Прошло уже почти три недели после окончания XIII Международного конкурса имени П. И. Чайковского, а разговоры, посвященные этому самому масштабному в нашей стране смотру молодых исполнительских талантов, продолжаются.
В музыкальной среде, на специализированных сайтах в Интернете живо обсуждаются подробности конкурса, высказываются разные, часто взаимоисключающие мнения о достоинствах конкурсантов, о работе жюри, об организации XIII конкурса.
Столь пролонгированный интерес понятен и объясним: отечественная музыкальная общественность вот уже без малого полвека привычно связывает с Конкурсом Чайковского, некогда весьма мощным и высокоавторитетным в мире, свои надежды на появление новых ярких имен, приход на мировую концертную эстраду очередного поколения звезд первой величины и даже, наконец, некоторые изменения мейнстрима современного музыкального исполнительства.
Кроме того, не секрет, что конкурсы такого уровня являются площадкой для определения негласного рейтинга известных в мире высших музыкальных школ.
А нынче, в условиях жесткой конкуренции не только юных профессионалов, но и их учителей, это обстоятельство привносит в атмосферу конкурса дополнительный накал страстей. Мы пригласили к обсуждению некоторых уроков XIII Международного конкурса имени П. И. Чайковского людей, проведших 18 конкурсных дней, что называется, в самом горниле его страстей: председателя жюри пианистов Николая Петрова и ответственного секретаря жюри скрипачей Евгения Баранкина.
– Надеюсь, что за эти три недели вы успели остыть от конкурсных страстей и готовы спокойно и даже несколько отстраненно взглянуть на то, чему же должен нас научить только что отгремевший конкурс?
Николай Петров: — Да, время быстротечно, и XIII конкурс уже стал одной из страниц музыкальной истории. Но, как известно, главный урок истории состоит в том, что никто не учится на этих уроках. А поскольку я в качестве главной своей задачи как председателя одного из жюри видел возрождение репутации Конкурса Чайковского, для меня очень важно серьезное осмысление конкурсных проблем.
Евгений Баранкин: — Думаю, что очень важно быстро и своевременно произвести анализ прошедшего конкурса и сразу начинать подготовку к проведению следующего. Иначе легко можно превратиться в генералов, которые, как было некогда сказано, всегда готовятся к прошедшей войне. Главное, на мой взгляд, сделать так, чтобы конкурс, несмотря на полувековую историю, всегда был современным, то есть адекватным тому времени, в которое он проходит.
– А что разве с этим есть проблемы? Молодые люди поют, играют на фортепиано, скрипках и виолончелях, а немолодые люди, увенчанные разнообразными титулами и регалиями, оценивают их достижения. В чем, собственно, здесь может быть современность или архаика?
Н.П. — Прежде всего в том, что резко расширилась современная конкурсная карта мира. Сейчас, насколько я помню, за год проводится примерно 150 музыкальных конкурсов.
Е.Б. — Причем формально все эти конкурсы равны. Нет конкурсов главных и неглавных. Все люди, отмеченные конкурсными жюри, носят одинаковые звания: лауреат международного конкурса. Между тем всем известно, что существуют конкурсы более и менее авторитетные. Зависит это не только от размера премиальных, но и от состава жюри, его объективности, наконец, от последствий победы на нем.
— “Последствия победы”?
Н.П. — Например, победители конкурса Вэна Клайберна гарантированно получают гастрольные туры по лучшим концертным площадкам мира, договоры с ведущими фирмами грамзаписи, им предоставляется высокопрофессиональный менеджмент, то есть речь идет о возможности мощнейшего старта артистической карьеры.
Этот конкурс организуется очень сильным фондом, где состоят не только богатые, но и весьма влиятельные люди. Причем фонд – организация постоянно действующая: закончив один конкурс, они сразу же приступают к подготовке следующего.
Последнее обстоятельство весьма важно и вполне применимо к Конкурсу Чайковского. Уверен, что ему необходима небольшая, постоянно действующая дирекция, чтобы готовить конкурс планомерно, организовывать послеконкурсную программу для его победителей.
Е.Б. — В этот раз генеральный директор Московской государственной филармонии А.Шалашов предложил контракты лауреатам XIII конкурса (скрипачам и виолончелистам), замечательно, но, во-первых, это, увы, не система, а во-вторых, этого явно не достаточно.
Что же касается разного уровня лауреатов разных конкурсов, то вот вам убедительнейшее доказательство: по положению все они допускаются в любой следующий конкурс без предварительного прослушивания. В нынешнем конкурсе у пианистов, насколько я помню, их было 16 человек (причем все лауреаты 1-х премий), в финал из них не прошел никто, у скрипачей из таких лауреатов в финале оказалась лишь одна.
Н.П. — В советские времена наших участников на конкурсы направляли. Это означало жесткий отбор и специальную подготовку. Хорошо ли это было?
Когда в отбор будущих конкурсантов вмешивались мотивы нетворческие – плохо, с точки же зрения серьезности отношения к подготовке, ответственности учителя перед учеником (ныне, увы, почти утерянной) – хорошо. Сейчас любой музыкант по собственному желанию может принять участие в любом международном конкурсе. Казалось бы, чего ж лучше? Ан нет.
Следствием этой бесконечной свободы выбора стала очевидная коммерциализация музыкальных конкурсов и, что особенно прискорбно, явный их кризис. Возникла новая генерация молодых музыкантов, которых я бы назвал – конкурсные гастролеры.
Эти ребята готовят одну программу и ездят с ней с конкурса на конкурс, просто зарабатывая таким образом деньги. Уровень конкурсов, как уже говорилось, разный, где-то он получит шестую премию, где-то – вторую. Я, например, знаю одного нашего молодого пианиста, который участвовал уже в 40 международных конкурсах. Та же, кстати, история и у некоторых членов жюри, кочующих по конкурсам.
Уверен, что для молодых музыкантов это пагубный путь, не дающий им творчески развиваться. Это уже и не музыканты, а некие спортсмены узкого профиля, а их учителя – тренеры, или, как сейчас принято говорить, “коучи”. В результате – ощутимый во всем мире дефицит ярких индивидуальностей, стремящихся и способных к саморазвитию. Столкнулись мы с этим и на нашем конкурсе.
– Неужели?
Е.Б. — У скрипачей это было абсолютно очевидно. Много людей одаренных, мало – ярких и развивающихся. Об этом говорил председатель нашего жюри Владимир Спиваков. Отсюда и показавшийся чрезвычайно жестким отсев в первом и втором турах.
Поверьте, в этих турах не было какой-то целенаправленной игры на выбивание, ставшей результатом чьих-то там интриг, просто не устраивал довольно серый уровень многих конкурсантов. Более того, Владимир Спиваков настоял на том, чтобы те члены жюри, чьи ученики играли в конкурсе, в 1-м и 2-м туре не участвовали в голосовании за своих учеников. В 3-м туре они не голосовали вообще, только за наличие или отсутствие 1-й премии как таковой.
– Да, эта проблема – ученик в конкурсе, учитель в жюри – стала одной из самых острых и обсуждаемых в конкурсных кулуарах. По мнению многих, здесь одна из причин девальвации Конкурса Чайковского.
Н.П. — У меня, о чем я неоднократно публично заявлял, есть много претензий к конкурсной процедуре. Я, например, предлагал сделать голосование членов жюри открытым, поскольку уверен, что каждый должен быть готов к тому, чтобы аргументировать свою оценку. Но, к сожалению, коллеги не поддержали меня.
Также я думаю, что ученики и родственники членов жюри не должны принимать участие в конкурсе. В конце концов, из 150 конкурсов каждый может найти такой, где в жюри будут только те люди, в чьей объективности по отношению к нему нельзя будет усомниться. Что же касается голосования в нашем конкурсе, то я совершенно ответственно заявляю: никакого сговора в жюри не было. Во всяком случае, никто из учеников членов жюри выше шестой премии не поднялся.
– Кстати, высказывается мнение, что именно вы способствовали непопаданию в финал талантливого пианиста Коробейникова.
Н.П. — Знаете, лично я считаю Коробейникова очень талантливым пианистом, я-то как раз голосовал за него, более того, именно мною он приглашен участвовать в фестивале “Кремль музыкальный”. Но он существенно нарушил регламент, я сидел с секундомером в руках и как председатель жюри остановил его. В конце концов, регламентные правила существуют и их надо выполнять.
Думаю, что в данном случае беда этого одаренного музыканта в неправильно составленной программе. У каждого должна быть своя тактика участия в конкурсе, и за тактические ошибки приходится расплачиваться, причем не только Коробейникову.
Я, например, считаю, что не повезло многим замечательным пианистам. После 1-го тура, на мой взгляд, незаслуженно слетели одареннейшие китаец Ван Цзю, австриец Вундер и наш Колесников, после второго – Кузнецов. Но сколько же мы слышали в этом конкурсе попросту недоученных программ!
Ребята, видимо, не рассчитывали на выход в следующие туры и не стали утруждать себя дополнительными занятиями. Вот уж такой тактики я совсем не понимаю: идешь на конкурс – будь готов к борьбе до конца.
Очень остро решался у нас вопрос о наличии 1-й премии. В итоге всего один голос принес перевес тем членам жюри, которые были против ее присуждения. Кстати, в Положении о конкурсе записано, что если жюри решает не присуждать 1-ю премию, то это решение должно быть утверждено Оргкомитетом.
По-моему, это нонсенс. Если жюри самостоятельно, то оно самостоятельно во всех своих решениях. Мне кажется, что все эти согласования с Оргкомитетом следует отменить, как архаику советских времен.
Е.Б. — Хочу вернуться к теме “Учитель – ученик”. Боюсь, что избежать участия в конкурсах учеников членов жюри практически невозможно. Во-первых, хотя бы потому, что любой конкурс заинтересован иметь в своем жюри крупных музыкантов, но они же в большинстве своем и самые известные профессора!
Во-вторых, отбор участников конкурса происходит задолго до назначения жюри, а отказ уже отобранному конкурсанту – из-за того, что его профессор вошел в состав жюри… Согласитесь, что как минимум это несправедливо по отношению к молодому музыканту. Так что решение проблемы объективности по-прежнему, думаю, будет пребывать в сфере морально-этической, а вовсе не организационной.
А вот претензии к так называемой геополитике конкурса как раз, на мой взгляд, вполне разрешимы за счет некоторых организационных усилий. В этот раз было много разговоров о том, что большинство конкурсантов представляли страны СНГ и Юго-Восточной Азии.
В процессе отбора мы, например, прослушали 99 потенциальных конкурсантов-скрипачей. С сожалением вынужден констатировать: большинство американцев и европейцев были, очевидно, слабей тех исполнителей, которых в итоге мы отобрали. На мой взгляд, это свидетельствует прежде всего о том, что в условиях мировой глобализации центры исполнительского мастерства постоянно перемещаются и сегодня они находятся именно там, откуда приехали наши конкурсанты.
Мне кажется, что в наше время даже как-то неприлично говорить о том, что в конечном счете нас интересует не гражданство, цвет кожи или разрез глаз конкурсанта, а то, как он играет на скрипке! Впрочем, сказанное вовсе не означает, что в Европе и Америке разразился какой-то страшный музыкальный кризис. Просто талантливые музыканты, как ни крути, народ штучный. Их искать надо.
В тех конкурсах, где дирекции работают постоянно, одна из главных их задач – постоянный мониторинг молодых талантов и персональные приглашения на конкурс. Уверен, что для Конкурса Чайковского такая деятельность не только возможна, но и настоятельно необходима.
Беседовал Юрий Белявский, Газета “Культура”