20 лет в Большом театре – немалый срок, а для должности руководителя пресс-службы самого известного театра страны тем более.
Катерина Новикова — человек, искренне влюбленный в свою работу, в театр, в жизнь. В своём интервью она рассказала, как оказалась в театре, об особенностях своей работы и о том, чем и как сейчас живет Большой.
— В этом году у вас две круглые даты: и личный юбилей, и 20-летие работы в Большом театре. Для начала хотелось бы поздравить вас с днем рождения, и пожелать прежде всего здоровья, и чтобы улыбка никогда не сходила с вашего лица. На всех фотографиях, во всех видеоинтервью, вы всегда улыбаетесь, это поразительно…
— Спасибо. Думаю, это благодаря моим родителям. Мне очень повезло. Наверное, так уже можно говорить, когда дойдёшь до юбилея. И правда, мои родители совершенно чудесные, уникальные люди. Я у них один ребёнок, очень балованный. Они считали, что в детстве надо человека баловать (что и делали), ведь неизвестно, что потом будем. Ссылаясь на опыт страшных 30-х годов, мой папа утверждал, что те, у кого было счастливое детство, в жизни всё гораздо легче переносят.
— Значит, вы пример той системы родительства, когда детям позволяют всё?
— Скорее очень любят и занимаются. Со мной очень много в детстве занимались: и папа, и мама. Водили на музыку, на английский язык, в художественную школу, в бассейн, конечно, в театры. Мой папа сейчас — художественный руководитель театра Комиссаржевской, тогда он был завлитом.
Это, наверное, близко тому, что делаю я, но в музыкальном театре такой должности нет. Тем более в Большом. А моя мама работала (и сейчас продолжает) в Союзе театральных деятелей.
— А об актерской карьере вы мечтали?
— Конечно, мечтала, у нас же дом был очень театральный, каждый день были гости, артисты, всегда полно было интересных людей. Стать актрисой — это была идея fix моего детства.
В старших классах пошла в ТЮТ (Театр юного творчества, который существует в Петербурге при Дворце пионеров) и там моим главным достижением было бегать с копытами за задником, изображая скачущую лошадь. Тогда я окончательно осознала, что у меня нет яркого актерского таланта.
https://www.classicalmusicnews.ru/signdates/bolshoi-theater-founded/
— Вы говорите об этом без сожаления?
— А нет никаких сожалений! Я очень счастлива, и чувствую себя вполне воплощенным человеком. Конечно, в любой профессии, и в творческой, если нет таланта, то чему-то всё-таки можно научиться каждому. Можно научиться рисовать, петь, можно развить какие-то данные, но всё равно до определенного уровня. Если нет природного дара — прорыва быть не может.
Чтобы быть актёром должны совпасть две вещи: феноменальный талант и сумасшедшее желание. Надо жизнь положить. Это должно быть призвание. Иначе в этой зависимой (от режиссера или худрука ) профессии искать себя не стоит.
Это не было моим призванием. Но потом, когда я училась уже на театроведении, я поехала в Америку на курсы актёрского мастерства. Мои родители отправили меня в центр Юджина О’Нила, чтобы хорошо выучить английский — это была первая задача. Её мне выполнить удалось. Но одновременно стало еще очевиднее, что хорошей актрисой я не стану.
На первом прослушивании я там начала петь песню «Остров невезения», которую мы с моим другом Виктором Минковым, нынешним директором театра «Приют комедианта», разучили накануне моего отъезда в США (он мне помогал, чтобы я хотя бы в ноты попадала). Я стала эту песенку петь, и на втором куплете дама, которая нас отсматривала, сказала: «А что, эта песня вообще не кончается?» Видимо, наслушалась достаточно!
— 20 лет вы работаете в Большом театре — как начался ваш путь здесь? Ведь вы — питерский человек, и, насколько я знаю, очень любите родной город.
— До Большого я работала в Санкт-Петербургской филармонии, а еще до неё — три сезона в Мариинском театре.
Когда ушла из Мариинки, не знала, что будет со мной дальше. Только твёрдо поняла, что оттуда уже надо уходить. В Филармонию меня пригласил Темирканов, но при всем моем обожании маэстро, сразу стало понятно, что место замдиректора, оформляющего визы и таможенные декларации — совершенно не моё. И в это самое время вдруг в моей жизни возник Большой театр.
— Они вас сами позвали?
— Да. Сейчас, спустя 20 лет я думаю, как мне повезло — в таком относительно юном возрасте оказаться в Большом театре. В 1990-2000 гг. наша страна переживала какие-то титанические смены эпох и давала возможность на разных ключевых позициях оказываться молодым людям. Когда наш бывший директор Анатолий Геннадьевич Иксанов (руководитель Большого театра с 2000 по 2013 гг. — Прим. ред.) сюда пришел, ему было 48 лет.
Когда Владимир Викторович Васильев был вынужден покинуть театр, то и предыдущий пресс-секретарь Марина Панфилович ушла вместе с ним. И сама должность пресс-секретаря была очень новая. Ведь в Советском Союзе (с пятью газетами) пресс-секретарь в качестве отдельной единицы был не нужен.
А в новейшее время уже было не так: стали думать — кого взять на эту новую должность? Меня знали, потому что я три года была пресс-секретарём Мариинского — единственного театра, который в России может равняться с Большим. Меня и коллеги, и журналисты знали.
Анатолий Иксанов: “Для меня счастье, если в Большой стоят очереди за билетами”
— Вы сразу согласились?
— Ну, меня в это время еще в BMW звали на работу, и я уже ездила в Германию и прошла 14 собеседований за три дня. И в Москву я не собиралась. У меня всё стабильно было в Питере, я обожаю этот город. Я думала: приеду, посмотрю, мне интересно было. Переезжать совсем не собиралась.
Но когда я уже оказалась в Большом театре, когда я вышла на Историческую сцену в тёмном зале, увидела эту люстру, которая так мерцает в темноте… это было решение мгновенное, принятое на сцене Большого театра. Мне стало очевидно, что отсюда уйти невозможно. Слава Богу, «услышала» свою судьбу.
— Вы сразу поняли, что это то место, где вы хотите остаться?
— Я вообще ничего не думала, я просто начала работать. Конечно, мне было легче от того, что за моей спиной уже был Мариинский театр. Там я была первым пресс-секретарем в истории. Нужно было с нуля разобраться в этой деятельности. А здесь я уже знала, как всё происходит.
Но масштаб работы в Москве и масштаб работы в Мариинском театре сравнить невозможно. Ведь в то время в Петербурге сколько было телевизионных каналов? Это сейчас много (плюс появились филиалы самого Мариинского в регионах), а тогда было около трёх камер, редко больше.
Единственный раз, когда их была тьма — это когда Владимир Путин, в качестве и. о. президента приезжал в Питер встречаться с Тони Блэром на премьере опере «Война и мир» (благодаря Андрону Кончаловскому я тогда поняла, что значит мощный пиар ход).
Приехал московский президентский пул журналистов. Я впервые увидела что это такое — что-то невероятное. Целый автобус людей, множество камер. Увидела, как люди из администрации с этим пулом президента работают. Потому что когда у тебя одна камера или две, ты, конечно, можешь учитывать все пожелания, и с каждой камерой работать индивидуально. А когда у тебя 20 камер, они должны следовать тому режиму, который ты для них выстроишь. И в тоже время они должны получить все нужные материалы. Тогда для меня это был такой разовый мастер-класс.
— Свой первый рабочий день в Большом помните?
— Я помню только, что меня начали со всеми знакомить. И представляли всех с именами и отчествами. Я думала, что вообще их никогда не запомню. Три тысячи человек и они не кончаются (смеется).
— Три тысячи человек вам представили в первые дни работы, но понятно дело, что их еще больше. И среди них — артисты, которые подчас обладают непростым характером. Как удается ладить со всеми?
— Я несказанно благодарна этому месту, которое, как магнит, притягивает творческих, талантливых людей. Благодаря Большому театру в моей жизни появились такие знакомства и друзья, о которых можно только мечтать. Юрий Николаевич Григорович, Елена Васильевна Образцова, Майя Михайловна Плисецкая. Настоящее счастье — моя дружба с такими людьми, как Ролан Пети, Джон Ноймайер, Джордж Бенджамин, Пьер Лакотт, Дэвид Холлберг.
Но если говорить про артистов Большого театра, с которыми я здесь работаю каждый день, то со всеми работать легко, особенно если они чувствуют твою искреннюю любовь к ним и заинтересованность. Моя должность особенная: мне не нужно биться за роль, я ничего ни с кем не делю и ничего не решаю, лишая или давая партии в спектакле. Поэтому могу со всеми быть в ровных, хороших отношениях.
Я очень уважаю труд этих людей, всех, кто здесь работает и выступает. Уважаю их талант, преданность своему делу.
Владимир Васильев: «Возможно, записи моих выступлений когда-то будут вызывать улыбку»
— Рабочий день ненормированный?
— Совершенно ненормированный, и жизнь как-то даже тяжело делить на рабочие и нерабочие дни. Очень везёт в жизни тем, кто занимается тем, что любит. Тогда тебе не нужно думать, когда заканчивается рабочий день.
Я просыпаюсь по утрам с радостью, потому что впереди меня ждет Большой театр. Если я в Москве, то я очень редко не прихожу на работу, какой бы день недели ни был.
— Мне говорили, что вы знаете пять языков.
— О, это преувеличение! У меня хорошие английский и французский.
Мне повезло, что мои родители (которых в Советском Союзе дальше Болгарии не выпускали) почему-то были оптимистами и надеялись, что когда-то мы все будем путешествовать. А может быть, думали, что я в крайнем случае книжки почитаю. Поэтому меня с детства учили английскому, а потом отдали во французскую школу, и у меня ещё дома были очень хорошие педагоги… И вот французский, английский у меня действительно свободные. А потом в моей жизни возник японский.
— Вот это поворот!
— Да, мне рассказали в шутку о курсах японского под Осакой. Но я решила, что этим предложением нужно воспользоваться. Поэтому я поехала на 9 месяцев в японскую деревню изучать язык и сделала действительно большой прогресс за это время. Но японский язык очень-очень трудный.
Я знаю достаточно, чтобы заселиться в гостиницу, заказать еду или просто куда-то доехать. Но не вести трансляции из Большого театра, где я говорю по-английски и по-французски — мой японский не позволил бы мне так свободно рассказывать о балете. Правда, поскольку язык очень редкий, а Большой театр часто ездит на гастроли в Японию, главный бонус оказывается в том, что среди молодых артистов балета мой авторитет благодаря этим знаниям всё время растет (смеется).
— Самое яркое событие в Большом для вас какое?
— Я не чувствую никакого подведения итогов. Нет такого вопроса, что я уже 20 лет в Большом и что дальше? Каждый день совершенно как новый. В моей профессии нельзя почивать на лаврах — всё время что-то меняется, возникают какие-то новые обстоятельства, и нельзя сказать что ты уже всё изучил, всё знаешь, всё это прошёл.
Но конечно, если обернуться, самый яркий и самый важный момент в жизни Большого театра (и, соответственно, в моей, потому что она идёт параллельно) — это открытие Исторической сцены после завершения реконструкции и реставрации. Подлинное чудо, что удалось эту реконструкцию закончить, ведь это почти стало долгостроем.
Слава Богу, спасли восхитительное здание Исторической сцены. И вот проживая тогда те дни, мы понимали, что это, наверное, в нашей судьбе самое главное событие.
Дмитрий Черняков поставил потрясающий концерт-открытие. На подмостки Большого выходили наши звёзды и приглашённые артисты. В один вечер на сцене были Светлана Захарова, Натали Дессей, Дмитрий Хвороствоский.
Приехало очень много людей: иностранные гости — Жерар Мортье, Карла Фраччи, Бриджит Лефевр; были живы многие выдающиеся артисты — одновременно в театре присутствовали и Вишневская, и Плисецкая, и Образцова. Это был незабываемый день.
— Не могу не спросить о том опыте, который до недавнего времени еще никто не переживал — о днях карантина и о том, какова обстановка в театре сегодня.
— У нас было морально тяжелое время, когда наши артисты не могли ни выступать, ни заниматься, ни музицировать, и все работали удаленно. Это было трудное время. Но балетные почти сразу объединились в класс, который давал Генадий Янин (потом наши педагоги тоже начали виртуально заниматься). Я к этому классу тоже подключилась, без камеры, конечно. Было приятно присоединиться, потому что отсутствие человеческого общения, когда ты ни о ком ничего не знаешь, оказывается, очень давит.
А сейчас обстановка в театре очень хорошая. Во-первых, потому что сейчас мы работаем. Хотя зрителей всего 25%, но спектакли всё ещё идут, идут полномасштабно, мы не вынуждены, как в некоторых других театрах расставлять далеко хор, разделять артистов на сцене. Джон Ноймайер говорил, что у него в Гамбургском балете дуэты сейчас танцуют только семейные пары, по-другому нельзя — социальная дистанция…
У нас всё, как обычно. Сейчас прошёл блок спектаклей «Садко» — колоссальная постановка, в которой на сцене очень много людей присутствует, и мы состав не уменьшили, всё было как в премьерные дни.
Также все большие балеты наши идут. График прежний: все приходят утром, занимаются, есть вечером спектакли, есть много дебютов. Прекрасную идею смог осуществить Махар Хасанович (Вазиев — руководитель балетной труппы Большого театра — Прим. ред.), начав сезон с премьеры одноактных балетов разных хореографов .
Конечно, в театре усилены все меры по дезинфекции помещений: после каждой репетиции — влажная уборка, проветривание и так далее. Сейчас всех обязали по театру ходить в масках. Посторонние не могут зайти на территорию без теста на ковид.
Если кто-то заболевает, то сразу определяется круг контактов, все сдают тесты и при малейшей опасности уходят на карантин. Много людей переболело. Сейчас примерно 80 человек болеет, но на коллектив 3000 человек это не такая большая цифра, по крайней мере, она не растёт.
— Когда появился указ о 25% зрителей в театре, директор Большого Владимир Урин сразу заявил, что работать с заполненным на четверть залом будет нерентабельно.
— Это нерентабельно, и с точки зрения экономики, не работать — лучше, потому что ты не вызываешь людей на работу, не платишь за контракты и так далее. Если не показывать спектакли, то таких расходов нет.
А в художественном плане, конечно, лучше работать. Артист должен выходить на сцену, должен играть, должен чувствовать зрителя, это его жизнь. То, что происходит в стране, в мире, это, конечно, достаточно депрессивно, и непонятно какой оттуда и когда выход. Но мне кажется, что любимая работа всех держит в тонусе.
Дженнет Арльт, телеканал “Культура”