
В Большом театре отметили столетие со дня рождения Ирины Архиповой.
Пели солисты трех театров, Большого, Мариинского и «Геликона». Среди участников – Агунда Кулаева, Александр Краснов, Ксения Дудникова, Алина Черташ, Игорь Морозов, Зинаида Царенко, Екатерина Сергеева, Елена Манистина, Олег Долгов.
Назвала, простите, не всех. Оркестром Большого театра дирижировал Валерий Гергиев.
По случаю юбилея в театре издали буклет, где приведены воспоминания современников. Например, сказано, что Архипова умела
«понимать оперную традицию, вплоть до каждого слова в тексте оперных либретто».
И как она
«задала планку, которая до сих пор остается непревзойденной».
Что эти слова справедливы, юбилейный концерт и подтвердил.
В показанных архивных съемках, вспоминая Архипову, Елена Образцова отметила, что та «пунктуально знала материал». А Галина Вишневская, с экрана вспоминая о коллеге, точно сказала: в ней не было «никакой вульгарности».
Впрочем, в традиционном видеоролике, предваряющем концерт, мне было не до воспоминаний, ибо – вот магия подлинного таланта и подлинного искусства! — всецело захватил дивный голос Архиповой. И ее манера петь.
А ведь слушали старые, технически несовершенные записи, к тому же в отрывках. И все равно они заворожили, и иначе не могло быть. Ибо царили нюансы, каждый раз разные. Фанатичка Марфа у Архиповой разительно отличалась от тоскующей, брошенной мужем Любавы.
Кроме выдающихся достоинств голоса, у юбилярши была профессиональная мудрость и острое сценическое чутье. И она об этом говорила сама, гордилась, что пела не только ноты, но и смысл.
Это умный и чуткий вокал, созданный с глубоким пониманием главного: нужно петь в образе. То есть иметь в голосе (и целенаправленно в себе воспитывать) нужный актерский темперамент. Именно этим выдающийся певец отличается от обычного.
Казалось бы, давно известная банальная истина. Но, увы, ее не осознают и (или) не практикуют многие деятели оперного театра. Что самое парадоксальное, в том числе и те, кто рассказывает в интервью о влиянии Архиповой. Как они восхищаются голосом, в котором «столько красок, гибкости и оттенков»; как учат партии по записям юбилярши; и как думают о ней («абсолютный эталон, идеал и учитель и в плане культуры пения, и в плане произношения текста, и в плане интерпретации характера»).
Оркестр Большого театра и его мощный хор (особенно впечатливший как хор цыган из «Трубадура») звучали как надо. Объемно, пластично, сбалансированно, в меру энергично, без больших помех вступая во взаимодействие с певцами. Это порадовало.
Что касается чисто инструментальных моментов, а именно сыгранного в начале первого отделения Вступления к опере «Хованщина» («Рассвет на Москве-реке») и исполненного в начале второй половины концерта Интермеццо из оперы «Сельская честь», то дирижер предпочел трактовать оба фрагмента скорее мягко и лирически, чем как-то еще.
Почему нет, вполне возможно. Рассвет на реке может быть и таким, задушевным, оттеняющим людские страсти. И тем более этому служит реально нежное по звуку Интермеццо в веристской опере о любви и мести.
Возвращаюсь к вокалу. Концерт был построен просто, первое отделение – русская опера, второе — зарубежная. Приоритет, конечно, отдан ариям из репертуара Архиповой, но не только. И тут — неизбежное в таких случаях сравнение: всем же хочется, чтобы те, кто вспоминает великую предшественницу, пели на ее уровне. Это, конечно, в идеале. Но вот как было на юбилейном концерте. Имен сознательно не называю, ибо тут дело принципа: показывает солист (или солистка) необходимость штучного подхода к партии или нет.
Мы услышали, например, кусочек арии Далилы-Архиповой в архивной записи. Кусочка было достаточно, чтобы услышать образ коварной и неотразимой куртизанки, с ленивой чувственной грацией и скрытой хваткой тигрицы. А что дальше? Выходит на концерте певица с красивым, откалиброванным голосом, хорошо владеющая легато. Казалось бы, все карты в руки. Но поет так эмоционально ровно, так безмятежно, как будто в тексте арии говорится о воскресной школе для примерных девочек. И нет слов о жгучей ласке, которую хитрая Далила как бы ожидает от любовника.
Это один из нескольких примеров. Были и другие. Будь то равнодушный Эскамильо, довольно бесстрастный (вернее, имитирующий страсть) дуэт о любви Кончаковны и Владимира Игоревича или никакой дуэт перед казнью из «Мазепы». Лель из «Снегурочки» был какой-то не раздольный. Иоанна, Орлеанская дева, прощалась с родными местами без особых эмоций, скорее с любезной нейтральностью.
А озлобленная безумная Азучена? Это же конец света должен быть. Тем более в концертном исполнении, где не спрячешься за костюмность. Но не слегка взволнованная мемориальная информация в песне, пусть и спетая в интенсивной голосовой манере. Больше темперамента возникло у Любаши и Кармен (коронные партии Архиповой), но от сгущенного понимания образов все равно оказалось далековато. И так далее.
Единственный раз я восхищенно замерла от проникновения певицы в роль, когда на сцену вышла Ольга Бородина (сцена Графини в спальне). Это было выступление, конгениальное уровню Архиповой. Просто мороз по коже, от этих старческих воспоминаний, в которых смешались презрение к настоящему, беспомощность и ностальгия.
Поразил фрагмент из арии оперы Гретри, у певицы — роскошный отголосок былого величия, сгусток жути одиночества, пропетый почти шепотом. А дикция на пять с плюсом! Бородина, не занимаясь формальным «актерством», спела судьбу. Браво.
В общем, поучительный был концерт. Многое объясняющий.
Майя Крылова