Прошел уже почти год после последнего концерта Григория Соколова в Большом зале Санкт-Петербургской филармонии, состоявшегося по традиции в апреле 2018 года 4 числа.
Близится уже следующий его концерт, назначенный на 22 апреля 2019 года, а я так и не сумел написать на него рецензию.
Напомню хотя бы его программу: три сонаты Йозефа Гайдна №№ 32, 47 и 49 в первом отделении и Четыре экспромта посмертного опуса Франца Шуберта – во втором.
И, как всегда в последние годы, щедрые бисы: Экспромт ля-бемоль мажор № 2 Шуберта, «Дикари» и «Перекличка птиц» Рамо, Мазурка ля минор ор. 68 № 2 Шопена, «Венгерская мелодия»» Шуберта.
Завершился концерт потрясающей, даже на общем фоне Соколова, прелюдией ор. 11 № 4 Скрябина.
У меня есть два коротких интервью музыкантов разных поколений: старше Соколова по возрасту музыковеда Леонида Гаккеля и молодого пианиста Мирослава Култышева, взятых сразу по окончании концерта.
– Мирослав, вы слышали много концертов Григория Соколова. Были ли какие-то особенности у его сегодняшнего петербургского концерта?
Мирослав Култышев: Прошло более 15 лет с последнего обращения Григория Липмановича к Гайдну (это был, соответственно, 2002 год). Я ждал сегодняшнего концерта с особым нетерпением. Три минорные сонаты, (соль минор, си минор и до диез минор), исполняемые в этом сезоне, появились в его репертуаре впервые.
‑ Минорных сонат у Гайдна очень мало.
‑ Тем ценнее каждая из них. Перед концертом, в предвкушении этого события, я много раз пытался мысленно представить себе, как именно, в каком, так сказать, эмоциональном модусе, они будут переданы мастером.
Мы услышали Сонаты, которые были согреты необычайным теплом и доверительной интонацией. Каждая деталь, каждый «квант» этой музыки были проживаемы с необычайной интенсивностью и вместе с тем удивительной человечностью.
‑ Меня поразила необыкновенная простота, с которой эти сонаты прозвучали у Соколова.
‑ Я с вами согласен. О его исполнении можно много говорить.
В чём загадка Григория Соколова? Он абсолютно самобытен и ни на кого не похож. Он узнаваем с полузвука. И при этом он потрясающе естественен, и органичен. Редчайший синтез поразительной, органически-природной естественности и ‑ невероятной самобытности. Как Соколов это совмещает эти «полюса» ‑ одна из величайших тайн его искусства.
Эти сонаты Гайдна были сыграны Соколовым практически слитно, как некое мета-произведение, как своеобразный триптих. Надо сказать, что Григорий Липманович и раньше играл сочинения одного автора в программе единым, сквозным потоком. И такой «метод», такое драматургическое решение, погружает нас, слушателей, в состояние, близкое к трансу.
‑ Меня всегда не перестает удивлять двойственность одного ощущения. С одной стороны абсолютная его независимость от зала – он выходит на эстраду и сразу начинает играть, не обращая внимания на шумы в зале, всегда присущие началу концерта. А с другой стороны происходит невероятный энергетический контакт с залом.
‑ У Соколова синтез абсолютной герметичности, или, как говорят на театре, наличия некоей «четвертой стены», отделяющей его на эстраде от зала (при полном, однако, отсутствии показной дистанцированности от публики) и с другой стороны, удивительная самоотдача, бесконечная душевная щедрость и резонирование с самыми глубинными пластами души слушателя.
При этом Григорию Липмановичу не нужно входить в какое-то особое состояние на сцене. Он постоянно живёт в этом, с нашей точки зрения, «особом состоянии» . Как он сам сказал в интервью: «Как человек живёт, так он и играет».
Самое главное, этот концерт Григория Соколова подарил нам, присутствовавшим в зале, какое- то невероятное утешение. Вернее, он озарил нас каким-то невечерним светом.
Его бисы — заслуживают особого разговора. Если основная программа в течение сезона остается неизменной, то бисы могут варьироваться от концерта к концерту.
Так, предпоследним, пятым бисом в этом концерте прозвучала «Венгерская мелодия» Шуберта. Это настоящий раритет как в шубертовском наследии, в целом, так и в репертуаре Соколова – на моей памяти он ее раньше не играл.
Все сыгранные бисы оставили с одной стороны чувство горечи, а с другой, как я уже говорил, ощущение надежды и света…
‑ «Печаль моя светла…»
‑ Да, да! В отличие от бисов двух предыдущих концертов. Вы же помните, как мы все были просто «раздавлены» до минорной шопеновской прелюдией в концерте 2017 года.
‑ Да, они были знаком высокой трагедии. А в этот раз зал просто замер после прелюдии Скрябина и несколько секунд молчал. Silencium! Тишина! Самая дорогая награда исполнителю!
‑ Мы с вами счастливые люди!…
Беседовал Владимир Ойвин, 4 апреля 2018 года