Оперу Моцарта «Дон Жуан» показал на московских гастролях Красноярский театр оперы и балета имени Дмитрия Хворостовского. Показ прошел на Исторической сцене, и это первое из двух оперных названий гастролей, еще – «Лакме».
Почему именно этот Моцарт (премьера театра в 2021 году)? А в честь Хворостовского, который многократно пел и Жуана, и Лепорелло на разных сценах мира. За дирижерским пультом в Москве стоял Кристиан Кох. Это изначально был международный проект. Теперь из многих иностранных участников выступил лишь австрийский маэстро.
Оркестр у него заиграл совершенно не зловеще и даже не многозначительно, хотя начало увертюры наполнено обеими эмоциями. Там же с первых нот есть шаги Командора и зов Рока. В дальнейшем дирижер придерживался все той же умеренности и аккуратности. Никаких претензий к формальному качеству его работы: все разведено и сведено должным образом. Но чувств, на мой вкус, не хватало. Слишком ровно. А какой «Дон-Жуан» без эмоций!
Декорации (Ренате Мартин и Андреас Донхаузер) устроены на поворотном круге, и представляют квадраты-прямоугольники городских домов с глухими окнами. Между домами – условный уличный лабиринт. Для режиссера Михаэля Штурмингера «Дон-Жуан» – городская опера, и город, с его повседневным снятием человеческой «самости», способствует трагической развязке истории. Наказанный развратник тут как бы часть ненаказанного общего разврата. Как пишет режиссер, дома в его спектакле словно движутся и меняют очертания, а люди слепо бродят по улицам. Как «бродит» и история дона Жуана.
Впрочем, на практике это выражалось в противоходе шагающей массовки с движением круга. Как ни крути, а простым способом создана визуальная динамика. Упомянутые же в режиссерской декларации «необузданные вечеринки» оказались вялыми выходами той же массовки, скучно стоящей на месте или так же скучно не месте топчущейся. Какой грех! Даже намека нет. Общие сцены – слабое место австрийского режиссера, не знающего, на самом деле, что с делать массой (и хором) на сцене.
Расклад персонажей вполне типичен для современных версий «Дон-Жуана», если говорить о женских образах: они у режиссеров часто снижаются. Донна Анна ту сама бросается на шею «насильнику», а потом врет окружающим, что ее изнасиловали. Церлина быстро уступает соблазнителю, потом тоже врет, что ее заставили. Эльвира – единственно честная, поет, страдальчески обнимая парик Жуана, но у режиссера ясно неумна: ее зачем-то заставляют симпатизировать недалекому Лепорелло, который, вместе с хозяином, над Эльвирой гнусно насмеялся.
Честен, как ему изначально положено, дон Оттавио, с его однообразной собачьей преданностью. Как и простец Мазетто, такой же лузер в любви. Правда, главный герой в Красноярске не выставлен положительным, что нынче бывает нередко – мол, в толпе унылых филистеров он один яркая личность. Нет, тут он, хотя и храбрец, но очевидный злодей и эгоцентрик, слепо летящий в ад, и кара его неминуема.
Спектакль идет, в общем, ни шатко ни валко, не отвлекаясь на особые сложности, и ловишь себя на мысли, что можно было бы и отвлечься. Налет предсказуемости довольно толст. Но финальная сцена сделана с интригой, так, что не совсем понятно: то ли Командор сам пришел, как ему положено, то это «потрясающий страшный маскарад» (слова режиссера), который устроили мстители. Во всяком случае, покойник вокально призывает бабника к раскаянию из оркестровой ямы, а темные молчащие фигуры в проеме двери на сцене, закидывающие дона Жуана черными плащами – компания обиженных.
Но сперва лысый Лепорелло в очках будет назидательно сообщать, что «квадрат – это не круг», нагло лапать знатных дам (каков господин, таков и слуга) и с ворчанием пособничать кудлатому хозяину в ярко-красных ботфортах, а тот – своевольничать все больше, упиваясь безнаказанностью.
Определить время и место действия не представится возможным (это тоже распространенный прием). Одежды так и сделаны: что-то от старины, что-то от наших дней. Ведь мир везде и всегда не обходится без донжуанов. В любом случае трагикомедия Моцарта-да Понте потеряла у режиссера право на слово «комедия», ибо смешное из спектакля исчезло, совсем. Идея мщения вышла на первый план, это и подчеркнуто нарочитым окружением грешника жертвами в финале: героя-любовника загнали в ловушку, словно волка на облаве.
К сожалению, приходится говорить о недостатках вокала. Голоса трех солисток (донна Анна – Анна Авакян, донна Эльвира – Дарья Рябинко, Церлина – Виолетта Гришко) имели сходные проблемы: неровность регистров, тяжесть в движении по диапазону, чем выше, тем проблемней, минимум инструментальности и, увы, перманентная фальшь.
К счастью, в «Дон Жуане» не обошлось без хорошего дона Жуана: Севастьян Мартынюк был убедителен и голосом, и в актерской игре. Этакий эгоцентрик без тормозов, провоцирующий свою погибель. В этом – певческом и актерском – смысле Лепорелло (Сергей Теленков) держался на заднем плане. Как и подобает слуге.
Оттавио (Александр Нестеренко) щеголял долгим дыханием и приятным тембром. Мазетто (Рауф Тимергазин), басивший хоть и не совсем в моцартовском стиле, басил увесисто и крепко. Жаль, что режиссер мало что поставил всем театрально, так, сценический минимум.
И неплох был Командор (Сергей Самусев), палач греха, от которого всё зависит: правда, нельзя сказать, чтобы он был очень грозен, Но если это розыгрыш мстителей, то какой есть.
Майя Крылова