26 ноября 2020 года в Рязанской филармонии впервые выступит один из триумфаторов XVI Международного конкурса им. П. И. Чайковского пианист Константин Емельянов.
В преддверии клавирабенда, на котором прозвучат произведения Ж. Ф. Рамо, Л. ван Бетховена и П. Чайковского, музыкант рассказал пресс-службе филармонии о том, с какими сложностями ему пришлось столкнуться на Конкурсе, каким должен быть идеальный инструмент и почему период самоизоляции для артиста стал порой для новых открытий.
Концерт пройдет при поддержке Министерства культуры РФ в рамках программы «Всероссийские филармонические сезоны».
– Константин, вы впервые выступите в Рязани. Какие мысли возникают у вас перед встречей с новым городом, новым концертным залом и новой публикой?
– Я действительно впервые выступлю в Рязани. Когда выступаешь в новом городе, ты еще не знаешь ни инструмент, ни акустику, и ожидание всегда волнительно. Но это волнение радостное, потому что у меня много знакомых музыкантов из Рязани, с которыми я учился и дружил. Я знаю, что в вашем городе очень большие традиции классического исполнительства и культуры.
– Ваши родители не были музыкантами, однако, как обстояли в семье дела с интересом к музыке?
– Папа у меня радиоинженер, а мама – биохимик. Но когда я был маленьким, мы ходили на концерты. Когда кто-то приезжал, мы покупали абонементы в Краснодарскую филармонию и слушали разных музыкантов.
Но, к сожалению, в Краснодаре не такая насыщенная концертная и гастрольная жизнь. Поэтому основной культурный опыт я набирал уже в Москве, когда поступил колледж при консерватории, поскольку количество концертных площадок, театров и культурных событий в столице абсолютно несопоставимо с Краснодаром.
Константин Емельянов: «…не ограничивать себя какими-то традициями и клише»
– Интересно, что заниматься музыкой вы начали благодаря бабушке: она взяла вас за руку и повела в музыкальную школу…
– На самом деле я сам захотел, чтобы меня отвели в музыкальную школу. Мне было тогда пять лет. В детском саду у меня были развивающие уроки музыки. Педагог-воспитатель, который их проводил, играл на пианино. Клавиши были у меня на уровне глаз, и меня завораживало, когда клавиши то опускались, то поднимались.
Это было первое яркое впечатление, визуальное. И я попросил, чтобы меня отвели заниматься на этом инструменте. Но отвели меня не с какими-то профессиональными целями на будущее, а для общего развития, как и многих других детей, чтобы, как говорится, на улице не болтался.
– А чем-то, помимо музыки, еще занимались?
– Много чем занимался: ходил на академическую греблю, языковые курсы, в музыкальной школе много пел в хоре, а в общеобразовательной школе постоянно участвовал в каких-то олимпиадах по биологии, географии, русскому языку…
– В какое время к вам пришло осознание, что вы хотите стать профессиональным музыкантом?
– Осознанное желание заниматься музыкой пришло в колледже, курсе на втором, когда я понял, что ничем другим, ни с какой другой профессией, не хотел бы связать свою жизнь. В моем случае это был абсолютно осознанный выбор.
– Вашими педагогами были известные музыканты: Ольга Мечетина, Александр Мндоянц и, конечно же, легендарный Сергей Доренский. Будучи из их учеником, что вы взяли от каждого педагога?
– Я всегда старался взять от каждого педагога лучшее, конкретно то, что нужно тебе. К сожалению, в этом году Сергея Леонидовича не стало. Это большая потеря, потому что нет больше возможности прийти к нему, сыграть новую программу, поволноваться, получить ценные советы…
К счастью, я продолжаю общаться с Ольгой Евгеньевной Мечетиной, стараюсь приходить к ней и показывать новые программы. Это мне помогает. И, на самом деле, это очень важно, чтобы у музыканта были такие люди, к которым можно прийти всегда, услышать их авторитетное мнение и получить дельный совет.
– Шестнадцатый Конкурс Чайковского, прошедший в 2019 году и принесший вам третью премию, в определенной мере решил вашу судьбу. Спустя время, когда эмоции улеглись и понимание произошедшего перешло на иной уровень, какие бы советы вы дали тем, кому только предстоит пережить конкурсные страсти?
– Тут трудно что-то советовать, потому у всех разные психотипы, все очень индивидуально: у кого-то более крепкая нервная система, которая позволяет с легкостью пережить эти конкурсные волнения; кому-то это дается тяжело, и я знаю примеры, когда перед выступлением у людей случались панические атаки. Единственный совет, который я могу дать: готовиться как можно добросовестнее, в частности, максимально возможно обыграть на сцене ту программу, которую собираешься представить на конкурсе.
– Что тяжелее всего вам далось на Конкурсе?
– Самым тяжелым было справляться с волнением и сохранить концентрацию сил от первого до последнего тура. Конечно, это все усугублялось тем, что в 2019 году конкурс проводился достаточно компактно. Мне помогало то, что я старался полностью абстрагироваться от всего, кроме исполнения программы.
Я старался ограничить все контакты с внешним миром на время конкурса, потому что любой обмен энергии, любая коммуникация с людьми, даже с близкими, – это трата ценного ресурса. Ведь в такие моменты необходимо сконцентрировать все имеющиеся силы. Поэтому я выбрал такой режим экономии энергии.
– Хотели еще раз испытать на себе подобный «марафон»?
– Мне кажется, что испытать весь этот конкурсный стресс никто не хочет. Это действительно очень тяжело. Не только физически, но эмоционально и психологически. Это огромный груз. Мне кажется, что на это согласиться можно только в том случае, если жизнь вынудит. Но все-таки добровольно никто не пожелает испытать такое заново.
– Самое сложное для лауреата такого престижного конкурса начинается все-таки после объявления результатов: жесткий гастрольный график, требующий постоянного тонуса, но и чреватый «выгоранием». Удалось ли выработать какой-то оптимальный распорядок жизни?
-Да, я стараюсь подстраиваться под предложенный график: где-то можно больше порепетировать, а когда-то лучше перед концертом отдохнуть. Это приходит с опытом. В первую очередь, что помогает избежать «выгорания», – это регулярное выучивание новых произведений.
Мне кажется, что «выгорание» наступает тогда, когда ты играешь одно и то же. Нужно стараться расширять репертуар, ведь общение с новыми произведениями вдохновляет.
– Сколько времени вам нужно заниматься, чтобы находиться в хорошей исполнительской форме?
– Иногда трудно бывает заниматься из-за постоянных концертов, перелетов. Бывают дни, когда заниматься не получается или «занимаешься» прямо на репетиции и на концерте. Если есть свободный день, то лучше позаниматься как можно больше. Иногда это может быть шесть часов, восемь часов… Все зависит от графика и общего состояния. Потому что, когда возвращаешься после большого концертного тура, то нужно позволить организму немного восстановиться.
– Лучший отдых для вас?
– Лучший отдых – это сон. Ничто не восстанавливает и не помогает лучше, чем сон. Смена деятельности – это, конечно, прекрасно, но для того, чтобы действительно восстановиться, надо просто хорошо выспаться.
– Как для вас прошел период самоизоляции?
– Период самоизоляции прошел достаточно плодотворно. По крайней мере, я старался провести время с достаточной пользой. Главное, что в этот период я окончил аспирантуру Московской консерватории: дописал свой диплом и защитил его. Все происходило через онлайн-платформы.
Мне кажется, если бы у меня был плотный концертный графики и не было бы этого «перерыва», возможно, у меня в этом году просто не хватило бы времени, чтобы окончить аспирантуру.
– Любопытно, что музыкальным приобретением этого периода для вас стал цикл «Времена года» Петра Ильича Чайковского. И не менее любопытно, что ранее в вашем репертуаре не было ни одной пьесы из цикла.
– Как-то так получилось, что я не играл раньше «Времена года». Я играл другие пьесы Чайковского из других разных опусов. В музыкальной школе педагог не давал мне их для разучивания, а в училище и в консерватории в первую очередь старался выучить вещи, которые нужны для развития в данный момент. А «Времена года» – это такая музыка, мне кажется, к которой стоит обращаться, когда есть уже какой-то опыт, какое-то мастерство, чтобы ощущать в ней достаточную долю свободы.
– К «Временам года» обращались многие выдающиеся исполнители… Чувствуете ли себя в определенной мере «ответственным перед историей»?
– Когда я берусь за какое-то очень известное сочинение, я не думаю о каком-то грузе ответственности. В этом произведении, мне кажется, можно бесконечно открывать что-то новое. Каждые ее слышит по-своему. Тут не стоит себя ограничивать себя какими-то клише, стереотипами, и стараться максимально открыто реагировать на эту музыку, как будто ты слышишь ее в первый раз.
– Есть ли произведения, которые вы не стали бы играть сегодня, на данном этапе вашей творческой жизни?
– Есть много музыки, которую я бы не стал играть сейчас. Но это не значит, что она мне не нравится. Есть такие произведения, которым нужно посвятить большое количество свободного времени, в них нужно полностью погрузиться. Хотя я очень хочу сыграть эти произведения. Это, например, «Гольдберг-вариации» Баха и «Вариации на тему Диабелли» Бетховена.
Екатерина Мечетина: «В самоизоляции происходят какие-то необъяснимые вещи»
– С 2019 года вы являетесь артистом Yamaha. Каким, по вашему мнению, должен быть идеальный инструмент?
– Идеального инструмента не может быть в принципе, так же, как и не может существовать идеальной акустики и идеального исполнителя. Нужно просто услышать и понять все особенности инструмента, его достоинства и недостатки.
На самом деле, самые интересные инструменты, на которых мне приходилось играть, были далеко не идеальными, но у каждого были свои интересные особенности. Иногда приходится «на ходу» что-то придумывать и даже менять интерпретационные моменты, звуковые ощущения. Это очень интересно. Поэтому самый лучший инструмент – это разные инструменты.
Одним из лучших роялей, который я встречал в своей жизни, был рояль фирмы Yamaha, на котором я играл на конкурсе Чайковского. Его специально привозили из Японии.
Конкурс имени Чайковского: на каких роялях играют участники?
Этот рояль – абсолютно феноменальный. У него был свой собственный красивый тембр. Он очень «контролируемый», он не мешает тебе, наоборот, ты вместе с ним. Ты вступаешь с ним в хороший контакт.
– А как вы относитесь к электронным аналогам фортепиано? Сможет ли электронный инструмент стать полноценной заменой живого фортепиано?
– Электронные инструменты точно не смогут заменить живые. Конечно, сейчас технологии ушли вперед, многие электронные и гибридные инструменты стали максимально похожими на живые инструменты. Но это как с разницей между живым концертом и записью: студийная запись может быть феноменального качества, но все-таки эту живую реверберацию, которую дает акустика зала, невозможно передать с помощью записи.
Так же и с электронными инструментами: каким хорошим он не был, есть все равно большая разница между натуральным и синтезированным звуком в пользу натурального.
– И напоследок. Каким бы вы хотели видеть мир академической музыки в будущем?
– Честно говоря, я не знаю, каким бы я хотел видеть академической музыки в будущем… Но в нынешних условиях можно сказать, что хотелось бы, чтобы он в принципе продолжал существовать. В мире сейчас ситуация достаточно непростая. И, мне кажется, что нам просто нужно максимально сохранить нашу сферу в том виде, в котором она существует.
Пресс-служба Рязанской филармонии