30 октября 2024 в Московском концертном зале «Зарядье» отпраздновали 210-летие со дня рождения Михаила Лермонтова. Праздничную программу представили Государственный академический Большой симфонический оркестр имени Чайковского и народный артист России Феликс Коробов — главный дирижер МАМТа имени Станиславского и Немировича-Данченко, а с июня этого года и главный приглашенный дирижер БСО.
Привязка к литературным юбилеям неминуемо влечет за собой некоторую банальность, особенно если организаторы в первую очередь ориентируются на массового зрителя. Бренд «Михаил Лермонтов» обещает радость узнавания даже тем, кто далек от академической музыки и кому после третьего звонка напоминают, что аплодисменты между частями произведений не приняты.
Из общеизвестных биографических фактов и хрестоматийных образов, приправленных вальсом Арама Хачатуряна, можно соткать легкий сценарий, этим путем и пошло «Зарядье» — хотя, на первый взгляд, ставки делались не столько на узнавание, сколько на удивление.
Вечер открыла симфоническая поэма Отара Тактакишвили «Мцыри», написанная в 1956 году. Имя Тактакишвили, грузинского композитора и дирижера, несколько лет возглавлявшего Тбилисскую консерваторию, сегодня с большей вероятностью встретишь на партитурах и пластинках в фонде нотных изданий и звукозаписи, нежели на концертных афишах. Симфоническая поэма «Мцыри» напоминает слушателю о поэме стихотворной и ассоциативно отсылает к службе Лермонтова на Кавказе. Музыка ясная, живописная — и довольно предсказуемая.
Волнение начинается издалека, среди струнных, веерно охватывая весь оркестр, нарастает и спадает, и вот уже словно вся природа объята мировой скорбью. Вместе с тем композитор заметно окультуривает лирического героя, из-за чего мы получаем не метания вольнолюбивого юноши, внутри которого демонически кипит жажда жизни, а размышления интеллектуала с оглядкой на социально приемлемые нормы.
Избыток эстетизма лишает поэму убедительности, чему, на наш взгляд, бросил вызов Феликс Коробов, пытаясь раскрепостить оркестр. Однако исполнители не вполне разделяли намерения дирижера, по инерции придерживаясь более рациональной и дисциплинированной манеры.
Следующий композиционно-смысловой блок, по логике программы, должен был передать атмосферу светской жизни. Увы, интриги на балах — как и экзотическая романтика выше — оказались окрашены советской стилистикой.
Продолжила первое отделение сюита из музыки к драме «Маскарад». Арам Хачатурян писал эту музыку для спектакля, поставленного в Театре Вахтангова в 1941 году к столетию Лермонтова. Собранная в сюиту, она попала в разряд «попсовой» классики. Обращение к ней в наши дни, когда речь заходит о Лермонтове, выглядит скорее ритуальным жестом и ставит перед дирижером и оркестром задачу со звездочкой: нарушить автоматизм восприятия там, где это почти невозможно. Иначе в том же вальсе, «заданном», как говорил Хачатурян, самим Лермонтовым, будет «сладок лишь узнаванья миг», после чего слушатель потеряет интерес.
Для вальса Феликс Коробов и БСО выбрали головокружительный темп и динамические контрасты, способные если и не избавить шлягер от «хрестоматийного глянца», то переключить внимание публики на стремительное развитие сюжета и, вопреки концертному этикету, вызвать аплодисменты.
В меланхоличном ноктюрне солировал Сергей Костылев: его скрипке удалось избежать лишней экспрессии, хотя характер партии граничит с театральностью.
Ноктюрн сменила мазурка — в XIX веке этот танец означал, что кавалер, пригласивший даму, оказывает ей знаки внимания (вспомним эпизод из «Героя нашего времени», когда Печорин ради забавы приглашает на мазурку княжну Мери, и случай из биографии самого Лермонтова: таким приглашением поэт расстроил помолвку Екатерины Сушковой). Завершили сюиту романс и зловещий галоп.
Во втором отделении прозвучала сюита Дмитрия Шостаковича из музыки к кинофильму «Гамлет». Она отсылала слушателей, тоже ассоциативно, к дуэли Лермонтова и Мартынова — и, следовательно, к размышлениям о жизни и смерти. Правда, цепочка в этот раз была существенно длиннее.
Лермонтов ценил шекспировского «Гамлета», Шостакович написал музыку к кинофильму Григория Козинцева (1964) и совершил свое последнее путешествие в Америку на пароходе «Михаил Лермонтов». А Лермонтова в шекспировской пьесе занимали «законы судьбы», о чем он рассказывает в письме к тетушке Марии Шан-Гирей:
«Вступаюсь за честь Шекспира. Если он велик, то это в Гамлете; если он истинно Шекспир, этот гений необъемлемый, проникающий в сердце человека, в законы судьбы, оригинальный, то есть неподражаемый Шекспир — то это в Гамлете».
На проблеме свободы человека перед лицом судьбы сосредоточена глава «Фаталист» в «Герое нашего времени» — очевидно, здесь нужно искать ключ и к философской развязке концерта.
В сюите БСО и дирижер достигли единодушия, а образы, вырастающие из музыки Шостаковича, привели к желаемому финалу: ритмичные, неумолимые удары судьбы слились в своеобразную «точку пули в конце». Впрочем, в рамках концерта больше чувствуется расчет на внешний эффект, что не слишком располагает к философским выводам.
Вероника Словохотова