15 августа 1919 года родился советский и российский пианист Виктор Мержанов.
Владимир Ойвин вспоминает об одной из своих встреч с артистом.
С Виктором Карповичем Мержановым я не был знаком близко. Его ученица Фарида Фахми — музыкальный обозреватель Первого канала Всесоюзного радио, с которой я был много лет дружен, — меня ему представила. С тех пор мы раскланивались при встречах, не более того.
Однажды вижу: сидит он перед каким-то концертом в одиночестве на банкетке в фойе Малого зала консерватории поникший, с усталым выражением лица. Я подошёл поздороваться — и решил развлечь его одной историей из моей жизни, связанной с ним.
В детстве я учился в музыкальной школе, и нас обязывали покупать абонементы на дневные концерты для детей в Большой зал консерватории. Как известно, то, что делается из-под палки, пользу приносит редко. Так было и со мной – полюбить классическую музыку эти обязательные походы в консерваторию меня не заставили.
Но я частенько бывал в доме Миркиных, друзей моих родителей. Их старшая дочь Зина (впоследствии великолепная поэтесса и жена выдающегося мыслителя Григория Померанца) в те годы тяжело болела, не выходила из дома, и концерты посещать не могла.
Была середина пятидесятых годов, время появления у нас долгоиграющих пластинок. Родители Зины купили электропроигрыватель — точнее говоря, вертушку и радиоприёмничек в качестве усилителя. Стали приобретать долгоиграющие пластики классической музыки. Приходя к ним гости, у Зины в комнате я слушал классику.
Помню, слышал увертюру к «Руслану и Людмиле», которую тогда полюбил больше всего, Пятые симфонии Бетховена и Чайковского, сонаты Бетховена «Патетическую», «Лунную», скрипичную «Весеннюю»; «Итальянское каприччио» Чайковского, целиком «Евгения Онегина» и «Иоланту». (До сих пор люблю «Иоланту» больше всех его опер.)
Я пристал к своим родителям, и мне купили такие же проигрыватель и приёмник, как у Зины. До сих пор помню его марку: «АРЗ-49». Он был в металлическом корпусе, и звук у него был как из ведра. Но я всё равно был счастлив — и стал постоянным посетителем секций грампластинок в ГУМе (специализированных магазинов ещё не было).
Так зародилась моя коллекция винила, сегодня в ней 3-4 тысячи дисков. Я её берегу как зеницу ока. Благо в годы её зарождения и пополнения диски стоили недорого: отечественные 1 руб. 45 коп., а импортные (ГДР, Чехословакии, Польши, Болгарии, Венгрии) от 2 до 3 рублей. И родителям было спокойнее: я стал меньше болтаться во дворе. Но за это на них был наложен оброк на приобретение грампластинок – рублей 15 в месяц (в пересчёте на новые деньги, конечно).
И вот, в начале 9-го класса, у меня в мозгах щёлкнуло. Захотелось слушать музыку не в записи, а живьём. И я отправился в метро. Тогда в вестибюлях многих станций стояли будки театрально-концертных касс.
Эта касса (естественно, другого дизайна) стоит по сей день на том же месте в вестибюле станции метро «Площадь революции». В ней-то я впервые сам себе купил билет на концерт. Потому-то я его так хорошо запомнил.
Он проходил в Бетховенском зале Большого театра, тогда располагавшемся в царском фойе. Это был концерт из цикла «Все сонаты для скрипки и фортепиано Бетховена». Играли Ашот Габриэлян (скрипка) и Виктор Мержанов (фортепиано). В списке посещённых мною концертов, который теперь подлиннее донжуанского у Моцарта, это был первый.
Я спросил Виктора Карповича, помнит ли он тот концерт.
— Ну конечно! Неужели есть ещё кто-то, кто помнит его?
— Я прекрасно помню. Даже помню, что одной из трёх сонат была пятая, «Весенняя».
Лицо Мержанова сияло от восторга. А я был рад, что смог поднять ему настроение.
Владимир Ойвин