7 июля 1908 родилась Нина Дорлиак.
“Но долго звук неуловимый
Звучит над нами в вышине,
И пред душой, тоской томимой,
Все тот же взор неотразимый,
Все та ж улыбка, что во сне.”Ф. И. Тютчев
Голос Нины Дорлиак звучит из мировой тишины, пение обращено к миру в одном тебе. Поющий голос «всматривается» в тебя. Голос-взор! Даря наслаждение, он рвет душу.
«В непостижимом этом взоре,
Жизнь обнажающем до дна,
Такое слышалося горе,
Такая страсти глубина!..»
Голос Нины Дорлиак будто рожден поэзией Тютчева – бескорыстной и пророчески нежной. Он волнует внутреннее существо наше, окрыляет фантазию, он обращается к лучшему, что в нас есть. Сотканный из порывов страсти и умиления, погруженный в свет красоты, голос Нины Дорлиак звучит как память о красоте возможных человеческих отношений. И как зов к Радости. Голос-зов… Голос-взор…
«Зов» – сила художественного притяжения. «Взор» – исключительный дар артистической личности Нины Дорлиак – великой камерной певицы, музыканта-художника, русского интеллигента, русской женщины исключительной судьбы. И воплощения «вечно женственного»…
Ей была внушена сила духа на дальнюю дорогу, на долгие времена. У нее был дар влиять на состояние умов и атмосферу в искусстве.
Нина Дорлиак несла в себе, в своем исполнении великой музыки реальное ощущение шедевра. Как художник, артистка она сознавала, что прикасается к шедевру, несет его в своих руках, отвечает за него перед Богом и «отпускает» к людям, своим слушателям. И в этот миг она сама, ее пение были, становились еще одним, новым, шедевром искусства.
…Сравнительно немногие звукозаписи сохранили для нас звучание голоса Нины Дорлиак. Хочется произнести: и голоса Святослава Рихтера, аккомпанировавшего ей на рояле. Звукозаписи сохранили для нас их ансамбль. Уникальное созвучие голоса певицы и голоса фортепиано, за которым – великий пианист, великий человек и великий друг.
С самых первых концертов Нины Дорлиак с ней выступали замечательные пианисты. Среди них были и признанные концертмейстеры Нина Мусинян, Абрам Дьяков, Борис Абрамович, Вера Шубина. Были и выдающиеся пианисты-солисты, которые лишь время от времени выступали с певцами (Константин Игумнов, Александр Гольденвейзер, Мария Юдина, Мария Гринберг). Нина Дорлиак нередко украшала своим пением концерты выдающегося органиста Александра Гедике.
Событием концертной жизни 30-х годов стал вокальный вечер Нины Дорлиак и Георга Себастьяна. Знаменитый французский дирижер пожелал аккомпанировать совсем еще молодой Нине Дорлиак, услышав ее в партии Сюзанны в консерваторской постановке I оперы Моцарта «Свадьба Фигаро». В программе концерта значились сочинения Шуберта, Вагнера и Брамса.
Однако в 1943 году случилось событие, определившее всю дальнейшую художественную и личную судьбу Нины Дорлиак. Святослав Рихтер, молодой, уже широко известный в музыкальных кругах, но еще неведомый миру, предложил ей выступить вместе в концерте. Это случилось после похорон Владимира Немировича-Данченко. Волнуясь, Святослав Теофилович сказал Нине Львовне:
«Я бы хотел дать с вами концерт». Она спросила: «По отделению? Отделение – вы, и отделение – я?». «Нет, – ответствовал Рихтер, – я хочу вам аккомпанировать».
Их первый совместный концерт в Москве состоялся в 1945 году. Это был авторский вечер Сергея Прокофьева. Рихтер и Дорлиак, Дорлиак и Рихтер исполнили ахматовский цикл Прокофьева.
В течение всей своей долголетней концертной поры они много на редкость последовательно и с любовью исполняли Прокофьева, поддерживали его, утверждали.
В воспоминаниях о Прокофьеве Рихтер особо отметил один их совместный концерт из музыки Прокофьева:
«Наступил 48-й год. Лично мне непонятно отношение к творчеству Прокофьева в тот период. На 28 января 1948 года был объявлен мой совместный концерт с Ниной Дорлиак (программа – Римский-Корсаков, Прокофьев). В этом концерте было все удачно: программа, исполнение… Это был большой успех Сергея Сергеевича. Его вызывали, он вышел на эстраду, благодарил Нину Дорлиак и сказал, улыбаясь: „Спасибо, что вы оживили моих покойников!”»…
«Оживить покойников» означало для автора обратиться к сочинениям, давно не исполняемым, и вдохнуть в них ту жизнь, которую поселил в них однажды сам автор. Воссоздать ту жизнь, которая существовала лишь в авторском сознании и лишь до определенной степени «узнаваемости» запечатлена в нотах, ибо самое сокровенное в музыке артист должен ощутить в самом себе и через ноты, через музыку воссоздать ее подлинный внутренний смысл и красоту. Именно это всегда удавалось Нине Дорлиак и Святославу Рихтеру, что всегда был с нею рядом.
В записях, сохранивших концерты Нины Дорлиак и Святослава Рихтера, музыка Прокофьева (прежде всего его изумительный «Гадкий утенок») «изживается» артистами с такой силой доверия ко всему происходящему, с такой любовью и пониманием души композитора, его стиля и характера, столь глубоко почувствована исполнителями подлинная живая душа этой музыки, что Прокофьев, композитор-новатор, становится в один ряд с русскими классиками – Глинкой, Даргомыжским, Мусоргским.
Эта способность проявить одновременно и новаторство, новизну Прокофьева, и его классичность, его подлинно русскую традиционность и тем укрепить и расширить наше представление о русской классике – настоящий художественный подвиг Нины Дорлиак и Святослава Рихтера.
Те, кто будут слушать записи Нины Львовны, услышат в исполнении Дорлиак и Рихтера романсы Глинки, «Детскую» Мусоргского, романсы Даргомыжского, сочинения Баха и Моцарта, французских композиторов Векерлена, Дебюсси, французские народные песни. Услышат и гениальную музыку Шумана и Шуберта. И всякий раз душа слушающего отзовется каким-то особенным чувством и особенным сочувствием к композитору, к его сочинениям и к артистам – Нине Дорлиак и Святославу Рихтеру, в исполнении которых музыка эта стала жизнью, притом жизнью сегодняшней и необходимой.
В романсах Глинки у Нины Дорлиак подлинность чувства и необычайная чуткость воплощения чувства. Удивительно точная и понятная, но уже идеально-недоступная атмосфера XIX столетия. Эта музыка, созданная в России, живет в нашем сознании, в нашем сердце.
Единомыслие во времени с автором и сочувствие автору и его творениям рождает в нашей душе чувство восхищения и благодарности художникам, которые оказались способны прочесть давно ушедшее как сущее, как нечто, сказанное о нас самих.
Когда слушаешь в исполнении Дорлиак и Рихтера «Детскую» Мусоргского, словно видишь перед собой и ребенка малого, и бабушку, и самого автора, что сочинил и музыку, и слова этого, цикла, и который с изумительной тонкостью и неожиданной смелостью воплотил мир детской как трепетно тонкий, неожиданный, ни на что не похожий волшебный и драматический большой мир.
Когда Нина Дорлиак поет Баха, время, кажется, останавливается и дает нам возможность задуматься над происходящим, обратить взор к Небу и своей душе. Удивительная монументальность и в то же время недоступная простота в легком дыхании Нины Дорлиак и неслышном, могучем полете рихтеровских крыльев, несущих голос певицы ввысь небес, к глубинам сердца человеческого.
Шумановский романтизм у Дорлиак и Рихтера настолько изыскан, тонок, блистает такой силой чувства, напряженностью страдания, что мы понимаем: любовь Поэта – испепеляющая страсть, а не художественные «красоты». Это изживание себя в подлинном чувстве, а не романтический флер красивости, прикрывающий трагедии реальной жизни.
Когда в исполнении Нины Дорлиак и Святослава Рихтера звучит шумановский цикл «Любовь поэта», накал чувства столь высок и всепроникающ, что происходит невольное и полное освобождение от житейских реалий.
Но вот Шуберт. Здесь у Дорлиак и Рихтера совершенно поразительное соединение классического и романтического чувства, поселенных вместе в простоте жизни. Стоит услышать, как «поют» шубертовское «Прощание» Нина Дорлиак и Святослав Рихтер, и вы сознаете, чувствуете сразу всю завершенность жизненного цикла, включающего в себя «начала» и «концы», встречи и прощания, вечную красоту, приближение к ней и удаление от нее.
А сколько блеска, красоты и солнца в исполнении Ниной Дорлиак Векерлена и французских песен! Какой французский язык! Ее дед прибыл когда-то из Франции в Россию и здесь остался навсегда, может быть, именно для того, чтобы из России явилось и пришло в мир искусство Нины Дорлиак.
Клод Дебюсси отметил в «Детской» Мусоргского какую-то «лихорадочную правдивость в манере выражения». Вот эта «лихорадочная правдивость в манере выражения» есть и у Нины Львовны Дорлиак.
Многообразие и спонтанность в выражении чувств, разных чувств, неожиданных чувств, оттенков чувств, совершенная свобода и четкое, даже жесткое внутреннее ощущение формы, явленной композитором именно в этом его произведении, – все это могла выразить Нина Дорлиак своим легким и сильным и чрезвычайно выразительным голосом.
Ее появление на сцене всегда рождало ощущение красоты и необычайности. Ее пребывание на сцене, ее пение под аккомпанемент Святослава Рихтера являло собой удивительный акт открытия человеческой души в музыке и одновременно дарило нам представление о композиторе, о его произведении в каком-то символическом, непорочном, «незахватанном», чистом облике, идеальном состоянии души.
Искусство Нины Дорлиак – чистое искусство. И истинная жизнь искусства. Настоящее художественное откровение – ее обращение со словом. Слово и музыка в ее пении-переживании соединялись не механически, а глубоко внутренне. Музыка, слово и личность певицы были проникнуты единством смысла.
Поразительная артистическая естественность, изысканная простота, обезоруживающая красота переживания – и великий дар сопереживания, сочувствия людям вокруг нее и человеческим судьбам и характерам, становившимся совершенно живыми ее вдохновенном пении, когда обращалась она к Глинке или Дебюсси, Шуману, Рамо, Мусоргскому, к обожаемому ею Дмитрию Шостаковичу. Все это свойства ее души (право, это больше, чем «черты стиля»). Ей верили. «Театр переживания» и «театр представления» были неразделимы в ее сценическом пении, в ее «музыкальном театре на камерной концертной сцене». Все происходило и в сегодняшнем, и в каком-то минувшем времени.
В ней не было изломанности «Серебряного века». В пении своем она не пыталась стилизовать эпохи, просто безупречно чувствовала стиль автора и через музыку могла заглянуть, в сущности, в любые времена. Но век XIX был ей совсем родным.
Прожив почти все XX столетие, Нина Львовна Дорлиак напоминала своим пением о реальности и красоте лека XIX и тем вносила в нашу боевую действительность целительное ощущение «единого фемени» в культуре. Удаляясь в искусстве и жизни от реальности «бытовой», Нина Дорлиак как-то легко и естественно сотворяла вокруг себя реальность поэтическую. В любой миг своей жизни, в радости и скорби она являла собой образ возвышенный, то есть простой и высокий, гармоничный, красивый. Все было в ней легкость и движение.
Ее пение было интеллектуально насыщено. Но размышление, мысль, состояние глубокого раздумья в пении Дорлиак угадывались сквозь строгость форм, спасавших душу от саморазрушения и удерживавших неуемный эмоциональный напор на орбите жизни и безупречного вкуса.
…Жизнь Нины Львовны Дорлиак, долгая и прекрасная, может быть, одно из самых удивительных явлений в русском искусстве XX века. Ей суждено было прожить целых 90 без 2-х месяцев!) лет. Петербург был ее родным городом, Москва стала всей ее жизнью. Здесь она окончила Консерваторию. Здесь на лестнице консерваторского Малого зала впервые увидела Святослава Рихтера (на «Золотой доске» выпускников – оба их имени).
Более полувека была Нина Львовна одним из самых блистательных профессоров Московской консерватории. Вослед своему Учителю – своей матери, знаменитой певице, профессору Ксении Николаевне Дорлиак – она продолжала традиции русской вокальной школы, много способствовав утверждению нового взгляда на русское камерное пение как органическую часть европейской культуры камерного исполнительства.
Слава ее была велика – Заслуженный деятель искусств России, Народная артистка России, Народная артистка СССР, академик Международной Академии творчества, непременный член жюри самых престижных конкурсов вокалистов, ближайший соратник Святослава Рихтера в проведении знаменитейших международных фестивалей в Туре (Франция) и московском Музее изобразительных искусств имени А. С. Пушкина – «Декабрьские вечера». И снова, и снова, до последнего своего часа – профессор Московской консерватории (самое важное для нее звание из всех почетных и ученых званий).
При всем том артистический образ Нины Дорлиак, даже после того как она оставила сцену, продолжал жить. Она сохраняла и длила свои, казалось, неиссякающие творческие и жизненные силы, посвящая всю себя служению Святославу Рихтеру и своим ученикам.
После кончины в Москве Святослава Теофиловича Рихтера 1 августа 1997 года Нина Львовна Дорлиак прожила чуть более 9 месяцев (17 мая 1998 года). Их имена слились в истории мировой культуры, истории человеческих судеб, сознании русского общества. 7 июля 2008 года 100-летие со дня рождения профессора Нины Дорлиак…
В «Мыслях» Блеза Паскаля есть замечательная запись:
«Память – не менее живое чувство, нежели радость».
Голос-взор Нины Дорлиак – это Память и Радость. Он обращается к лучшему, что в нас есть.