Госоркестр Татарстана отметил день рождения композитора его пророческими сочинениями.
Верный традиции отмечать день рождения Шостаковича программой его музыки, Государственный академический симфонический оркестр Республики Татарстан под руководством Александра Сладковского продолжил ее и в этом году.
Но не на своей родной сцене Большого концертного зала имени Сайдашева в Казани, в котором несколько лет назад записал антологию симфонических сочинений мастера, а в московском концертном зале имени Чайковского. Где он, впрочем, тоже частый желанный гость и даже герой собственного абонемента (№17), который этим выступлением и открыл.
На этот раз маэстро Сладковский выбрал партитуры с контрастной судьбой, но подтверждающие: творчество крупного художника представляет собой единое целое в смысле идей и тем, даже если речь о сочинениях весьма различных жанров.
Прозвучавший в первом отделении Первый скрипичный концерт писался в один из труднейших периодов жизни Шостаковича: параллельно тому, как в кабинете композитора зрела партитура, в идеологическом руководстве страны «зрело» постановление «Об опере «Великая дружба» В. Мурадели», открывшее в феврале 1948 года новый виток травли наиболее ярких советских композиторов, обвиненных партией в «формализме».
На исполнение главных работ Шостаковича был наложен запрет, и премьера Концерта в исполнении Давида Ойстраха (которому посвящено произведение) и оркестра Ленинградской филармонии под управлением Евгения Мравинского состоялась только в 1955 году.
Разумеется, Концерт с его тревожно-раздумчивой первой частью, гротескной второй, трагически сосредоточенной третьей и жестко-моторной финальной частями никак не вписывался в партийную концепцию «реалистической музыки», которая, согласно тому постановлению, должна была отражать энтузиазм советских людей, строящих коммунизм.
Хотя, слушая это произведение, как не заметить, сколько надежды на свет, пробивающийся сквозь серые облака жизни, согревает скрипичную партию и осторожно отвечающие ей голоса оркестра в начале партитуры. Или – сколь полнокровны образы скерцо и финала, а под некоторые темы и на месте трудно усидеть, столько в них плясовой, истинно народной энергии. И, конечно, надо иметь поистине глухую душу, чтобы не расслышать скрытую боль в отчаянном веселье быстрых частей и тем более открытую – в скорбной полифонии Пассакальи…
Все это множество эмоциональных и тематических граней великолепно передал ансамбль оркестра и солиста Павла Милюкова – музыканта, чья игра сочетает живую импульсивность с величайшей степенью надежности. Даже такое ЧП, как обрыв струны на его скрипке в самый напряженный момент каденции на подходе к виртуозному финалу, ни на секунду не прервал ток музыки.
Публика лишь заметила небольшое кратковременное «потемнение» тембра: все же инструмент концертмейстера первых скрипок, который та мгновенно дала солисту взамен, пусть и качественен, но не столь уникален, как «Гварнери экс-Сигети» Милюкова. Однако мастерство Павла таково, что уже через несколько тактов и эта скрипка зафонтанировала мощной звуковой энергией. Хотя, как признался мне потом виртуоз, пришлось непросто: инструмент казанской скрипачки, подобранный, понятно, по ее руке, заметно меньше по размеру – другая сила звука, другие растяжки пальцев…
В отличие от Скрипичного концерта, 12-я симфония была обласкана вниманием советского руководства еще до своего появления: все-таки и авторитет Шостаковича к тому моменту вырос до степени, надежно защищавшей от нападок, и тему композитор заявил такую, что грела сердца партийных бонз – «1917-й год». Премьеру симфонии готовили как общественное событие национального значения и сыграли одновременно в октябре 1961 года в Ленинграде и Куйбышеве под управлением Евгения Мравинского и Абрама Стасевича, а затем трижды в Москве под управлением Константина Иванова.
Однако потом (тут – снова отличие от Концерта) ее исполняли довольно редко – в шостаковичевские хиты она так и не попала. Что отчасти понятно: если, например, в предыдущей 11-й симфонии «1905-й год» композитор сделал акцент на трагической стороне событий, тем самым подтвердив свой статус бескомпромиссного гуманиста, в котором его ценила публика нашей и многих других стран, то в 12-й он заметно ближе подошел к официозной трактовке революционной темы.
Сравним только названия: «Дворцовая площадь», «9 января», «Вечная память», «Набат» (11-я) – и «Революционный Петроград», «Разлив», «Аврора», «Заря человечества» (12-я). И правда, некоторые страницы симфонии (например, в финале) ну очень уж благостны, по-советски буколичны – словно композитор и спустя 13 лет после рокового постановления не вполне стряхнул с себя его гипноз.
И все-таки на большем своем протяжении симфония вряд ли уступит искренностью и выразительной силой многим другим партитурам Шостаковича. Тот же «Революционный Петроград» – разве не реминисценция это знаменитого скерцо из 10-й симфонии, где, безусловно, тоже создан образ революции, только гораздо более жесткий и обжигающий? А Ильичевы думы в Разливе, переданные тревожной, упорно пробивающейся вперед струнной линией на фоне мрачных реплик тромбона и совершенно вагнеровского квартета валторн (любовь к Вагнеру у Шостаковича – видимо, еще детская, возможно, идущая от впечатлений Мариинского театра) – нет в ней ничего от прихотливо вьющейся сольной партии Скрипичного концерта?
А беспокойные триоли струнного пиццикато на переходе к финалу – не «засурдиненная» ли канонада литавр из «Дворцовой площади», отозвавшаяся эхом и в этой, вроде бы гораздо более оптимистичной партитуре? Наконец, две основные темы первой части и всей симфонии с их народной песенностью – не прекрасны ли они сами по себе, как образцы композиторской работы высочайшего качества? Особенно когда весь этот великолепный музыкальный материал (включая вишенку на торте – лихо «оторванный» на бис Танец ломового из балета «Болт») оживает в передаче таких мастеров, как оркестранты Сладковского…
Но скажу больше: и Концерт, и даже Симфония нынче, осенью 2022 года, прозвучали невероятно актуально. Ведь так много в сегодняшней жизни и тревоги, и гротескных гримас… И пафоса – истинного и наносного. Настолько много, что перенесись в наше время Шостакович, он был бы, наверное, поражен параллелям. И, догадываюсь, нашел бы для своей трагической музы новые источники вдохновения.
Тем временем, отдав дань величайшему симфонисту ХХ века, казанцы готовятся исполнить сочинения того, кем заложены сами основы мировой симфонической культуры – уже в ближайшие дни их «Бетховен-тур» охватит Казань, Петербург и Москву. А затем – традиционные для ГАСО РТ фестивали «Денис Мацуев у друзей», Concordia (музыка ХХ и XXI столетий от Малера до Губайдулиной), смотр татарской музыки имени Назиба Жиганова, органный фестиваль, дирижерский праздник «Рахлинские сезоны», фестиваль «Белая сирень» с участием победителей недавнего конкурса имени Рахманинова…
Из гастрольных маршрутов упомянем новогоднее выступление на одной из самых статусных площадок страны – в сочинском молодежном творческом центре «Сириус». И, конечно, не раз еще вернется оркестр в Москву, на концерты того самого 17-го абонемента. Так, 1 февраля он вместе со столичными «Мастерами хорового пения» (руководитель Лев Конторович) и певицами Анной Аглатовой и Агундой Кулаевой представит 2-ю симфонию одного из своих «фирменных» композиторов – Густава Малера.
А 28 марта соединит в одной программе симфонические шедевры двух великих русских композиторов, чьи полуторавековые юбилеи празднуются в 2022-2023 годах – Скрябина и Рахманинова.