15 февраля 2019 года Московский Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича-Данченко представит мировую премьеру оперы «Влюбленный дьявол».
Композитор Александр Вустин завершил ее в 1989 году, но за тридцать лет она ни разу не была поставлена на сцене, композитор даже не надеялся, что это когда-нибудь произойдет.
Однако, режиссер Александр Титель и дирижер Владимир Юровский, выбирая сочинение для совместной работы, остановились именно на этой опере. Так первой премьерой второго столетия истории Музыкального театра стал «Влюбленный дьявол» Александра Вустина.
Антон Росицкий (А.Р.), приглашенный на главную мужскую партию – Дона Альвара, и Дарья Терехова (Д.Т.) – исполняющая партию Бьондетты (она же и есть «влюбленный дьявол») рассказывают, как они оказались участниками премьеры, как сделать современную оперу популярной и, что главное в словосочетании «влюбленный дьявол»: «влюбленный» или «дьявол».
***
— Считается, что оперные певцы не особенно жалуют современную музыку, предпочитая исполнять партии в сочинениях столетней и более давности. Учитывая, что ваши голоса самые высокие – «россиниевский» тенор и лирико-колоратурное сопрано, – вопрос «как решились?» напрашивается сам собой.
А.Р.: — Для моего героя – дона Альвара – действительно довольно сложно найти подходящий голос. Партия крайне нестандартная, много верхних нот. На прослушивании я спел арию Арнольда из «Вильгельма Телля» Россини, где в каденции есть выход на «ми», мое исполнение устроило и Тителя, и Юровского. Так, собственно, я попал на постановку.
Я дирижер-хоровик по образованию: сначала Капелла мальчиков (хоровое училище им. М. И. Глинки), потом консерватория, там же в Петербурге, тоже дирижерско-хоровое, потом пел много в хорах, а потом – театр «Зазеркалье», после чего уже стал работать по контрактам.
Мое хоровое прошлое помогает мне быстро учить, я и Альвара выучил сам между выступлениями в других партиях в разных театрах и странах. Накануне начала работы над постановкой, уже здесь, в театре, было несколько уроков с концертмейстером Светланой Ефимовой. Когда только открыл клавир, посмотрел партию, понял, что в принципе спеть это возможно.
Еще до начала репетиций Александр Борисович попросил Александра Кузьмича Вустина облегчить некоторые вокальные партии. Тителю казалось, что какие-то вещи невозможно спеть, неудобно. И такой лист с его пометками есть и на меня, и на Дашу Терехову – нашу Бьондетту.
Больше всего просьб было по поводу моей партии. И Александр Кузьмич сделал вариант клавира. Я, правда, в результате, пою первый вариант, не переделанный. Такая особенность организма, просто данность.
— В этой партии сумасшедшее количество верхних нот, побольше, чем у Россини или Доницетти.
А.Р.: — Я бы сказал, что мне их положено петь, и я пою.
Д.Т.: — Изначально Александр Борисович не рассматривал меня на эту роль, он предлагал ее многим певицам, в том числе иностранным. Эта партия очень сложна. Диапазон – от си-бемоль малой октавы до фа третьей.
Си-бемоль – это рабочая нота для меццо-сопрано, но не для колоратурного сопрано. В первом акте партия написана в основном в первой октаве, зато во втором – в основном высокие ноты.
В какой-то момент Титель пригласил меня посмотреть клавир. Пролистав клавир от начала до конца, я ужаснулась. Сложность шла по нарастающей к финалу. Но я вокальный экстремал. Мне очень нравится, когда в музыке, в пении есть технические трудности, которые необходимо преодолевать.
Спустя некоторое время я зашла к Тителю, набралась наглости, и внезапно для себя сказала: «Александр Борисович, знаете, ведь эту музыку, кроме меня, никто не споет!». Он засмеялся и предложил подготовиться к прослушиванию. Мне было необходимо выучить два больших куска из «Влюбленного дьявола» и показать их Вустину и Юровскому.
За два дня мы выучили с нашим концертмейстером Светланой Ефимовой эти отрывки. Юровскому понравилось. В итоге, меня утвердили. А Вустин даже шутил, как прекрасно, что исполнительница – блондинка, как и должно быть по сюжету.
— Во «Влюбленном дьяволе» много традиционных для оперы номеров и ситуаций – свадьба, дуэль, обольщение и т.п., – однако музыкальный язык наверняка для вас нов и необычен. Как учить, как запоминать?
Д.Т.: — Надо отдать должное опять же Светлане Ефимовой – она просто влюбила меня в эту оперу. Когда я жаловалась на уроках: «Почему это так неудобно?», – она меня успокаивала, говорила, что это шикарный материал, нужно обязательно в этом участвовать, ведь дирижирует Юровский, а с ним работать – большая удача.
Не скрою, Бьондетту я учила несколько месяцев, при том, что Деспину (героиня оперы «Так поступают все женщины, или Школа влюбленных» Моцарта – прим. ред.) я выучила за неделю. В некоторых фрагментах мне помогает только мышечная память связок – после серии уроков связки просто запомнили то, что от них требуется. И, наконец, на одном из уроков Светлана мне сказала, что я стала петь эту музыку так, будто она – самое легкое, что я пела в жизни.
Как раз Копачинская высказывала такую мысль, что пока мы не научимся играть современную музыку «через себя», мы никогда ее не поймем. Исполнитель должен быть проводником этой музыки, находить такие детали и оттенки, чтобы слушатель ахнул.
Патриция Копачинская: «Все должны сочинять. Вот сидеть и сочинять! Можно потом выбрасывать»
Многое в нотном материале менялось в процессе репетиций. Например, у меня есть фрагмент, где я пою с тремя саксофонами. К тому же, должна была петь в первой октаве. Эти инструменты не «пробьет» ни один голос. В итоге мне подняли фрагмент ровно на октаву выше, и все встало на свои места.
— Антон, а Вы же практически весь репетиционный период летали из Москвы в Европу, чтобы работать в тех спектаклях, на которые раньше заключили контракты. А там у Вас Альмавива в «Севильском цирюльнике»… Как переключались? «Лечились» бельканто?
А.Р.: — Вообще, пение любой музыки бельканто должно лечить. Но, если честно, я не могу сказать, что что-то одно помогает другому, я просто профессионально научился через день петь разные вещи, словно в голове что-то запрограммировалось: завтра я лечу в Германию петь в «Севильском цирюльнике», послезавтра я буду петь «Влюбленного дьявола».
Кроме того, Вустин – это не самая современная музыка. Он последователь АСМ-2 (АСМ – 2 – Ассоциация современной музыки 2, идеологом которой был Э. Денисов, продолжатели идей первой АСМ, разогнанной в 30-е годы – ред.), это все сорок лет назад почти было.
Александр Вустин: “Мы знаем, как опасно человеческое любопытство”
Д.Т.: — Мы как раз были на фестивале Юровского «Другое пространство», и после одного из концертов я сказала Вустину: «Вы знаете, у вас такая ясная музыка по сравнению, с тем, что мы слышали сегодня, настолько понятная и удобная. «Так я же уже старомодный!», – ответил Вустин.
А.Р.: — Вустин, по-моему, очень понятный композитор… Тридцать лет назад! Это сколько поколений!? Это уже совсем несовременная музыка. А публике до сих пор кажется, что Прокофьев и Шостакович – это современные композиторы.
Мне кажется надо исключать слово «современный», «современность», вот нигде не говорить, что это «современная» опера. Часть публики это пугает, она шарахается от современной оперы, от современной музыки.
Д.Т.: — А я считаю, что надо писать «современный», просто надо больше исполнять этой музыки, чтобы ухо привыкало. А то ходят только на «Травиату» и «Онегина».
Существуют фестивали, такие, как «Другое пространство», есть исполнители, которые умеют играть современную музыку – та же Патриция Копачинская. Театры должны больше обращаться к современной музыке. Надо, чтобы она звучала везде.
В Москве пройдет фестиваль актуальной музыки «Другое пространство»
Я сама люблю бельканто и пела бы это с утра до ночи. Это очень полезно для вокалиста. Но надо сказать, что Вустин мне тоже оказался полезен. Больше надо слушать современной музыки. Я, кстати, третью симфонию Альфреда Шнитке до «Другого пространства» не слышала, но когда сейчас ее исполняли в КЗЧ, я села и все сорок минут даже ногу на ногу не перекидывала, для меня это был какой-то шок.
Я сказала потом Владимиру Михайловичу, что эта музыка ввела меня в состояние полного транса, просто поглощена этой музыкой. Это же совершенно гениальное произведение! Есть, конечно, какая-то музыка, которую мне трудно слушать, и я делаю над собой усилие, чтобы вникнуть. Но Вустин не из этого разряда.
А.Р.: — И проблема не только в публике, неприятие современной музыки воспитывается во многом еще на консерваторском уровне даже у тех, кто станет профессиональным музыкантом.
Д.Т.: — Когда наш хор пришел на репетиции и услышал впервые большие фрагменты «Влюбленного дьявола», они сказали, что музыка-то крутая! Если мы не будем исполнять новую музыку, присвоив ее, если сами ее не сделаем понятной, любимой для себя, то до зрителя она не дойдет никогда. Кстати, до начала репетиций многие относились к «Влюбленному дьяволу» как к «опять какой-то ерунде».
А.Р.: — Получается, мы добиваемся нужного эффекта, если приходит хор на репетиции и говорит: «О, какая музыка!».
— Вы оба впервые сотрудничаете с Владимиром Юровским.
Д.Т.: — В работе с Владимиром Михайловичем поражает то, насколько музыка под его управлением может быть одновременно и высокоинтеллектуальной и чувственной. Это очень редко.
Я была в Филармонии-2, когда ГАСО под его управление исполнял «Щелкунчика». Поразительно, что после этого симфонического концерта, у меня было ощущение, будто я посмотрела спектакль, но более подробный, чем балет на сцене. Самое приятное, что этот дирижер очень любит певцов. В работе с Александром Борисовичем он всегда попросит изменить мизансцену, если она мешает певцу.
А.Р.: — Владимир Михайлович не дает нарушить музыкальную структуру, чтобы ничего не помешало музицированию и техническому исполнению. У него есть та самая, как я ее называю «адекватность», когда нет никакого доминирования: ни психологически, ни ментально, ни в общении. Он не давит, делает все удобно, так, что происходит именно акт совместного музицирования. И это для меня самое главное.
Д.Т.: — Это очень важно, потому что так бывает не часто. Мне еще повезло, потому что недавно я получила приглашение от Владимира Михайловича участвовать в еще одной мировой премьере: 9 июня в Концертном зале им. Чайковского будет впервые исполняться «Сказание о пугачевском бунте» Юрия Буцко. Участвовать в этом для меня большая честь.
И еще мне кажется, что современную музыку надо ставить так (если речь идет об опере), чтобы было понятно. Мы все были удивлены, когда увидели костюмы «в эпохе», XVIII века. Мы думали, что будет что-то такое супер современное, а Титель нам сказал, понимаете, новую современную оперу надо ставить как классическую, чтобы людям все стало максимально понятно, чтобы не надо было дополнительно что-то объяснять.
Нам кажется, что в таком варианте, как мы ставим, эта опера, эта музыка не может быть не понятна.
А.Р.: — У нас две трети оперы идут в исторических костюмах, а в конце, в испанской деревне, мы уже появляемся в современной одежде.
— Ну, вот вы сами подвели разговор к тому, о чем, собственно, опера, во всяком случае, по мысли режиссера-постановщика Александра Тителя. Вы наверняка прочли и повесть Жака Казота «Влюбленный дьявол»…
Д.Т.: — Я начала с клавира, потом уже прочла Казота. Я переписала себе в тетрадь весь текст оперы. Весь текст только без нот. Всех героев. Мне так легче.
А.Р.: — Нам же нужно сначала определиться: могу или не могу, поэтому, конечно, сначала клавир. Но когда ты смотришь клавир, текст-то ты читаешь. Надо читать клавир, чего иногда режиссеры, кстати, не делают. Потом надо глянуть первоисточник. Между книгой и оперным либретто, конечно, есть разница, как обычно между книгой и инсценировкой или фильмом. У Казота есть два финала: один, который он не рискнул опубликовать, а есть опубликованный. А у нас вообще третий вариант.
На репетициях мы ищем, пробуем. Музыку-то мы все не слышали, только узнаем, именно поэтому мы много находимся в поиске. И хотя иногда хочется быстрее понять структуру, уже впевать в четких обстоятельствах, но я принимаю репетиционный процесс Тителя.
Александр Борисович – интеллигентный человек, нет никакого давления. Совместное творчество. Сегодня мы 40 минут только разговаривали. Но… после этого мы прошли сцену, и наконец в ней появился нерв, она получилась! Именно после разговора.
Александр Титель: “Театр жив, здоров и готовится отметить свое столетие”
Д.Т.: — Он слушает наши предложения, не отвергает, иногда принимает. Все может обсуждаться. Ведь бывает, ты можешь прийти к какому-то решению, не только рассуждая сам с собой, но именно тогда, когда собираются два-три-пять человек. Постановка идет довольно быстро.
А.Р.: — Темп практически европейский.
Д.Т.: — Дальше надо заниматься подробностями.
— Для оперы девушка – дьявол явление довольно редкое.
А.Р.: — Зато есть много фильмов, где дьявол появляется в образе девушки.
Я считаю, что здесь, в опере, дон Альвар хочет познать, а не властвовать. Он ведом любопытством. Это ему нравится. И он попытался сунуть свой нос туда, куда нельзя. Там же в опере, на первой странице сказано, что движущей силой действия служит любопытство. Когда меня спрашивают, что я сделаю, если «передо мной окажется сам Вельзевул», я отвечаю, что «отдеру его за уши». Риск и любопытство!
Но, я считаю, что однажды переступив черту, человек душу свою все-таки дьяволу отдаст. Рано или поздно. Ведь Альвару дьявол говорит: «Чтобы расстаться со мной достаточно веления вашей воли», но герой его не хочет отказаться от продолжения игры и мчится дальше.
Последняя реплика Альвара обращена именно к Бьондетте (она и есть «влюбленный дьявол»): «Прости, прости я твой навек». Все! У нас в финале мать Альвара говорит ему: «Горести твои велики». Никакого освобождения от дьявола, как я понимаю, не предполагается.
— Даша, а Вы в сценах, где Бьондетта старается обольстить героя, завоевать его, девушка или дьявол? Что доминирует?
Д.Т.: — Мы как раз об этом сегодня беседовали. Дьявол в ней не исчезает ни на секунду. Есть вещи, над которыми дьявол не властен. Мать, например. Мать – это бог. Тут уже дьявол не может справиться. Поэтому она и препятствует встречи Альвара с матерью.
А.Р.: — Альвар же все время рвется получить благословение матери. Он стремится остаться честным – благородным в своих поступках.
Д.Т.: — Да, и Бьондетта понимает, если он приедет к матери, то все, все рухнет. Дьявол идет до конца. Но это же Бог разрешает дьяволу быть.
А.Р.: — Конечно. Иначе, если Бог не может справиться с дьяволом, его всесилье может быть подвергнуто сомнению.
Д.Т.: — У нас Бьондетта овладевает Альваром и исчезает, и нет уверенности, что она не вернется, вернее, что не вернется дьявол в том или ином обличье. Она не может превратиться в обычную девушку, иначе все потеряется смысл.
А.Р.: — Превратиться в девушку – это уже диснеевский вариант. На самом деле дьяволу нельзя говорить «да».
На последнем утверждении Антона делаем паузу, чтобы продолжить диалог на премьере оперы Александра Вустина «Влюбленный дьявол», которая состоится 15 и 17 февраля 2019 на сцене Московского академического Музыкального театра им. Станиславского и Немировича-Данченко.
Ирина Горбунова, Константин Черкасов