Прима-балерина театра «Кремлевский балет» Алина Каичева — о дебюте в балете «Снегурочка», подготовке главных партий в спектаклях классического наследия, занятиях живописью и своей миссии.
В первый раз Купава
— 4 ноября 2023 в театре «Кремлевский балет» прошла премьера балета «Снегурочка» на музыку Петра Чайковского с обновленным составом исполнителей. Вы впервые исполнили Купаву. Что для вас значит эта героиня?
— К своей Купаве я шла долго. В «Снегурочке» перетанцевала практически все, что было возможно — и берендеев, и пятерку девушек, и снежинок, и птиц. Только Весну не танцевала. На моих глазах были разные исполнительницы партии Купавы и получалось, что я наблюдала за ней со стороны.
Партия имеет большой объем хореографического текста — есть время, чтобы показать героиню в развитии.
Когда перечитывала Островского, запомнилась фраза «Огонь любви горит у нас в очах». И это лейтмотив Купавы, который стремлюсь перенести через весь балет. Для меня Купава в постановке Андрея Борисовича — про равенство. Это совсем не та девушка, которая полностью отдается любви к мужчине, тонет в ней. Она играет на равных. Возможно, это и не понравилось Мизгирю.
— Может быть, вы вспоминаете какие-то слова, замечания Андрея Борисовича, которые он вам говорил?
— В любом своем балете Андрей Борисович хотел, чтобы все его персонажи на сцене звучали. Было бы интересно, что он сейчас мне сказал…
— А над какими нюансами в этой партии с вами работает Жанна Богородицкая, ваш педагог в театре?
— Она добивается от меня чистоты исполнения, прежде всего; главное — оттачивание классического танца. Образ лепится постепенно — благодаря в том числе и вопросам, на которые, кстати, не обязательно отвечать сразу на репетиции.
— Вы смотрели «Снегурочку» в МАМТе, спектакль Владимира Бурмейстера? Что у них общего и разного с постановкой Петрова?
— Я один раз смотрела эту версию уже в сознательном возрасте. Наша постановка нравится больше. Балет Андрея Борисовича поставлен в классической манере, но нюансы, которые он внес, помогают сделать спектакль интересным. В версии Бурмейстера мне не хватило развития, драматургии. А наш балет более динамичен.
— У Бурмейстера нет партий Лешего, Весны, которые есть в спектакле Петрова. А роль Леля очень скромна. Получается, Андрей Борисович поставил спектакль ближе к литературному первоисточнику?
— Да. Еще в нашей версии интересный Мизгирь, его бессменный исполнитель — Миша Евгенов. У него герой более положительный, чем у Островского. Это человек, которому можно сострадать. Он заслуживает любви, понимания у зрителя.
— Сильно ли отличается в этом балете музыка Чайковского от его авторских балетов? Ведь партитура «Снегурочки» собрана из разных сочинений Петра Ильича.
— Если бы я не слышала эти произведения отдельно, то подумала бы, что это отдельный, законченный, самодостаточный балет. У меня вообще ощущение, что музыка написана специально для той или иной хореографической сцены, под нее очень удобно танцевать. В ней — бездна эмоций, много информации, она очень помогает.
— Ваш любимый номер из этого спектакля?
— Сцена таяния. У Бурмейстера, на мой взгляд, этот эпизод слишком скомкан, не производит впечатления. А у нас это по-настоящему душераздирающий момент.
Когда Снегурочка растаяла, Мизгирь сидит на коленях и в своих руках держит ее платье. Все действующие персонажи на сцене не шевелятся. Прилетает Весна, она забирает платье, прижимая его к груди и исчезает. В этот момент все начинают рыдать на сцене и в зале. Как можно было такое придумать? В нашей версии все сложилось.
Становление звезды
— Как вы пришли к тому, что хотите заниматься балетом?
— Я с детства любила танцевать, в нашем доме часто звучала музыка. При этом была спокойным ребенком и очень много спала. Видимо, чувствовала, что буду артисткой, и придется отдавать много сил. Я их копила (смеется). Сначала родители отдали меня в балетную студию при Омском музыкальном театре, чтобы исправить осанку.
Учась в студии, я начала участвовать в спектаклях театра. Тогда и появился интерес к балету. Часто приходила домой после занятий с горящими глазами и рассказывала, что мы сегодня изучали. И тогда же мой первый педагог в студии Наталья Леонидовна Торопова посоветовала обязательно поступать в хореографическое училище.
— Вы учились во МГАХ. Кто были ваши педагоги?
— По классическому танцу я была у Веры Викторовны Поташкиной, народно-сценический вела Светлана Анатольевна Иванова, а актерское мастерство Татьяна Олеговна Павлович. Эти три мастера держались командой, на мой взгляд. Вера Викторовна вообще работала с нами как психолог.
— Насколько я знаю, Поташкина мало преподавала во МГАХ…
— Мы были первыми ее студентами. Это хорошо: начинающий педагог горела вместе с нами. На 1 курсе мы были очень загнанные, замкнутые. А она нас пыталась раскрыть, чувствовала каждого своего ученика. Светлана Анатольевна Иванова дала нам прекрасную школу характерного танца, которой я пользуюсь до сих пор в театре..
Татьяна Олеговна Павлович вообще для меня стоит особняком. Именно после общения с ней поняла, что балет — моя профессия. Путь осознанности своего призвания начался именно благодаря ей.
Работа в «Кремлевском балете»
— Вам ближе классика или характерные роли?
— Конечно мне больше нравятся характерные танцы, потому что там можно танцевать с эмоцией. В них важно понять стихийность и примерить ее на себя.
Но хочется исполнять и классику. Правда, такие роли тяжелее, приходится ломать тело и идти на компромисс с самим собой.
«Жизель»
— Настоящим откровением для многих зрителей, в том числе и для меня, стало ваше исполнение партии Жизели. Как вам удалось найти такие краски для своей интерпретации? Была ли Жизель ролью вашей мечты?
— Долгое время я себя в этой роли не видела. Но потом захотелось ее сделать. Я прочитала, что если к тебе приходит идея, то придут и силы для ее осуществления. Меня это подстегнуло.
«Жизель» — особенный балет: это моя первая главная роль. Премьера состоялась в Марийском театре оперы и балета на Международном фестивале в честь Галины Улановой. Эту роль я готовила и танцевала с премьером Театра им. Станиславского и Немировича-Данченко Денисом Дмитриевым. Считаю большой удачей, что была возможность обкатать Жизель сначала в Йошкар-Оле, а потом уже выступить с ней на родной кремлевской сцене.
Роль мы долго репетировали с Жанной Владимировной — несколько месяцев. Ее она когда-то готовила с самой Екатериной Максимовой. Педагог мне показывала те самые нюансы, которые ей давала Екатерина Сергеевна. Процесс был сложным — я отстаивала многие вещи, у нас возникали споры, так как у меня было свое видение этой роли. Но благодаря слезам и спорам родилась истина.
— Что конкретно вы отстаивали? Какова ваша трактовка Жизели?
— Мы спорили практически по любому поводу. Когда готовила Жизель, пыталась найти много информации в книгах Юрия Слонимского. Плюс у меня большая насмотренность, пересмотрела все версии этого балета. Было сложно, ведь нужно показать девушку, которая в этой деревне отличается от всех остальных.
Ключевой номер для меня — сцена сумасшествия. Здесь есть два варианта интерпретации. Первая — ты сходишь с ума, вторая — у тебя временно мутнеет рассудок. Я выбрала первый вариант, потому что это выглядит ярче. Конечно, я не ходила по психиатрическим клиникам, как Ольга Спесивцева, но все равно изучала процесс изменения физиологического состояния. Как меняется тело, мимика, когда человек сходит с ума.
На премьере в Кремле волновали размеры зала, я понимала, что нужно усилить эмоции, чтобы энергетика передалась всем. При этом не хотелось переходить в надрывность.
В премьерном спектакле всегда вырывается все, что ты накопил за репетиции и присутствует ощущение, что ты танцуешь в первый и последний раз.
— А что вам ближе — первый или второй акт?
— Первый, ведь для меня важна актерская игра. Мне очень нравилась сцена сумасшествия тем, что в этот момент, когда Жизель видит, что Альберт целует руку Батильде, зал и публика просто перестают существовать. Ты никого не видишь — настолько уходишь в себя. Это шикарно.
— Ваш единственный Альберт в Кремле — Максим Афанасьев. Как работалось с ним?
— Есть два варианта интерпретации партии Альберта. Либо он действительно влюблен в Жизель, ему ее жалко, он испытывает стыд. А вторая версия — то, что для него эта любовь — игра.
— И какая же трактовка у Максима?
— Вторая. А у Дениса была первая. И это очень интересно, потому что сцена сумасшествия тогда идет совсем по-другому.
«Эсмеральда»
— Еще одна культовая роль для балерин — Эсмеральда. Какие у вас «отношения» с этой героиней?
— Эсмеральду я очень хотела танцевать. При подготовке партии вдохновлялась интерпретацией Наташи Осиповой. Импонировала ее стихийность, темперамент, детская непосредственность. В «Эсмеральде» ты проживаешь всю жизнь героини за 2,5 часа. И здесь огромное количество мизансцен, где можно показать себя актерски.\
Андрей Борисович сохранил в своем спектакле Pas de six Эсмеральды, Гренгуара и цыганок в хореографии Петипа. А остальные сцены, в основном, поставлены заново. Считаю, что этот спектакль очень здорово сделан с режиссерской стороны.
— Музыка Пуни помогала создавать образ? Или вы отталкивались от каких-то других компонентов?
— Если в «Снегурочке» меня вдохновляла именно музыка, то здесь мне очень многое дал оригинал Гюго. В книге достаточно интересной информации, например, что Феб для Эсмеральды — Солнце, на которое она молится.
— Желание так подробно и скрупулезно готовиться к роли — это врожденное или приобретенное ваше качество?
— Татьяна Олеговна помогла мне сделать такой выбор. Я поняла, что если не смогу так детально подходить к каждой партии, то мне можно уходить со сцены. Потому что все остальное смысла не несет.
— Недавно состоялся дебют вашей коллеги Екатерины Первушиной в партии Эсмеральды. Как вы отнеслись к такому решению со стороны руководства? Этот балет с ней будете танцевать попеременно?
— Это нормально, что в театре есть несколько исполнителей одной роли.
— А дух конкуренции, соперничества есть?
— Нет, мы так не воспитаны. В «Кремлевском балете» это не модно. И считаю, что если тебе суждено что-то исполнить, то ты это станцуешь.
«Руслан и Людмила»
— Весной вы ввелись в партию Людмилы в авторском спектакле Андрея Петрова «Руслан и Людмила» на музыку Глинки. Сильно ли по технике отличается эта роль от привычной классики?
— В основе этого балета также лежит классика, просто чуть-чуть стилизованная. Именно этот спектакль из ног в ноги мне передавала Жанна Владимировна. Мы практически не использовали видеоматериалы. И все задумки и требования Андрея Борисовича мой педагог с точностью помнила и показывала.
Образы вне «Кремлевского балета». «Золушка»
— Вы стали первой исполнительницей партии Золушки в спектакле Театра оперы и балета Республики Коми. Это авторская постановка бывшей примы Большого театра Марианны Рыжкиной. Как получилось, что вас пригласили в нее?
— До сих пор загадка, почему именно меня пригласили на Золушку (смеется).
В конце августа 2019 года получила сообщение от Марианны Рыжкиной с информацией о том, что она находится в процессе создания спектакля. И она спросила, интересно ли мне такое предложение. Конечно, я испугалась. Ведь этот город очень далеко от Москвы, а времени репетировать спектакль мало. Все дуэты я должна была готовить там. Но в итоге согласилась.
— Почему?
— От такого не отказываются. Очень редко бывает, когда именно на тебя ставят балет. Марианна Альбертовна создала спектакль в неоклассическом стиле, я такое никогда не танцевала раньше. Вообще было ощущение, что я работала с нерусским хореографом.
— Образ главной героини в постановке Рыжкиной отличался от привычного?
— Да, и весьма сильно. Хореограф сразу меня предупредила, что не будет никаких привычных сабо, метелки. Декорации и костюмы в постановке сделаны в современном стиле. А по лексике балет напоминает спектакли Ноймайера, Макмиллана.
«Спящая красавица»
— Еще новый для вас образ — Фея сирени в балете «Спящая красавица». Ее вы исполнили в Театре оперы и балета в Казани в рамках Международного фестиваля имени Рудольфа Нуреева. А чем запомнилась эта партия?
— Для меня эта роль стала вызовом, ведь она чисто классическая. И было важно сделать ее не пустой. Я стрессовала, но в итоге получила удовольствие. В своей интерпретации пыталась создать флер магии, волшебства. Кстати, в спектакле у казанцев эта партия расширена. У них есть вариация во втором акте с кабриолями, которая была снята в нашей кремлевской версии пару лет назад. И сам спектакль очень красив — хрустально-камерный, как драгоценная шкатулка.
— Вы были довольны собой?
— Да, я была горда, что преодолела свой страх.
— А что мечтаете исполнить?
— Анюту в одноименном балете Владимира Васильева. Но она не идет у нас в театре… Эта роль сидит у меня в голове.
И мечтаю станцевать Татьяну из «Евгения Онегина» Джона Кранко. Еще бы хотела исполнить Джульетту из «Ромео и Джульетты» Леонида Лавровского…
Хобби и отношение к профессии
— Знаю, что вашими хобби являются живопись и дизайн. Вы не только пишете прекрасные картины, но и создаете интерьеры, также делаете костюмы для спектаклей, например, детской балетной студии «Аврора». Что дает это творчество?
— Мне нравится искусство в любом его проявлении. Когда ты пишешь картину или что-то делаешь своими руками, попадаешь в какой-то транс. Иногда ловишь себя на мысли, что как будто это даже не ты делаешь, чувствуешь себя проводником… Очень интересное состояние. Вот смотришь на картину и понимаешь, что не можешь это повторить. Ощущение, как будто это не я рисовала.
Я оформила спектакли в детской балетной студии «Аврора» — все декорации делались вручную. А сейчас начала изготавливать по старой технологии ватные елочные игрушки. Когда ты отдаешь что-то сделанное своими руками, то делишься частицей своей души с другими людьми. Надеюсь, что таким образом я им могу помочь.
— Планируете продвигать свое творчество?
— Почему бы и нет. Пусть будет такой малый бизнес. Считаю, что в будущем, когда закончится период моей профессии, все равно буду связана с искусством. Я без этого не могу.
— А преподавать балет не хотели бы?
— Пока нет. Было бы интереснее вести актерское мастерство.
— В чем видите свою миссию?
— Знаете, когда ты слушаешь произведение, смотришь на картину —то в какой-то момент погружаешься в другое измерение. И в этом измерении с тобой может произойти что-то хорошее. И если благодаря моей работе, вдруг кто-то попадет в такое измерение и что-то в человеке изменится — то моя миссия выполнена.
— Я так понимаю, вы увлекаетесь эзотерикой?
— Нет, я верующий человек. Но воспринимаю все в этой жизни через энергетику. Ведь каждый человек во Вселенной — энергия…
Беседовал Филипп Геллер