балета. Мирошниченко такая эстетика очень близка, хореограф не отступил от традиции, а Вишнева – от умения украшать своим танцем все, что исполняет.
В одноактное представление вошло многое – успехи любви и свержение иранской династии, и все это – воспоминания Фарах в старости о юности, свадьбе и коронации, а затем о начале революции и изгнании. Особо эффектна сцена военного парада в честь 2500-летия Персидской империи. Ее когда-то приказал устроить шах. В эпизоде участвуют десятки человек в исторических костюмах, приглашенные артисты киномиманса, «повторяя позы и жесты с барельефов фресок, повествующих о походах царя Дария».
Много и другого, предельно наглядного. Вот серые фигуры с барельефов (бессмертные лики прошлого) танцевально обрамляют лирический дуэт шаха и шахини. Они не только символизируют вечность, но и шустро поворачивают декорации.
Вот гости на приеме у шаха аристократически дефилируют по сцене. Вот пестрят молодежными подробностями картинки Парижа конца пятидесятых годов, там училась будущая шахиня. В Иране танцуют гончары и чеканщики, разносчики воды и ткачи ковров, девушки с кувшинами и вуалями. Потом они же будут наступать на главных героев, закольцовывая круг и гневно потрясая кулаками. Вот шах мимически коронует любимую жену, надевая ей на голову роскошную корону. Вокруг мелькают секретари, телохранители, придворные дамы и офицеры. А вот Фарах Пехлеви в изгнании перерезает ленточку на открытии выставки персидской культуры. Лента в музее – зеленая, как орденская ленточка давно покойного шаха.
Впереди на фестивале « Контекст» – Nafs («Эго») хореографа Нурбека Батуллы, и футуристическая, как ее анонсируют, постановка Pasionaria испанской компании La Veronal. А также мастер- классы, большая кинопрограмма фильмов о балете и танце, среди которых – история мужественного американца Билла Шеннона, танцующего на костылях, репортаж о том, как «три десятка танцоров хип-хопа, брейк-данса и крампа берут штурмом Оперу Бастилии» в «Галантных Индиях» Рамо, фильмы о Твайле Тарп и Элвине Эйли.
Плюс первый этап издательского проекта фестиваля – книга о Пине Бауш, переведенная с немецкого. Она называется «Танцтеатр Пины Бауш: искусство перевода», посвящена изучению Танцтеатра Вупперталь и
«описывает то, что, казалось бы, невозможно описать: методы работы» легендарного хореографа».
Майя Крылова