2 марта 2023 в легендарной «Травиате» Аллы Сигаловой и Евгения Колобова в Новой Опере партию Виолетты впервые исполнит солистка Саратовского театра оперы и балета Иране Ибрагимли.
С артисткой встретился Филипп Геллер и узнал, для какого конкретно голоса написана заглавная роль, почему спектакль Новой Оперы до сих пор шокирует не только зрителей, но и артистов, и в чем изюминка этой постановки.
— В одном из интервью вы сказали, что партия Виолетты написана как будто для трех разных голосов. Что вы имели в виду?
— Тогда мне казалось, что первая часть партии написана для лирико-колоратурного сопрано, более тяжелому голосу непросто провернуть этот материал. Вторая часть как будто создана для лирического голоса. А окончание — для драматического тембра.
Сейчас я сама исполняю Виолетту с легкостью, так как мой голос изменился. Мне в ней комфортно.
— Как вы считаете, для какого все-таки голоса создана эта партия?
— Для крепкого лирического сопрано с хорошими и свободными верхними нотами.
— Чем трактовка Виолетты в спектакле Новой Оперы, отличается от ваших предыдущих интерпретаций?
— Все прошлые постановки «Травиаты», в которых я участвовала, были классические. В Сыктывкаре хороший спектакль, его ставил Борис Борисович Лагода, он много в меня вложил.
В Саратовском театре оперы и балета мне удалось спеть Виолетту пока что только один раз, я буквально «запрыгнула» в их «Травиату» с одной репетиции.
С Новой Оперой совсем другая история. Туда я попала благодаря прослушиванию, меня пригласили выступить в спектакле Аллы Сигаловой. В него я ввожусь под руководством Марианны Автандиловой. Мне отправляли записи этой постановки, чтобы я с ней предварительно познакомилась, посмотрела мизансцены.
— Ваши первые впечатления от нее?
— Сначала у меня был шок… От цветовой гаммы, от образа главной героини. Но я смотрела эту запись не как зритель, а сразу как артистка, чтобы понять как тут надо работать.
Меня поразило, что каждой вокальной фразе тут соответствует определенное движение, вообще, спектакль очень живой.
— Как вы готовили роль на репетициях?
— Мне очень повезло с Марианной. Она неравнодушный и безумно талантливый человек. Я ценю каждую нашу репетицию — Марианна по-настоящему работает с артистом, очень детально все объясняет, благодаря этому становится понятен замысел постановщика. Когда ты настолько углубляешься в роль, никаких «конфликтов» просто не может быть.
— Ваше отношение к купюрам, которые сделал Евгений Колобов в опере Верди?
— Купюры меня не смутили. В этом спектакле у меня не возникает ощущения, что не хватает какой-то музыки. Все очень оправданно. Колобов наполнил оперу Верди новым содержанием и смыслом.
«Бэла Андреевна Руденко убрала все мои зажимы»
— Поговорим о вашем творческом пути. Вы одновременно учились на экономическом и вокальном. Как так вышло?
— Родители меня поддерживали в занятиях вокалом, особенно мама. Но мне поставили условие: хочешь — пой, но получи еще одну специальность. Я так мечтала стать профессиональной певицей, что серьезно подготовилась и поступила одновременно в Мерзляковку и РГУ имени И. М. Губкина.
Мне было очень нелегко совмещать занятия математикой, экономикой, вокалом и сольфеджио. Но я очень рада, что получила экономическое образование — пять лет работала в офисе, и параллельно училась в Московской консерватории.
— Там вашими педагогами стали солистки Большого театра — Елена Околышева и Бэла Руденко. Почему вы перешли от одного преподавателя к другому?
— Потому что не понимала некоторых требований Елены Михайловны. Но она дала мне верхние ноты, развила во мне смелость и уверенность. Благодаря ее методике я не боюсь верхушек, беру их легко.
А Бэла Андреевна— это легенда. Я проучилась у нее год, на последнем курсе. Она — очень светлый, добрый и тактичный человек. Одновременно с этим Бэла Андреевна была очень серьезной и строгой к мелочам и работе.
На нашей первой встрече она послушала меня и сказала:
«Деточка, я лирико-колоратурное сопрано, но ты не колоратура, ты — лирическое сопрано, и у тебя очень красивый тембр».
Эти ее слова очень помогли в тот момент: я переживала период, когда зажалась и перестала слышать других. А она своей поддержкой успокоила меня и убрала все зажимы.
— Как вы попали в труппу Театра оперы и балета Республики Коми?
— Два года после окончания консерватории я искала работу: пела на прослушиваниях в Геликоне, в «Санктъ-Петербургъ Опера», в молодежной программе Михайловского театра, но меня никуда не взяли из-за отсутствия опыта, хотя мой голос нравился.
Потом мои записи показали дирижеру и режиссеру Театра Республики Коми, меня прослушали и взяли в труппу.
— Интересно, насколько там часто появлялись новые спектакли?
— Каждый год. Недавно была премьера балета «Русалочка» Туомаса Кантелинена, я в нем участвовала, так как там есть и вокальные вставки. Постановщиком выступил Андрей Меркурьев, бывший солист Большого театра, сейчас он главный балетмейстер Театра Коми. На мой взгляд, он гений: все, что делает — трогает до глубины души.
Также у нас появился новый «Дон Жуан» Моцарта — ультрасовременный спектакль.
В театре оперы и балета Республики Коми пройдет премьера оперы Моцарта «Дон Жуан»
— В этом году вы стали солисткой Саратовского театра оперы и балета. Как ощущаете себя на новом месте? И чем вас туда заманили?
— Самым главным — работой в спектаклях, в которых я хочу петь.
Кроме того, я мечтала работать с худруком и главным дирижером театра Юрием Леонидовичем Кочневым. И когда он предложил мне стать солисткой труппы, я была польщена и очень рада. Кочнев — весьма требовательный дирижер и невероятно грамотный музыкант, с потрясающим слухом.
— Вы спели Микаэлу в «Кармен» в новой постановке театра. Какая она у вас? Ведь хочется, чтобы она запоминалась зрителю, а то на первом плане всегда Кармен, да Кармен.
— Микаэле — героине с лирическим голосом — никогда нельзя состязаться с темпераментной и сексуальной Кармен. Это два контрастных образа. От Микаэлы исходит особый свет и на драматизме тут не выехать. Она должна быть наивной, очень милой — в первом акте, по крайней мере.
В арии третьего акта для лирического сопрано много неудобной «середины». Ты хочешь пропеть ее и начинаешь драматизировать. А этого делать нельзя в данной партии.
— Если говорить про публику в региональных театрах — они любят оперу?
— Обожают. Мнение зрителей можно узнать двумя способами: как они встречают на спектакле и, конечно, отклики в соцсетях. Многие благодарят, пишут добрые слова, превращаются в почитателей твоего таланта. Но у меня никогда не поднимается язык назвать их поклонниками. Не люблю это слово.
— Есть люди, которые специально ходят на вас?
— Да. Есть девушка, которая приедет ради меня из Сыктывкара в Москву на «Травиату» в Новой Опере. Она всегда отправляет мне цветы в другие города. Такая поддержка артистам очень нужна.
— Какой сейчас уровень в региональных труппах, как считаете?
— Разный, как и везде. Слушаешь иногда коллег — видно, что кто-то старается, выкладывается. А некоторые не так горит. Но я бы не стала так отделять региональные и столичные театры. У нас есть замечательные артисты. Мне с такими, к счастью, удается поработать.
Я ввожусь в Саратове в «Жизнь за царя», работаю над партией Антониды. И партию Ивана Сусанина здесь исполняет Виктор Григорьев, народный артист России. Ему под 70— но у него не теряется звуковедение, и главное, в таком возрасте — никакой качки. А наш великий Леонид Сметанников — он до сих пор поет, хоть и нечасто!
«Я плакала, когда учила партию Маши из «Пиковой дамы» Чайковского»
— Поговорим еще про голос. Вы исполняете партии, написанные как для колоратурного, так и для лирико-драматического сопрано. Например, Иоланта и Донна Анна. Как вы находите нужные краски для того или иного персонажа?
— Это вопрос, на который я постоянно сама ищу ответ. Вот Иоланта, например. Вроде бы 16-летняя девочка, но петь она начинает почему-то с той же ноты, которой заканчивает Марта — меццо-сопрано. Это ре первой октавы. Вот как это возможно и почему так написал Чайковский? Для меня это до сих пор загадка. Эту ноту можно спеть только на грудь — иначе тебя просто не будет слышно.
Однако эта партия мне не вредит, исполнять ее мне легко: могу спеть Иоланту дважды за одну репетицию.
— Кого сейчас слушаете?
— Есть такая певица, которая особенно мне греет душу и близка сердцу— Лейла Генджер. У нее невероятный тембр.
— Партия вашей мечты?
— Такой нет. Каждая новая работа зажигает во мне интерес. Я говорю про значимые роли, не про «кушать подано», типа Маши из «Пиковой дамы». А я ее тоже успела исполнить. Это очень сложная партия, хотя она и эпизодическая. Я тогда просто ревела в прямом смысле, когда учила ее.
Сложность Маши в том, что роль маленькая, но за три фразы тебе нужно успеть что-то озвучить. А написана она ужасно неудобно — буквально вся на «серединке». Из-за этого тебя не слышно, когда поешь. Как ее нужно исполнить, я не знаю.
— Давайте все же завершим наш разговор Новой Оперой. С недавних пор театр на некоторые спектакли зовет артистов из разных трупп и со всего мира — например, Надежду Павлову, Надежду Кучер, Ксению Дудникову. Как это помогает певцам заявить о себе и какой опыт лично вам дало приглашение в Новую Оперу?
— Думаю, что благодаря постановке «Травиаты» в Новой Опере я внесу в свои следующие работы очень много новых красок. У меня великолепные партнеры — например, шикарный Альфред, Георгий Васильев. Каждый пытается помочь, что-то подсказать — в театре очень доброжелательный и теплый коллектив.
Для любого вокалиста спеть в Новой Опере с такими внимательными и высокопрофессиональными артистами — огромная честь и радость.
Беседовал Филипп Геллер