Щедрый на открытия и оригинальные сочетания произведений фестиваль «Опера Априори» на сей раз превзошёл сам себя. Две российские премьеры и одна мировая, специально написанная для этого вечера 5 ноября 2024 года! Да ещё в зале, выбранном впервые за все 10 лет существования фестиваля.
Само название – Зал церковных соборов Храма Христа Спасителя настраивает на строгость и академизм. Собственно, так и было – классически отточено по исполнению, сдержанно эстетично внешне. И, конечно, храмовому оформлению зала с расписными колоннами на церковные сюжеты и сводом звёздного неба на потолке, гармонировал высоко духовный концептуальный посыл программы, придуманной продюсером «Опера Априори» Еленой Харакидзян:
«…мир горний и мир дольний, миры богов — персонифицированных стихий и людей, живых и мёртвых. Закольцованность, непрерывное и бесконечное взаимодействие и взаимопроникновение этих миров не имеет никаких границ, кроме умозрительных».
Малоизвестное у нас творчество английского композитора Густава Холста (1874-1934), чьё 150-летие отмечается в этом году, знатока санскрита и почитателя индийской религии и философии, что неудивительно для времён Британского Раджа, колониальной империи XIX-XX веков, нашло горячего адепта в лице Елены Харакидзян, тоже с юности влюблённой в Индию.
Как отмечается в энциклопедической статье:
«Густав Холст создал собственный (однако не новаторский) композиционный стиль, который был продуктом влияний многих композиторов, в частности Рихарда Вагнера и Рихарда Штрауса».
А вот уже из буклета:
«Холст также вдохновлялся индийской классической музыкой, отголоски чего слышны не только в его произведениях на древнеиндийские темы, но и во всей музыке, написанной им в начале XX века».
Открывала концерт российская премьера масштабного хорового сочинения Холста «Гимны Ригведы». «Ригведа» на санскрите — «Веда гимнов». Язык, на котором написаны Веды, носит название «ведийского санскрита», отличающегося от классического санскрита — языка стилизованного и канонизированного — живостью и богатством грамматических форм. Перевод на английский этих древнейших стихов, посвящённых богу Индре, сделал автор, Густав Холст.
Наверняка отдельные номера из почти 50 минутного произведения включались отечественными хорами и ранее в концерты. А вот целиком случилась премьера в России всего корпуса из четырёх хоровых гимнов:1‑я группа — для смешанного хора (1908), 2‑я группа — для женского хора (1909), 3‑я группа — для женского хора (1910), 4‑я группа — для мужского хора (1912). Исполнители: Государственный академический русский хор им. А. В. Свешникова, партия фортепиано Алексей Бугаян.
Дирижировал молодой и обаятельный Джереми Уолкер, редкий сейчас постоянно работающий в Москве англичанин (маэстро выпускник Московской консерватории, в 2021-23 был дирижёром-стажёром «Виртуозов Москвы», а ныне возглавляет оркестр Оперного театра Московской консерватории).
Мощь хорового звучания и слитность голосов у Свешниковцев фирменная, появившуюся тонкость филировок и гибкость интонаций можно считать результатом работы нового руководителя коллектива – Екатерины Антоненко, чей хоровой ансамбль Intrada всегда восхищает качеством исполнения.
Моё знакомство с классической индийской музыкой, а это огромный далёкий мир, ограничивается давними виниловыми пластинками великого Рави Шанкара, особенно в дуэтах с Иегуди Менухиным. Под чарующе медитативные звуки невольно расслаблялось тело, успокаивались нервы, останавливалось время. Потому ничуть не претендую на «знатока». Однако даже тени чего-то специфически индийского не учуяла в «Гимнах Ригведы». Привычный нашему уху, воспитанному на «Половецких плясках», европейский ориентализм. И то не во всех номерах.
Часто ловила «дежа вю» — ой, знакомый мотив, слышала! Да просто похоже на многое. И некая подчёркнуто банальная песенность. В мужской группе гимнов вспомнились песнопения баптистов и схожих с ними протестантских конфессий — весело, живенько, легко запомнить и подпеть.
Как демонстрация хоровых красок и возможностей цикл заслуживает уважения. Но вот такое сквозное исполнение целиком, если по-честному, утомило. Хорошо, но много! И когда отзвучал последний номер, аплодисменты начались только по знаку дирижёра – было непонятно, что долгий опус закончился (наконец-то!).
Второе отделение началось с интригующей «мировой премьеры». «Дивное действо» для хора и камерного оркестра (2024), молодая (и прехорошенькая!) композитор Алина Подзорова назвала произведение так: Хоровой театр на тексты из «Сказки о мёртвой царевне и семи богатырях» (1833) А.С. Пушкина и Плача вологодской вопляницы Ульяны (XIX век)
Идея либретто, реконструкция и редакция Елены Харакидзян.
Слово «плач» в программке напрягало. Дважды слышала старинный русский плач по покойному. Первый раз ещё ладно – дочь известного консерваторского фольклориста слегка «напела», впечатлив и обескуражив. А вот когда на панихиде по всеми любимому Учителю вышла девочка в сарафане из кружка народной песни не старше восьми лет и заголосила по-взрослому, от души – рыдания у всех и мороз по коже, как вспомню…
Нет, в «Дивном действе» фольклор оказался вполне цивилизованным. Опять цитирую буклет «Опера Априори»:
«В этом сочинении композитор отдаёт дань памяти В. А. Гаврилину, продолжая развивать тот жанр, который характерен для его творческого стиля, – жанр музыкального действа.
Своими корнями он уходит в фольклорный театр и древнюю обрядовость, а с точки зрения композиторской техники представляет собой объединение ораториальности и законов сценического представления.
Основное поле музыкально-театральной выразительности сочинения сосредоточено в хоровых партиях. По сути, это хоровой театр».
Начавшись с подлинного причитания по усопшей Красной девице, текст плавно переходит к фрагменту из «Сказки о мёртвой царевне» Пушкина. «За невестою своей Королевич Елисей между тем по свету скачет. Нет как нет! Он горько плачет…»
Театральность действа выражалась только звучанием, где к камерному составу струнных из оркестра Musica Viva присоединились приглашённые флейты, Владимир Зисман (английский рожок) и колоритные гусли звончатые Марии Беляевой. Все в концертных костюмах, мизансцены минимальны –выход-уход певцов.
Опять блистал Хор им. Свешникова, среди его солистов хочу отметить звонкоголосого Королевича Елисея – Ивана Бабкина. Особенно эффектна сцена Елисея и Ветра — Тихон Шевёлкин (баритон): «Ветер, ветер, ты могуч..» с имитацией бурных порывов стихии.
Тронул неожиданный хоральный минор в самом финале: «И трубит уже молва: Дочка царская жива!» Как это небанально и умно написано! С явной отсылкой к следующему произведению. И, что тоже ценно, всё «Дивное действо» уложилось в 13 минут.
Наконец, настала очередь главной жемчужины вечера. Российская премьера оперы Густава Холста «Савитри», написанной в 1909 году на текст эпизода из «Махабхараты» в переводе автора. Сюжет – отзеркаленный вариант истории Орфея и Эвридики. Вызволяет от власти Смерти не Он, а Она. И ещё не удержусь от цитаты подробного буклета Елены Харакидзян:
«Холст нашёл тему, которая по-прежнему была эпической по своему размаху — триумф любви над смертью, но обстановка была обыденной, «домашней», а действия героев предельно просты. На такие исходные данные он отозвался столь же простой музыкой.
И хотя в финальной сцене «Ситы» (предыдущая опера на сюжет «Рамаяны» – прим.) Холст уже начал обретать собственный голос и продемонстрировал, что он способен выражать эмоции с заметной экономией средств, эта новая прямота «Савитри» стала выдающимся достижением.
Начало произведения не похоже ни на одну другую оперу. Вдалеке слышен голос Смерти, призывающий Сатьявана, мужа Савитри. Сама Савитри присоединяется к Смерти в контрапункте (не диалоге), и их голоса остаются без сопровождения в течение целых трёх минут. Когда Сатьяван поет о майе — иллюзии, его голос противопоставляется отдалённому звуку бессловесного женского хора. Их голоса символизируют взаимодействие божественного мира со смертным, и, когда Смерть снова появляется, чтобы забрать Сатьявана, их снова слышно.
Они также присоединяются к Савитри, которая радуется своей победе над Смертью: мольба Савитри о том, что её жизнь не может быть полной без Сатьявана, была услышана. И опера заканчивается так же, как и началась, голосами Смерти и Савитри: Смерть в одиночестве возвращается в своё царство, а «славная женщина», как называет её Смерть, поёт в тихом экстазе о своей любви к мужу».
Опера камерная не только по хронометражу, около 40 минут, но и по составу оркестра из 12 музыкантов, и только трём персонажам.
Предварительно нашла в Интернете видеозапись «Савитри» с какого-то европейского фестиваля. Прослушала, картинку подглядывала изредка. И как-то не впечатлилась. Музыка понятная, приятная, но ярких эмоций не вызвала. Дама-сопрано казалась лучше партнёров-мужчин, с камерным мягким голосом и внешностью милой домохозяйки.
Иное дело – наша Савитри. Ольга Толкмит, ведущая солистка Геликон-оперы, настоящая героиня в любом образе – будь то отважно дерзкая, как ни у кого, Татьяна Ларина, озорная и трагичная Мария в «Мазепе», жертвенная Лиу в «Турандот» или «в тихом омуте» Микаэла в «Кармен».
Сейчас певица накануне премьеры своей Тоски. Пуччини вообще её автор. В концертах, организованных агентством Apriori Arts, Ольга представляла российскую премьеру песен Пуччини вместе с Ксенией Башмет.
Оказывается, если принцесса из легенды Савитри поёт таким насыщенно-терпким драмсопрано, с плотным грудным регистром, с веристской страстью, пусть и по-английски, моля властелина (Смерть) о жизни Любимого, если её протяжённые монологи будят мечты о будущей вагнеровской Изольде, если она так дивно хороша и женственна в изумрудном костюме с золотым шитьём, то даже не самая гениальная музыка заставляет сопереживать до мурашек. Как много значит окрашивание «кровью сердца» в исполнении!
Партия Савитри не даром титульная. По времени она поёт больше обоих партнёров. Хотя они важны.
С мужчинами нашей принцессе повезло. Начинающий и заканчивающий оперу бог Смерти пел благородным басом Евгения Никитина. Заслуженный артист из Мариинского театра признанный в мире вагнеровский исполнитель. Значимость облика, жеста, отношение к слову (кстати, английское произношение у всех солистов слушалось органично) создавало даже в концертном исполнении запоминающийся парадоксальный образ «Смерти как Справедливости, чьё слово – всем закон».
Сатьяван, молодой муж, получился у солиста МАМТа Кирилла Матвеева лёгким и привлекательным. Он прочувствованно спел весь музыкальный материал, его тенор чуть резковат, но смягчается матовостью на середине.
Обещанные сценические костюмы солистов, воображаемые радужным наворотом «а ля Болливуд» оказались сшитыми на заказ дорогими одеждами от «The Imperial Tailoring Co. Императорский портной». Про шикарное платье героини сказала, тенор и бас щеголяли в элегантных однотонных атласных кафтанах с косой застёжкой. Цвета изысканные, хочется поэтично назвать не просто «красный» у Смерти – а цвета осеннего клёна, и не «салатовый», а миндальная кожура у мужа, Сатьявана. Нашего харизматичного маэстро Джереми Уолкера одели в чёрный френч, какие и сегодня носят высшие индийские сановники.
Дирижёра хочется ещё раз отметить за прекрасное ансамблирование с певцами и хором, за чистоту оркестровых партий, ведь когда только дюжина музыкантов – всё слышно.
Жаль, что комфортный и по-своему уютный Зал церковных соборов изначально не планировался как акустический. К работе звукорежиссёра претензий нет, грамотно и корректно. Но когда сильные оперные голоса слышишь через микрофон близко в партере – надо иметь терпение, чтобы «принюхаться», и перестать замечать добавленное техникой. К счастью, оперный праздник победы Любви над Смертью это не испортило.
Татьяна Елагина