Какое счастье слушать русскую оперу, особенно если находишься далеко от дома. В Венской Штаатсопере в июне 2023 дали несколько представлений оперы Шостаковича «Леди Макбет Мценского уезда», премьера которой состоялась 23 октября 2009.
Я побывал на дневном спектакле 8 июня 2023, последний спектакль этой серии состоялся в понедельник 12 июня 2023.
Опера нашего великого современника, (а для меня Дмитрий Дмитриевич в любом случае — современник, во время учебы мне много раз удавалось видеть его в артистической Малого зала на концертах моего первого профессора в Московской консерватории Татьяны Петровны Николаевой, с которой Шостаковича связывала тесная дружба.
И конечно я бегал на репетиции его 14-й и 15-й симфоний в БЗК и был на их премьерах) — не утратила ни на йоту своей свежести, она поражает и восхищает сегодня также как и в первый день.
Его оркестровое мастерство поистине безгранично. Шостакович смело использует все богатство оркестровых красок, ему подвластны звуковые характеристики всех инструментов оркестра.
Со свойственной ему музыкальной откровенностью он обрушивает всю ярость почти на всех персонажей, не оставляя никаких сомнений в их низменности и никчемности. Чего стоят, например, куплеты Квартального в полицейском участке, сколько в них издевки и непреходящей актуальности:
«Создан полицейский был во время оно, даже у египтян были фараоны.
Как же в просвещённый нынешний наш век жить без полицейских может человек?»
Спектакль поставлен Маттиасом Хартманом, который в 2009 взял на себя еще и обязанности директора главного австрийского драматического театра — Венского Бургтеатра — и был очень обременен на тот момент ситуацией в театре и постановками, как своими, так и чужими. Но он смог заняться этим спектаклем со всей необходимой серьезностью, тем более что в опере он не новичок.
Остальными участниками постановочной команды были художник — Фолькер Хинтермайер, художник по костюмам — Су Бюлер, хормейстер — Мартин Шебеста, хореограф — Тереза Ротенберг.
Вновь соприкоснувшись с этой гениальной оперой, я убедился в том, что независимо от того какую редакцию театр выбирает для своей постановки, называться она должна “Катерина Измайлова“. Если мне не изменяет память, опера в первой редакции носила в скобках это название (как подзаголовок).
Я не собираюсь сравнивать количество убийств на совести Катерины в повести Лескова и в опере Шостаковича, их и так все знают. Но в опере оба совершенные ею убийства являлись в общем-то самообороной: в первом случае она защитила своего выше всех мер любимого Сергея, иначе его ждала вторая порка и скорее всего неминуемая смерть. И отравив свекра, этого в высшей степени опасного для жизни человека, первое что она делает – обыскивает Бориса Тимофеевича со словами «Где ключи от кладовой». Ведь тот в этой кладовой запер Сергея, потерявшего сознание от избиения нагайкой.
И в этот момент меня пронзила ассоциация со сценой убийства Скарпиа, когда Тоска отчаянно ищет записку с его секретным предсказанием, якобы освободить любимого ею художника. Но никому в здравом уме не придет в голову обвинять Тоску в убийстве.
Второе убийство происходит в спальне Катерины, когда ее внезапно вернувшийся муж начинает жестоко избивать, называя шлюхой и т.п. Катерина невольно зовёт на помощь Сергея, и оба начинают душить Зиновия Борисовича. Сергей приканчивает его, ударяя тяжёлым подсвечником по голове.
Исходя из музыки оперы и словесного текста, я нигде не нашел подтверждения того, что Катерина ищет освобождения от ее социальной среды, ее так называемой тяжелой женской доли. На мой взгляд Катерина просто томится от жизни с нелюбимым мужем, от неимения детей и отсутствия той ласки и любви, для которых она создана и к которым готова. Во всяком случае так я это слышу у Шостаковича.
Кстати, Шостакович не боится и других ассоциаций с произведениями оперного искусства. Он настолько убежден в своей правоте, настолько уверен в своем гении, что позволяет себе все что ему кажется уместным, любые цитаты и аллюзии.
Так в сцене прощания с Зиновием Борисовичем он просто цитирует хор из Пролога оперы любимого им Мусоргского «Борис Годунов» «На кого ты нас покидаешь?» Или в сцене свадьбы Катерины и Сергея хор поет:
«Кто краше солнца в небе, кто краше солнца в небе? Никого нет краше солнца в небе. Никого нет краше солнца в небе!»,
то есть прямая аллюзия на Заключительный хор «Свет и сила, бог Ярила» из оперы «Снегурочка», не очень любимого им (если верить мемуарам) Римского Корсакова: «Красное солнце наше! Нет тебя в мире краше».
А призрак Бориса Тимофеевича в спальне Катерины в третьем акте просто навеяла мне воспоминание о Тени отца Гамлета.
Оркестр Венской оперы превосходен, надо было видеть удовольствие и улыбку на лицах музыкантов во время исполнения так называемого «Гимна доносчиков».
Английский дирижёр Александр Содди отлично владеет материалом, хорошо выстраивает форму произведения, она нигде у него не проседает, дирижёр держит, что называется, «руку на пульсе» в прямом и переносном смысле.
Мои претензии к нему лежат скорее в вопросах динамики и баланса звучания. Конечно, оркестр играет пиано там, где это указано в партитуре, а фрагмент Восьмого квартета Шостаковича, предваряющий последнюю картину (очевидно он был нужен, чтобы избегнуть ожидания перемены декорации, так как к этой картине Шостакович симфонический антракт не писал), был сыгран в напряженной тишине и со всей глубиной скорбного высказывания.
Но в таких важных лирических сценах как прощание Сергея с Катериной в 4-й картине 2-го акта «Прощай, Катя, прощай» или в следующих за ней сценах, где Катерина вопит «Дверь у меня откройте, дверь у меня откройте» и далее «Кто-нибудь, помогите! Дверь отоприте!», при всем напряжении дирижёр все же должен добиться такого баланса между сценой и оркестровой ямой, чтобы эти реплики доносились в зал со всей ясностью и силой. Ведь в таких моментах именно они несут самую большую эмоциональную нагрузку.
Хоровая «хореография» мне показалась странно недоработанной, будь то в сцене массового изнасилования Аксиньи, будь то в сцене избиения Сергея, в полицейском участке, на свадебном пиру или по пути на каторгу.
Но больше всего меня огорчило недоверие режиссера к музыке. В оркестровой интерлюдии половой акт Сергея и Катерины изображен с таким натурализмом — один американский критик назвал его «порнофонией» — что иллюстрировать его на сцене, да еще два раза, не нужно.
Помимо кровати, в которой скрываются под одеялом любовники и которая, кстати является главным элементом сценографии первых двух актов, режиссер высвечивает на тюлевом занавесе еще одну пару, занимающуюся тем же делом.
Иногда удивляет отсутствие логики у режиссера, например, Задрипанный мужичонка появляется в полицейском участке с трупом Зиновия Борисовича! Но это же главная улика, разве не должна она оставаться на месте преступления?! Как иначе Мужичонка докажет, что не он убил?!
Каждый раз, слушая великое произведение заново, открываешь для себя что-то новое. Вот и в этот раз меня пронзила мысль о том, что я с пониманием отношусь к отвращению Сергея к Катерине- ведь это она довела его до каторги («Зачем ты? Серёжа?» «А кто до каторги меня довёл, забыла? Отойди! Уйди! Ты жизнь мою сгубила! Уйди»).
И еще одним откровением для меня оказались слова: «Знаешь ли, Сонетка, на кого с тобой мы похожи? На Адама и на Еву. «Ну, на рай здесь не слишком-то похоже!»- отвечает Сонетка. И Сергей: «Всё равно. Мы сейчас побывали в раю». То есть любовь и из каторги может сделать рай.
И, наверное, многие из нас в какой-то момент жизни прочтут эти слова Катерины:
«Но нет силы видеть в каждом взгляде злую ненависть, слышать в каждом слове презрение»
как относящиеся и к нам самим.
Слушая спектакль 8 июня, я еще раз сравнил для себя плюсы и минусы постоянной труппы и ансамбля приглашённых солистов. В этом спектакле по качеству исполнения ансамбль приглашенных солистов, несомненно, выигрывает. Трудно собрать такой ровный состав солистов в театре с постоянной труппой, где первачи сочетаются с певцами, время которых уже истекло.
Самые яркие впечатления остались у меня от российских певцов. Елена Михайленко (Катерина) -певица, обладающая большим ярким сопрано, свою последнюю арию «В лесу в самой чаще есть озеро» она спела с огромной выразительностью и простотой.
Дмитрий Головнин (Сергей) — настоящий драматический тенор, певец огромного сценического обаяния.
Андрей Попов (Зиновий Борисович) — пронизывающий до глубины души характерный тенор, создавший блестящий характер убиенного мужа героини.
Сонетка — Мария Баракова — внешне и вокально идеально создана для этой роли.
Единственный нерусский певец в ансамбле протагонистов- немецкий бас Гюнтер Гройсбок. Он имел огромный успех у публики, внешне может чуть моложе чем жалующийся на старость Борис Тимофеевич («Эх! Был бы помоложе хоть лет на десяток, тогда… тогда… жарко стало б ей от меня! Жарко! Жарко! Ей богу, жарко!»), повторяет он как мантру эти слава во втором акте, и мы не знаем, то ли он злится на себя, что уже действительно стар, то ли от переполняющего его нереализованного вожделения.
Голос у Гройсбока большой, мне показалось, что он все же его форсирует, при этом на форте у него появляется огромная гримаса на лице, как при параличе лицевого нерва.
Евгений Солодовников хорошо поет и играет священника, ему Шостакович доверил очень смешную фразу:
«Ох уж эти мне грибки да ботвиньи! Как сказал Николай Васильич Гоголь, великий писатель земли русской!».
Задрипанный мужичонка — Томас Эбенштейн. Я слышал более яркие исполнения этой немаловажной партии, например Александр Кравец в Амстердамской постановке этой оперы у Мариса Янсонса.
Итог: получил огромное наслаждение от еще одного соприкосновения с этой гениальной оперой и большое удовольствие от спектакля в целом! Спасибо Венской опере, что в этом сезоне вернула эту великую оперу на свою великую сцену!
Борис Блох