Первой премьерой сезона Михайловского театра стала опера “Евгений Онегин” в постановке знаменитого испанского хореографа Начо Дуато, который после пробы сил в прошлом году в постановке “Кармен” вошел во вкус оперной режиссуры.
И ныне сотворил в ставшем для него уже родным Михайловском театре, где он пять лет занимает пост худрука балета, свою версию, быть может, самой любимой в мире русской оперы.
Начо Дуато сделал спектакль со своими постоянными соавторами — сценографом из Ирака Джаффаром Чалаби и сербской художницей по костюмам Ангелиной Атлагич, за дирижерским пультом — музыкальный руководитель театра Александр Соловьев.
История разворачивается в обстановке безвременья, а мир этих героев беспредметен — здесь нет даже намека на “энциклопедию русской жизни”. Вместо нее попытка европейской унификации стиля: сначала все происходит в каком-то английском регулярном парке (обилие пластиковой зелени и искусственный “футбольный газон” очень портят акустику), потом все перемещаются в дом или события просто происходят на занавесе, подсвеченным светом различных цветов.
Герои без ярких черт характеров ведут себя то как псевдочеховские персонажи, а то как образы, сошедшие со страниц романов Джейн Остин. При этом режиссер не предлагает ни глубокого, ни нового, а главное своего понимания давно известного сюжета. И лиризм, и драма покрыты сплином обыденности и предсказуемости.
Две (а не три, как у Чехова) сестры томятся скукой провинциальной жизни, каждая по-своему. И нет ни малейшей попытки со стороны режиссера, например, осознать, как гордость и предубеждение убивают человека и губят страсть юного сердца, не давая ей перерасти в настоящую любовь…
Начо Дуато: «Нигде спектакли не репетируют так тщательно, как в России»
Но чтоб хоть как-нибудь развлечь публику, в постановке Начо Дуато танцуют все. Вполне естественное и простое решение для хореографа, решившего во второй половине жизни развлечься оперной режиссурой, когда все лавры в балете на самом высоком мировом уровне уже завоеваны и в архиве.
Похоже, именно ради этого все солистки исключительно модельной внешности — очаровательные грации. Дело дошло до абсурда — партию Няни поет совсем молодая Алена Михаевич, заметно младше Татьяны (Александра Сенникова) и Ольги (Ирина Шишкова). Да и мамаша Ларина (Валерия Пронько), судя по всему, родила дочерей в детстве.
Выбор певиц по внешним данным гарантирует красивую картинку (эффектные платья в пастельных тонах (кроме красного у главной героини в финале), как бы в историческом стиле, но с элементами китча (изобилие рюшек и розочек), прилагаются, однако они не придают осмысленности опере.
Зато какие феноменальные шпагаты в воздухе выкидывает барышня при поддержке двух парней во время крестьянского хора, чтобы публика часом сразу не заскучала. А как три чертенка (наверное, блаженство темное, яд желаний и искуситель роковой воплоти) с пластикой Маугли вьются вокруг Татьяны в сцене письма, а в финале мощно, будто приму-балерину вытягивают ее в поддержку над головой. В зале раздается тихий смех…
И тут уже почти неважно, что все певицам их партии просто не по вокальным возможностям. Все поют одинаковыми по тембру голосам, то догоняя, то перегоняя очень громкий оркестр.
Единственные, кто оказались на высоте партитуры Чайковского, это тенора: Сергей Кузьмин был по-настоящему пылким и лиричным Ленским, а Трике — ярким и характерным в исполнении Дамира Закирова, даже несмотря на то, что волей режиссера во время пения ему пришлось изображать воздушного гимнаста.
А вот Семену Антакову без всякого экстрима в роли для Онегина не хватило ни голоса, ни харизмы.
Но более всех не повезло князю Гремину — Александру Безрукову. Знаменитая ария “Любви все возрасты покорны” певцу совсем не покорилась. И в момент ее исполнения на весь зал раздался выкрик: “Вперед!”
Зал замер в изумлении. Весь фокус зрительского внимания переместился со сцены на директорскую ложу, откуда и раздался возглас. Его автор — худрук театра Владимир Кехман, опасно наклонившись через бортик, продолжал делать возмущенные пассы рукой, призывая оркестр играть быстрее.
Недаром же он значится в программке спектакля и ассистентом музыкального руководителя, а в этом году еще и поступил в Санкт-Петербургскую консерваторию, дабы стать уже дипломированным дирижером.
У Владимира Кехмана “Травиата” Верди стала “Дамой с камелиями”
К профессиональной чести музыкантов — никто не остановился. Но все реально испугались. И уже думали не о печальной судьбе своих героев, а, очевидно, о грядущих рестрикциях от начальства.
Хотя Михайловский театр и государственный, но живет он по правилам частного заведения. И все же по законам оперы партитуру исполнили до конца: Онегин в окружении уже знакомого трио чертенят определился со своим “жалким жребием”.
Мария Бабалова, “Российская газета”