27 января – день снятия блокады Ленинграда. Статья, предлагаемая вашему вниманию, была опубликована к 75-й годовщине Победы в Великой Отечественной войне в альманахе Саратовской государственной консерватории им. Л. В. Собинова «Диалог искусств и арт-парадигм».
В дни юбилейной даты окончания Великой Отечественной войны с особенной сердечной силой вспоминаются все, кому мы обязаны мирной жизнью – от Неизвестного солдата, пропавших без вести родных и близких, до славных воинов, чьи имена и подвиги широко известны.
Среди тех, кто вернулся домой невредимым, мало кто любил вспоминать ужасы и тяготы фронтовых лет. О них мы узнавали скорее из книг, кинофильмов, спектаклей.
Музыкальному искусству принадлежит огромный вклад в сохранение исторической и эмоциональной памяти об этом страшном времени.
В судьбе каждого фронтовика война оставила неизгладимый след: кого-то сломала, у кого-то хватило сил выстоять вопреки всему. Примером стойкого преодоления многих драматических обстоятельств может служить жизнь Романа Вольдемаровича Матсова – народного артиста Эстонии, почётного профессора Эстонской академии музыки и театра, первого почётного профессора Саратовской консерватории.
https://www.classicalmusicnews.ru/signdates/simfonicheskij-posol-estonii-100-let-so-dnya-rozhdeniya-romana-matsova/
Роман Матсов родился в Петрограде в апреле 1917 г. в музыкальной семье. Его мама, Елена Петрова, пела в Мариинском театре. По семейному преданию, хорошенький кудрявый мальчик Рома в детстве тоже выступал в сцене прощания мадам Баттерфляй с сыном.
Вскоре после революции семья переехала в Таллинн, на родину отца. Там юный Роман Матсов получил прекрасное воспитание и музыкальное образование, завершившееся в 1940-м году успешными государственными экзаменами в Таллиннской консерватории по скрипке и фортепиано.
О незаурядном виртуозном даровании выпускника свидетельствует программа экзаменов по двум специальностям: Концерт для скрипки с оркестром П. И. Чайковского и его же Первый фортепианный концерт.
Знаменательным этапом студенческой поры была стажировка в Берлине у выдающихся европейских педагогов – пианиста Вальтера Гизекинга и скрипача Георга Куленкампфа, посещение концертов знаменитых немецких дирижёров, один из которых – Вильгельм Фуртвенглер – навсегда остался кумиром молодого музыканта.
Две культуры, две великие музыкальные традиции питали искусство Вальтера Гизекинга
Казалось, судьба готовила юноше блестящую карьеру концертирующего исполнителя. Но это был 1938 год, в Берлине уже бесчинствовали фашиствующие молодчики, пришлось возвращаться в Таллинн.
Начавшаяся вскоре Вторая мировая война и вхождение Эстонии в состав СССР в июле 1940 г. внесли ещё один драматический поворот в жизнь многих эстонских семей.
Роман Матсов принял решение уехать в Ленинградскую консерваторию и продолжил своё образование в классах пианиста Самария Савшинского и скрипача Ованеса Налбандяна. Вместе с друзьями-композиторами факультативно посещал уроки Дмитрия Шостаковича. Был счастлив, влюбился в красавицу-скрипачку, свою будущую жену…
Солнечная интродукция предшествовала трагическому Allegro, ворвавшемуся в жизнь нашей страны 22 июня 1941 года. Как и многие добровольцы, 24-летний Роман Матсов сразу уходит на фронт. Защищая блокадный Ленинград, в звании младшего лейтенанта командует ротой, попадает в окружение под Урицком.
Все тяготы этого положения музыкант вспоминал спустя годы – не только голод, долгие часы, проведённые по пояс в ледяной воде в окопах, недостаток оружия, но и солдатское братство, готовность делиться драгоценным табаком, крошкой пайкового хлеба.
С особой горечью звучит его голос в одном из сохранившихся аудио-интервью:
«Это была такая мясорубка! Из моих 168 бойцов осталось 14…»
Сам молодой командир был тяжело ранен разрывной пулей в правое плечо.
Об этом Роман Вольдемарович почти с покадровой кинематографической подробностью рассказывал не раз:
«Нас было четверо, мы шли по лесу. Я приостановился, чтобы раскурить папиросу, а мои товарищи успели сделать несколько шагов вперёд. Раздался взрыв, они погибли…»
С тех пор Матсов всю жизнь курил, никогда не расставаясь с сигаретами, как с талисманом, спасшим ему жизнь. В прифронтовом госпитале ему грозила ампутация, но узнав, что перед ними музыкант, хирурги попытались сохранить висевшую на волоске руку. Далее – госпиталь в блокадном Ленинграде, «дорога жизни» по льду Ладожского озера, семь перенесённых операций – мучительные годы возвращения в строй.
Наступает новый этап мужественного преодоления ударов судьбы. Защитник родного города, удостоенный Ордена Красной Звезды и Ордена Красного Знамени (позднее к этим высшим наградам прибавилась медаль «За оборону Ленинграда»), Роман Матсов расстаётся с мечтой о концертной жизни инструменталиста. В 1943 году, едва покинув военный госпиталь, практически самостоятельно, не взяв ни одного урока по дирижированию, он встаёт за пульт Эстонского симфонического ансамбля, эвакуированного в Ярославль. После окончания войны этот коллектив вместе с молодым руководителем вливается в государственный оркестр Эстонского радио.
Героическая судьба талантливого музыканта, едва выжившего в сражениях недавней войны, но не изменившего своему исполнительскому предназначению, заинтересовала литераторов. В журнале «Огонёк» за 1946 год появилась статья о Романе Матсове как о лауреате Смотра-конкурса молодых дирижёров, прошедшего в Ленинграде под председательством Дмитрия Шостаковича.
Прочитавший эту публикацию знаменитый кинорежиссёр Иван Пырьев преобразовал линию жизни эстонского дирижёра в фильм «Сказание о земле Сибирской». По его сценарию, пианист после войны становится композитором, а не дирижёром.
Роман Вольдемарович не без иронии рассказывал, что Пырьев предлагал ему сниматься в главной роли, но он, конечно, отказался. Как известно, в фильме играл обаятельный актёр Владимир Дружников, обладавший отдалённым портретным сходством с «прототипом».
Смотр-конкурс 1946 года, на котором Роман Матсов разделил второе место со своим прибалтийским другом Арвидом Янсонсом, стал важным событием, придавшим ускорение судьбе дирижёра.
В дни этого состязания на талантливого эстонского конкурсанта обратил внимание Дмитрий Шостакович. Фронтовая травма правой руки крайне ограничивала мануальные возможности, но это не сказалось на достойной интерпретации Первой симфонии Малера. Выбор для конкурсной программы сочинения негласно запрещённого «буржуазного автора» уже сам по себе был смелым.
В сохранившемся интервью Матсов рассказал, как Дмитрий Дмитриевич пригласил его в гостиницу «Европейская», где в номере стоял рояль, поиграть в четыре руки симфонии Малера. Это музицирование послужило началом будущего многолетнего сотрудничества с великим композитором.
Известно, каким внимательным и действенно заботливым человеком был Шостакович. В личном архиве Романа Матсова, предоставленном для публикации его дочерью Натали Матсов-Эванс, есть трогательные свидетельства горячего участия Дмитрия Дмитриевича в непростой профессиональной судьбе эстонского дирижёра.
Первые документы с его автографом датированы именно 1946 годом. Это «Диплом лауреата» и ходатайство, отпечатанное на бланке жюри:
«Военно-Медицинская Академия им. С. М. Кирова. Генерал-лейтенанту медицинской службы проф. Гирголаву С. С.
Многоуважаемый Семён Семёнович! От имени жюри смотра молодых дирижёров прошу Вас принять и оказать срочную помощь молодому талантливому дирижёру тов. МАТСОВУ Р. В., получившему на фронте тяжёлое ранение правой руки, что чрезвычайно затрудняет его исполнительскую деятельность. Председатель жюри смотра молодых дирижёров Д. Шостакович. 22 июля 1946 г. Ленинград».
Дмитрий Шостакович: «Самое дорогое в человеке – добро, любовь, совесть»
Выдающийся хирург Гирголав действительно спас Матсову раненую руку, но осколки разрывной пули ещё долго бродили, причиняя мучительные боли. Позднее Роман Вольдемарович долечивался в таллиннской больнице Тынисмяе у легендарного эстонского хирурга Арнольда Сеппо, чьё имя было присвоено Институту травматологии и ортопедии в 1992 г.
Роман Вольдемарович часто повторял: «Счастье – это безболезненное существование»…
Атмосферу послевоенной жизни Таллинна сохранили заметки Лидии Аустер – с 1948 по 1984 гг. художественного руководителя Эстонского радио и телевидения, выпускницы Московской консерватории и аспирантуры в классе В. Я. Шебалина:
«Моё первое воспоминание о дирижёре Матсове относится к 1948 году. Он дирижировал юбилейным концертом А. Каппа в клубе имени Я. Томпа на улице Пикк. Мы сидели в шубах, так было холодно. С тех пор он меня покорил.
Когда меня пригласили на должность художественного руководителя, я вскоре предложила художественному совету назначить Романа Матсова главным дирижёром симфонического оркестра Эстонского радио. Было ведь несправедливо, что молодой талантливый, отличившийся на Всесоюзном конкурсе дирижёр не имел определённой работы. Думаю, что я была права.
Оглядываясь назад, становится ясно, что Матсов, находясь на должности главного дирижёра, решительно поднял уровень и престиж нашего симфонического оркестра, значительно повысил мастерство оркестрантов. По-моему, методы работы Матсова совершенно одинаковы с методами Мравинского. Я бы сказала, что в пятидесятые годы репертуар нашего оркестра по сравнению с другими оркестрами Советского Союза и даже Москвы, был намного более передовым и смелым в области новой музыки.
Помнится, что одной из первых серьёзных задач была подготовка к декаде 1955 года. Матсов решил привезти в Москву Восьмую симфонию Шостаковича, которая тогда была в опале, никто не решался её играть. Теперь мы все знаем, что тогдашние критерии оценки искусства не были правильными, но тогда они были в силе. Но Матсов был выше их, он действовал по-своему. Восьмая симфония произвела фурор, это же была её премьера в Москве! Уважаю Матсова за его смелость».
Выбор этого сочинения для московской премьеры был не случаен. Ещё в дни ленинградского смотра Дмитрий Шостакович подарил партитуру Восьмой симфонии с автографом на обложке:
«Роману Владимировичу Матсову на память о встрече в Ленинграде с лучшими пожеланиями. 22 июля 1946 г.»
На протяжении всей жизни Романа Матсова сочинения Шостаковича занимали особое место в его репертуаре. В самые трудные для Дмитрия Дмитриевича времена никакие министерские запреты не могли запугать эстонского дирижёра. Он и в послевоенной жизни оставался истинным воином, защитником музыки гениального композитора.
Один из таких подвигов Романа Матсова – премьера оперы Мусоргского «Борис Годунов» в оркестровой редакции Шостаковича. По традиции, в оперном театре «Эстония» все спектакли повторялись дважды: один день на языке оригинала, следующий – на национальном. Перевод на эстонский дирижёр осуществил сам.
Степень высочайшего доверия Дмитрия Дмитриевича – разрешение провести спектакли по его единственной рукописной партитуре, присланной в Таллинн с оказией, о чём свидетельствуют письма композитора к Матсову.
Из заметок Лидии Аустер:
«Обычно премьеры всех симфоний Шостаковича проходили в Ленинграде под управлением Мравинского. Благодаря активности Матсова, вторичное их исполнение проходило по большей части в Таллинне. Матсов давал фотографировать оригинал партитуры, с которого мы списывали голоса и тогда могли исполнять. Все эти материалы в нашей фонотеке имеют свою историческую ценность. Шостакович ценил Матсова».
В семейном архиве сохранились письма Дмитрия Дмитриевича. Один из драгоценных документов архива – рекомендация Шостаковича в ВАК на представление Романа Матсова к учёному званию профессора.
Дружеским теплом дышит письмо адресованное супруге дирижёра:
«Дорогая Асмик Арутюновна! Я всегда относился с большим уважением к Роману Владимировичу как к человеку, и с большим восхищением и почтением как к одному из самых наших лучших дирижёров. Для меня является большой честью то, что он уделяет мне так много внимания, что он включает в свой репертуар мои сочинения».
Из письма Матсову:
«Дорогой Роман Владимирович! Для меня, конечно, является большой честью, если моя 11-я симфония будет исполнена в одном концерте с произведениями Баха. Крепко жму руку. Ваш Д. Шостакович».
Следует добавить, что Роману Матсову доводилось защищать не только музыку Шостаковича, но и Баха, и Генделя. Помнится, что в те непростые времена названия духовных сочинений часто маскировали. Так, «Всенощная» Рахманинова на афише Ленинградской капеллы в 1979 г. названа так: «Концерт для хора, соч. 37», а известный квартет Гайдна «Семь слов Спасителя нашего Иисуса Христа, сказанных Им на кресте» в другом концертном зале объявлен с купюрой: «Семь слов».
Уже в начале 1950-х годов отважный Роман Матсов стал первым главным дирижёром, возродившим в Советской Эстонии исполнение таких монументальных полотен, как «Страсти по Матфею», Месса си-минор Баха, «Мессия» и «Иуда Маккавей» Генделя, «Торжественная месса» Бетховена.
Одна из ярких страниц творческой дружбы связывает Матсова с великой пианисткой Марией Вениаминовной Юдиной. Их обширная переписка, длившаяся 15 лет, частично опубликована в 1996 г. Марком Матсовым, сыном дирижёра, в журнале «Знамя», а также в томах богатейшего эпистолярного наследия Юдиной, изданного её выдающимся биографом А. М. Кузнецовым.
Известный афоризм Марии Вениаминовны:
«Что есть дружба? Верность до гроба и обмен духовными дарами»
запечатлевает дух высокого общения этих музыкантов. Принадлежа к разным поколениям, они совпали во многом, прежде всего в своём ненасытном интересе ко всему новому в искусстве. Можно предположить, что не без влияния Юдиной эстонский маэстро разыскивал невиданные до тех пор ноты Шёнберга, Хиндемита, Веберна, Орфа. Из сочинений Стравинского, также не принадлежавшего к «рекомендованным авторам», в Таллинне под управлением Матсова прозвучали «Симфония псалмов», «Царь Эдип», «Каприччио для фортепиано с оркестром».
Вспоминает Лидия Аустер:
«Матсов опережал наше время и не обращал внимания, если ему за это порой доставалось. В частности, когда незадолго до визита Стравинского в Москву стали проверять, сколько его произведений было сыграно в Советском Союзе, то выяснилось, что первенство принадлежит Таллинну. Помню, как Эмиль Гилельс слушал у нас репетиции «Весны священной» и был совершенно потрясён первозданной силой этой музыки».
По рассказу самого Романа Матсова, в день премьеры пришёл запрет на исполнение «Весны священной». Сразу после репетиции вместе с Эмилем Гилельсом они направились к первому секретарю ЦК Эстонии. Визит именитого солиста, готового в знак солидарности отказаться от выступления, повлиял на положительный ответ – премьера состоялась!
Дипломатическая находчивость Романа Вольдемаровича обернулась тем, что он оказался первым исполнителем «Весны священной» в Советском Союзе, о чём потом извещали все центральные газеты. Когда по тем же запретительным канонам Марию Вениаминовну отлучили от столичных концертных залов, спасательным кругом для неё стал Таллинн и гостеприимный дом главного дирижёра.
Приглашая Марию Вениаминовну на гастроли, Матсов беспрекословно принимал её репертуарные инициативы, даты концертов и внезапно возникающие дополнения. Так, в феврале 1963 г., собираясь в Хабаровск, Юдина в письме к нему предлагает взять свою ученицу Марину Дроздову, с которой часто выступала в фортепианных дуэтах:
«… с Дроздовой мы там сыграем из 2-х ф-п-нной литературы всё более “понятное”; мне будет так и легче во всех отношениях, а Марина во всех тоже смыслах всегда уместна как человек и как музыкант».
В самом начале их знакомства, начавшегося с переписки, звучит нота сострадания Марии Юдиной к тогда почти не известному ей эстонскому музыканту.
Из письма 26.09.53:
«…сперва меня поразило то, что Вы так долго и тяжело болели, и вызвало особое уважение и даже более – тот факт, что Вы – участник войны и ранены и я как-то стеснялась снова писать (хотя бы только благодарить Вас за внимательный ответ и пожелать полного здоровья)».
Джерард Макберни: “«Весна священная» – апофеоз чувств, страсти, вдохновения”
В обмене дарами эта дружба полнилась не только творческой, но и надёжной житейской поддержкой Матсова и его семьи. Мария Вениаминовна всегда это ценила, особенно в свои горькие опальные времена. Хорошо известно, что и Роман Вольдемарович до конца своих дней с глубоким пиететом и восхищением вспоминал бесстрашные поступки, мысли великой пианистки.
Словно вдохновляющее напутствие молодому поколению, звучат сегодня её слова, адресованные в дружеском письме Роману Матсову:
«Творческие пути теснейшим образом переплетены с нравственными»!
Эхо войны отзывалось в судьбе Романа Матсова не только физическими страданиями. Ненависть к фашизму, память о погибших товарищах, негодование по поводу проявлений воинствующего невежества, пошлости, цинизма, как в жизни, так и в искусстве, определили трагическую силу его симфонических и ораториальных интерпретаций.
Мужество, проявленное на фронте, не в меньшей степени понадобилось Роману Матсову в отстаивании своих художественных позиций, в стремлении защитить от забвения музыку великих композиторов прошлого и настоящего. Примеров тому множество.
Рождённый в Петрограде, оборонявший Ленинград, с детства впитавший духовный аристократизм Санкт-Петербурга, Роман Вольдемарович Матсов всей своей жизнью олицетворял честь, достоинство, благородство и бесстрашие воина – истинного защитника искусства.
Татьяна Кан