Перед концертным исполнением «Нормы» Винченцо Беллини в Концертном зале имени П. И. Чайковского исполнительница главной партии Патриция Чофи встретилась с корреспондентом ClassicalMusicNews.ru и поделилась своими мыслями о Великой жрице друидов.
— Что означает «Micat in vertice»?
— Боже мой! Академия Киджи! Это означает «достигнуть вершины».
— Да, это действительно девиз Академии Киджи и мне хотелось бы спросить о Ваших педагогах. Кто они?
— Прежде всего это была Анастасия Томашевская. Польское сопрано. Я встретила её в Сиене (она и сейчас там живёт). У неё я научилась тому, как нужно петь, как понимать свой голос и получать удовольствие от использования этого инструмента.
Потом была Музыкальная академия Киджи. Там я проходила курсы совершенствования вокального мастерства под руководством многих педагогов, включая Карло Бергонци и Ширли Верретт.
— Известно, что Беллини, прежде чем сочинял мелодии, долго обдумывал текст и много раз проговаривал его вслух, чтобы уловить наиболее естественную мелодику фразы и положить её на музыку, сохраняя психологическую достоверность. Есть ли у Вас какой-то подобный приём для создания своих ролей?
— Не знаю насчёт особых приёмов. Я стараюсь интуитивно следовать за Беллини или другими композиторами, музыку которых я должна исполнять.
Думаю, слово и звук — единая вещь. Они очень тесно «спаяны» в репертуаре бельканто. Текст иногда не особенно интересен, одни и те же слова могут повторяться много раз, либретто в целом вряд ли можно назвать «гениальными». Но то, что музыка тесно связана со словом — факт.
Возможно, первой ко мне приходит всё-таки музыка. Именно она со мной «говорит». Я слушаю мелодию и потом стараюсь объединить её со словами, которые ей необходимы. Но мой путь — это дорога интерпретатора, но не создателя. Я понимаю, что композитор слышит сначала звучание текста и потом слышит музыку.
Мне необходимо почувствовать мелодию и понять, что она мне «рассказывает», чтобы придать смысл словам.
— Можно ли сказать, что перед публикой Вы совершенно другой человек?
— Думаю, что так можно сказать о любом исполнителе — актёре или певце. Это очень красивый процесс, потому что мы забываем о себе, «влезаем в шкуру» кого-то другого, живём его жизнью. В жизни я Патриция, на сцене я становлюсь Нормой, Лючией, Виолеттой, Джульеттой и т. д.
Но я не забываю о себе, Патриция есть всегда: со своим опытом, своей жизнью, с тем, как она испытывает эмоции. Меня «ведёт» персонаж. Я хочу быть Виолеттой, даже если Виолетта говорит и страдает так, как это делала бы Патриция. Но мы и свою жизнь обогащаем историей, которую играем.
— Норма. Что это за персонаж? В одном из интервью Вы употребили даже выражение «тотальная шизофрения» (в значении «раздвоения личности»).
— Да, в том смысле, что её жизнь «шизофренична». Она — великая жрица, образец для подражания, нравственный пример для целого народа. Но, с другой стороны, у неё есть и секретная жизнь женщины, которая любит мужчину и воспитывает детей. Норма должна скрывать это и поэтому даже вокально этот персонаж очень многогранен и сложен. Нужно заставить публику почувствовать человеческую и божественную стороны Нормы. В ней есть всё.
Для меня красота этой роли, которую мы обычно представляем себе довольно «сильной», состоит в том, что я чувствую в Норме хрупкость. С помощью своего пения мне нужно найти и показать в ней те чувства, которые вступают в борьбу друг с другом и делают её уязвимой. А чтобы понять, что это действительно так, достаточно взглянуть на партитуру.
Там есть очень драматичные страницы, когда она смертельно поражена связью между Поллионом и Адальджизой — двумя людьми, которых она сильно любит. Это двойное предательство. Или в моменты гнева, когда она собирается убить своих детей. Разумеется, ей не удаётся поднять на них руку. Это внутренняя борьба и театр, который Норма разыгрывает сама с собой. Но в конце в ней побеждает любовь. Великая женщина. Очень человечная, но очень божественная.
— Предполагается, что Джудитта Паста, первая исполнительница Нормы, обладала природным меццо-сопрано с расширенным в ходе обучения диапазоном до сопранового, а Джулия Гризи — обычным сопрано, более светлым. И это соотношение подходит персонажам: рядом со «зрелым» тембром Нормы можно услышать голос, характерный для молодой девушки, каковой была Адальджиза. Но традиция поменяла всё местами и теперь Норму поёт сопрано, а Адальджизу — меццо. Не могли бы Вы поделиться своим мнением на этот счёт?
— Думаю, что найти исполнителей для «Нормы» сложно. Мы можем представить Норму с очень драматическим голосом. Тогда Адальджиза должна быть более молодой, с голосом светлым, свежим и «лёгким», более лирическим.
Но сегодня Норму исполняют очень много сопрано, специализирующихся на лирико-колоратурном репертуаре. Если мы послушаем Мариэллу Девиа, Эдиту Груберову, Джоан Сазерленд и даже Монсеррат Кабалье, то услышим огромный голос, но очень «деликатную» манеру, гибкую и мягкую. И для «тонкой» манеры пения Нормы можно найти Адальджизу с голосом более «земным», тёплым и полным жизни. Это и с точки зрения сценического правдоподобия может объяснить страсть Поллиона к Адальджизе.
Но в этой партии очень много технических сложностей в высоком регистре, поэтому требуется меццо-сопрано с очень лёгкой высокой тесситурой.
— Есть ли в «Норме» какие-то фрагменты, которые нравятся Вам больше остальных? Или наиболее сложны в техническом и психологическом аспектах?
— Самые сложные — те, когда Норма предстаёт в облике жрицы и должна диктовать правила своему народу: «Вы должны поступить так…». В такие моменты требуется очень властная манера пения, которой у меня пока, наверное, нет. Поэтому я стараюсь иначе расставить акценты.
Наиболее комфортно я себя чувствую в речитативах, где Норма — человек: в Teneri figli и вообще во всей сцене начала второго акта, т.е. тогда, когда Норма чувствует себя потерянной и испытывает страх.
И финал. Это музыка, несомненно «сошедшая с небес». Я чувствую боль Нормы и силу в этой боли, но я ощущаю в ней и мягкость. Голосом здесь можно изобразить огромное количество красок и эмоций и мне это очень нравится.
— Ваш любимый оперный персонаж?
— Виолетта.
— А наиболее презираемый персонаж?
— Любимый, но в то же время презираемый — Лючия. Презрение — это одна из форм любви.
— Любимый композитор?
— Если бы Вы могли начать свою жизнь сначала и не становиться певицей, какую дорогу Вы бы выбрали? Ту же самую или другую?
— Жизнь «заставила» меня выбрать пение, без сомнений. Сегодня мне хотелось бы открыть ресторан, но если бы я могла начать всё сначала, то наверное стала бы пианисткой.
— Ваш любимый девиз?
— Их много. Но один, пожалуй, таков: доверять жизни и не бояться.
Беседовал Сергей Евдокимов