Дирижер, стоящий перед симфоническим оркестром, обычно с публикой не заговаривает, но есть исключения.
«Леди и джентльмены! Исполнение будет заметно расходиться с любым другим, какое я когда-либо слышал или даже какое я мог себе вообразить».
С такими словами знаменитый Леонард Бернстайн обратился к нью-йоркской публике, предупреждая, что будет следовать за солистом, как «зачарованный пленник», в этом музыкальном приключении, заигранном «до дыр» ре-минорном концерте Брамса.
За роялем сидел, улыбаясь, канадский пианист Гленн Гульд.
Редко, очень редко исполнитель способен перешагнуть идеал, воображаемый внутренним слухом музыканта-профессионала. Гульд играл лучше. Много лучше любого абсолюта. Неправдоподобно ярче и интересней.
3 сентября нынешнего года Гленну Гульду исполнилось бы семьдесят пять лет. В пятнадцать он дебютировал в родном Торонто, в тридцать — стал музыкантом-легендой, покорившим весь мир.
В нем сочетался фанатизм отшельника и острый интерес ко всему современному — от электроники до киномузыки. Космический корабль уносит во Вселенную гениальные баховские записи Гульда — навстречу братьям по разуму.
2007-й объявлен международным годом Гленна Гульда. Свои пятьдесят он пережил на неделю, оставив статьи и эссе, сочиненную музыку, а главное, записи — Бетховен и Шенберг, Бах и Моцарт, немцы, австрийцы, канадцы… И круглая, старомодная пластинка излучает ту же магию и те же неодолимые чары, развенчивая вечные, устойчивые музыкальные мифы… Вот некоторые из них.
Миф первый. Для того чтобы стать концертирующим пианистом, надо ежедневно, чем больше, тем лучше, играть на рояле. Непременно начиная с гамм, и правильнее — в полной тишине и одиночестве.
Сомнительно… Гленн Гульд, страдавший неизлечимой болезнью позвоночника, не мог «высиживать» многочастных сонат и сюит; произведения он нередко учил глазами — слушая, размышляя, прикидывая темпы. Под обаянием российских гастролей мэтра музыкальные педагоги 60-х советовали: не получается пассаж, представь его мысленно, добейся идеального звучания — не так это просто! — и пальцы подчинятся импульсу.
Еще парадоксальнее «шумовая методика» Гульда:
«Как-то раз я занимался на рояле — это была фуга Моцарта, — и внезапно рядом со мной заработал пылесос. Но странное дело — все зазвучало лучше, чем было без пылесоса. И теперь, когда мне нужно быстро запомнить новый текст, я помещаю вплотную к инструменту источник постороннего шума»…
Неудивительно, что на уроках сольфеджио — припоминаю тяжелые те времена! — учитель громко играл экосезы и марши, в то время как бедные ученики пытались записать мелодию по памяти.
Это помогало. Но не очень: научить играть так, как не сыграет никогда и никто, невозможно.
Миф второй. Фортепиано — вечный король инструментов.
С этим можно поспорить… Ведь даже великий Бах не оценил нового, по тем временам, пианофорте. Правда, в те годы абсолютным монархом был орган, непревзойденный по диапазону и тембровым возможностям. Орган был смещен другим инструментом — симфоническим оркестром. Что может сравниться с его звучанием!
Гленн Гульд — дирижер, органист (а также клавесинист, композитор и критик) — мог оценить в теории и на практике богатства старых и нынешних «королей». Однако первым, еще в конце 50-х годов ХХ века, Гульд сделал выбор в пользу нового инструмента — звукозаписи, потеснившей впоследствии и оркестр, и его лучшую модель — фортепиано.
Техника! Всемогущая техника — вы можете подкрасить низы, высветлить верхи, замедлить, ускорить, собрать симфонию из мелких «кусочков» наподобие мозаики, да мало ли что еще…
В тридцать два года, на вершине славы, Гленн Гульд оставляет сцену и работает только в студии. Крошечная баховская инвенция длиной в пятьдесят секунд лепится из осколков за долгие, кропотливые часы — чудесный сплав совершенства и самобытности, порыва и разума… Король умер, да здравствует король!
Конечно, электронная эра ведет к «фанере», прелестям компьютерной музыки и пианолам вместо роялей. Пусть будет республика! Пусть детские пальчики твердят вечного «Пастушка» или «Итальянскую польку», но дверь в новый мир приоткрыта. Она уже не захлопнется.
Миф третий. Настоящие ценители искусства предпочитают слушать музыку в концертном зале. Дома впечатление теряется…
Что ж, посетим обычный клавирабенд в петербургской филармонии. А после нажмем кнопочку — и нам сыграют Корто, Нейгауз, Софроницкий…
Святослав Рихтер, к слову, в рождественскую ночь устраивал себе стереоконцерты, сравнивая выдающихся исполнителей любимых сочинений — подлинное духовное пиршество. Чем ярче музыкальное переживание, тем оно индивидуальней.
Посмотрим с другой стороны: стоит ли наряжаться и наводить макияж, чтоб после сидеть в кромешной темноте? И что это вообще за манера — гасить свет в зале на концертах авангардной музыки?!
Остаются аплодисменты. Как некая норма общения с артистами. Оказывается, последние в них вовсе не нуждаются —
«в уединении и тишине студии можно музицировать более непосредственно и задушевно, нежели в каком бы то ни было концертном зале».
Прислушаемся к словам пианиста, который, со свойственной ему иронией, разрабатывал «ПУА» — План Уничтожения Аплодисментов…
Громче всего зрители хлопают тогда, когда им скучно.
Ольга Гладкова, “Росбалт”