Музыкальный театр Карелии привез на сцену московской “Новой оперы” “Коппелию”.
От классического балета Делиба в трехактном спектакле Кирилла Симонова сохранилось лишь имя главной героини и – частично – музыка.
Карельский балет существует уже больше полувека, но за пределами родного города зрители узнали о его существовании только несколько лет назад – благодаря “Золотой маске”. Экс-танцовщик Мариинского театра Кирилл Симонов приехал в проблемную маленькую труппу в 2008-м и превратил ее в авторскую компанию со своим лицом и стилем.
“Коппелия”, один из самых успешных классических балетов, в наши дни оказалась в театрах экзотической птицей. Трансформировать новеллу Гофмана “Песочный человек” в балет решил в середине XIX века Артюр Сен-Леон, один из самых мастеровитых и успешных французских балетмейстеров.
Музыку написал Лео Делиб, премьера прошла в Парижской опере. Больше ста лет спектакль жил в образе комедии. Кирилла Симонова в подзабытой “Коппелии”, вероятно, привлекла первоклассная музыка Лео Делиба. Но сегодня история о девушке с фарфоровыми глазами, вероятно, кажется слишком незамысловатой, поэтому специально для постановки в Петрозаводске Ольга Погодина-Кузмина написала новое либретто: вернуть балету гофмановскую мистичность и многоплановость.
Новая “Коппелия” оказалась совсем не сказкой, хотя элемент фантастики и фантасмагории в ней сохранился. Действие балета теперь разворачивается не в далекой Галиции, а во дворе московской “хрущевки” в 1960-е с их узнаваемым древесно-стружечным минимализмом интерьеров (художник – словак Павол Юраш), а пролог отсылает к событиям 1937 года – родители прощаются со спящим ребенком, от которого их увозит черный “воронок”.
Остальные три акта Натанаэля – выросшего ребенка – нагоняют страхи и ужасы той ночи. В его вполне благополучную и веселую жизнь, в которой он готовится к свадьбе с очаровательной Кларой, врываются новые соседи – механик Коппелиус и его дочь Коппелия. Коппелиус, наделенный пластикой паралитика, дарит Натанаэлю очки, благодаря которым он видит построенный Дворец Советов и бомбардировщики, а Коппелия оказывается через эти окуляры ожившей картинкой из французского модного журнала.
Симонов проявляет чудеса изобретательности, чтобы усилиями миниатюрной труппы создать эффект многонаселенного спектакля – во дворе гуляют мамы с колясками, на балконах скучают граждане с газетами, в кабинете Коппелиуса оживает целый отряд кукол-автоматов.
Симонов вкрапляет в партитуру “Коппелии” фрагменты другого шедевра Делиба – “Сильвии”. Чардаши переплетаются с вальсами, вальсы с мазурками, на своих местах шотландская жига и испанское болеро. Они отчаянно сопротивляются – как новой хореографии, декларативно однообразной, рубленой, зачастую лишенной пуантов и совершенно отказавшейся от классической воздушности, так и новому сюжету, не желая расставаться с простодушием старой “Коппелии”.
Эта искрящаяся музыка не совмещается с портретом Берии, возникающим внезапно в проекции: вот кто был механиком, кукловодом, Песочным человеком этой истории. Натанаэля, срывающего очки, заново увиденный мир сводит с ума. Зрителям остается только надежда, что впредь политическим деятелям не придется вальсировать под Делиба.
Анна Галайда, “Российская газета”