Музыкальные театры бывших союзных республик работают в очень разных условиях.
Накануне Нового года в издательстве «КнигИздат» вышел «Постсоветский оперный дневник» – новое исследование искусствоведа, музыкального обозревателя Александра Матусевича, посвященное развитию оперного искусства в странах бывшего СССР.
О предмете своего исследования автор рассказал корреспонденту «НГ» Марине Гайкович.
– В какой момент вы начали отслеживать историю оперных театров после 1991 года?
– В 1990-е годы я еще профессионально не писал об опере – только учился и набирался опыта. Кроме того, помимо Украины, с которой у меня всегда было связано многое, я в те годы практически не путешествовал по бывшим союзным республикам: манила Европа.
Когда после 1991 года стало возможно ездить за рубеж, интересы и меломана, и профессионала влекли и того, и другого прежде всего в Европу за новыми музыкальными впечатлениями, которые до того были мало доступны.
Бывшие советские театры были менее интересны, казалось, что мы про них и так все знаем. Но прошло совсем немного времени, и стало понятно, что это не менее интересное направление, своеобразное, очень неоднородное, несмотря на общий источник становления оперной культуры (может быть, только за исключением Прибалтики) – русский оперный театр. Поэтому мой рассказ начинается с 2002 года, то есть собраны материалы более чем за 20 последних лет.
– Видели ли вы спектакли этих театров в советский период, можете ли оценить момент перехода? Насколько он был плавным или болезненным?
– Видел очень мало, но многие из поставленных еще в советские годы спектаклей дожили до нулевых, и я их видел позже в Минске, Киеве, Кишиневе, Бишкеке, Ташкенте и даже в Риге.
Но наряду с наличием старых спектаклей, конечно, ставилось и новое. Поэтому, как мне кажется, нигде не было резкого переключения со старой эстетики на новую, везде переход был плавным, поскольку театрам нужно было выживать и зарабатывать, особенно в новых рыночных экономических условиях, поэтому старые спектакли прокатывались, некоторые из них жили очень долго, кое-что идет еще и сейчас, через 32 года после распада СССР.
Но переход совершался везде по-разному в плане темпа – где-то модернизировались быстрее, где-то он растянулся на десятилетия и до сих пор не завершен. Болезненность заключалась скорее в резком изменении условий существования театров, прежде всего отсутствии должного финансирования, необходимости зарабатывать самим, заметном падении культурного уровня населения, которому все больше становилось совсем не до оперы.
– Какие страны представлены в книге?
– 11 из 15 бывших союзных республик. России там сознательно нет или почти нет, по крайней мере нет отдельного раздела, отражена только оперная жизнь других республик. Больше всего материалов из Украины и Белоруссии.
Что касается Украины, то после 2014 года у меня есть репортажи, сделанные, что называется, по обе стороны фронта: с одной стороны, Киев, Одесса и Харьков, с другой – Донбасс.
Валерий Филиппов: «Война оказалась хорошей проверкой многих человеческих качеств»
В оставшейся трети – прочие девять республик. Более-менее представительно даны Прибалтика, Молдавия и Казахстан. Армения, Узбекистан. Киргизия и Таджикистан даны, к сожалению, единичными материалами.
– Можете ли кратко охарактеризовать, какой путь прошли театры за это время? Есть ли те, кто совершил рывок или, наоборот, «пал в бездну»?
– Каждая республика пошла своей дорогой, соответственно оперный театр развивается везде со своими особенностями и, безусловно, зависит от общего политического, экономического, социального контекста в той или иной стране. Есть лишь некоторые элементы, свидетельствующие об общем прошлом, – в традициях, эстетике, в режиссерской и вокальной школах. Где-то это общее уже едва уловимо, где-то проявлено сильнее.
Но в целом можно сказать, что утрата единого культурного пространства, да и общей страны как таковой почти никому не пошла на пользу. Даже Прибалтике, которая во всех отношениях ближе к Европе: практически утрачена эстетика советского оперного театра (она жива лишь в каких-то своих атавизмах типа «Турандот» 1970-х годов, которая до сих пор идет в Риге), но своего принципиально нового и оригинального почти ничего не создано.
В основном идет методичное копирование европейских практик, не всегда, на мой взгляд, лучших: наблюдается массированный приход постмодернистского театра со всеми вытекающими отсюда последствиями.
То есть «окно» в данном случае открыто своеобразно, по крайней мере пока. Большинство же других театров застряли в старой советской еще эстетической парадигме, но у многих она сохраняется формально, чисто внешне, без того высококачественного реалистического наполнения, что было характерно для советского оперного искусства.
Ну и у многих есть проблемы с финансированием – как следствие пренебрежения оперой со стороны властей предержащих, а также с посещаемостью, поскольку за 30 постсоветских лет культурный уровень населения упал везде.
Рывка я не вижу нигде, даже в Минске, где театр наиболее стабилен и хорошо финансируем, но идейное наполнение зачастую оставляет желать лучшего.
Что касается «бездны», то, наверно, стоит вспомнить, что в Ашхабаде оперный театр закрыли и вообще снесли даже само здание еще в начале века – тогдашний президент Туркмении Ниязов охарактеризовал оперно-балетное искусство как чуждое туркменам в принципе.
До такого радикализма пока больше нигде не дошли, но в мусульманских республиках, пожалуй за исключением Казахстана, жизнь у оперных театров в целом не сладкая: исламизация, идущая с той или иной степенью интенсивности, не очень совместима со светским искусством западного толка, каким является опера.
– Насколько сильна линия национальной оперы?
– В целом она очень слабо выражена везде. Это может показаться удивительным, поскольку, кроме Белоруссии при Лукашенко, пожалуй, все постсоветские республики питаются идеологией национализма, однако оперный театр сегодня не входит в число активных идеологических инструментов националистически ориентированной элиты.
Если мы вспомним буржуазный национализм XIX – первых десятилетий XX века в европейских странах, то опера там была одним из первых видов искусства, активно используемых для развития и укрепления национального самосознания и националистической идеологии. Во многом именно на этом и возник пестрый набор европейских оперных школ в тот период.
В пост-СССР этим и не пахнет. Оперное искусство воспринимается в большей степени как международное, даже западное, а отнюдь не национальное. Именно поэтому с ним разделались в Туркмении. Именно поэтому во всех театрах бывших союзных республик самые посещаемые спектакли – это итальянские оперы, потом идут французские и русские.
Национальные оперы ставятся нечасто и пользуются очень малым спросом у местной публики абсолютно везде. Возможно, в Украине теперь ситуация изменится, поскольку они совершенно отказались от русской оперы и очень озабочены своим национальным самосознанием, но, по правде говоря, украинских опер не так уж много, а шедевров, равновеликих «Аиде» или «Борису Годунову», нет совсем.
Марина Гайкович, “НГ”