Композитор Владимир Раннев рассказал о мировой премьере оркестровой пьесы «Дальше – тишина», которую исполнит Российский национальным молодежный симфонический оркестр (РНМСО) под управлением Филиппа Чижевского на концерте «Другое пространство. Continuo» в Концертном зале имени Чайковского.
— Владимир, как родилась идея сочинения и каким образом она воплотилась в партитуре?
— Однажды я обратил внимание на интересный парадокс. Музыку, которую обобщенно принято называть классической и которая составляет основной репертуар концертных залов, отличает стремление к уникальному авторскому высказыванию, но при этом вся она завершается так, словно на последней ноте композиторы лишаются дара и довольствуются общепринятым стереотипом – тоническим трезвучием или унисоном. Такова была специфика музыкального языка классицизма и романтизма, где итог всякого движения – это установившаяся предопределенность, неоспоримая даже для самых дерзко мыслящих авторов.
Редчайшие исключения лишь подтверждают это правило. И я решил написать оркестровое сочинение, состоящее исключительно из этих последних нот. Их получилось около 400.
— Чем продиктован выбор конкретных композиторов и сочинений?
— Я установил границы от Гайдна до Рихарда Штрауса. В это время идея обязательного завершения пьесы тоникой – то есть обозначения конца формы — была незыблемой. В этом списке не может быть, скажем, Шенберга и Веберна (которые писали музыку в одно время со Штраусом), потому что они переросли эпоху норм тональной гармонии и занимались поиском альтернативных путей. Самый модернистский у меня — Скрябин и его «Прометей» — однако несмотря на то, что вертикаль там построена на жонглировании тонами прометей-аккорда, заканчивается он все равно фа-диез мажорным трезвучием.
Ну и еще круг композиторов и произведений был связан с моим слуховым опытом – это то, что музыканты знают с детства по программам ДМШ, музучилищ, консерваторий и что активно звучит вокруг нас. И, кроме того, мне важно было найти интересные в тембральном, фактурном и регистровом плане финальные тонические трезвучия, чтобы они давали достаточную вариативность и простор для самых разных комбинаций.
— Когда я увидела название вашей новой пьесы, то подумала, что наверняка за ним кроется отсылка к последним словам Гамлета. Есть ли у пьесы сюжетная, литературная коннотация?
— В название лег сугубо конструктивный тезис — после последней ноты всегда наступает тишина. В данном случае, конструкция для меня важнее привносимых извне пафоса, сантиментов и философского подтекста. Но если что-то из этого пригрезится слушателю – это его право.
— Вы пишете преимущественно камерную музыку для ансамблей. Здесь же – большой симфонический оркестр. Насколько для вас усложнилась задача?
— Не только я, но и любой современный композитор чаще пишет камерные сочинения, поскольку так устроена наша композиторская субкультура. Начиная с «Лунного Пьеро» Шенберга наш обособленный мир в целом живет камерной музыкой, которую играют исполнители-солисты.
Но в случае с этой работой, симфонический (четверной) состав оркестра был обязательным моим условием — для меня важно было создать пространство для работы с аккордами, фактурой, тембрами, слышать мощную звучность инструментов, ощущать взаимодействие большого количества музыкантов друг с другом.
— В репертуаре РНМСО – десятки сочинений современных зарубежных и отечественных композиторов, они также были первыми исполнителями сочинений Владимира Тарнопольского, Владимира Горлинского, Алексея Сысоева. А как вы оцениваете их уровень?
— Как самый высокий. Понимаете, оркестровая современная музыка бывает разная – она может быть близка жанру сольного концерта с оркестром, где от музыкантов требуется невероятная виртуозность. А бывает та, которая требует осознанного понимания смысла и задач, которые поставил композитор перед исполнителями.
Качество, которое я ценю в оркестровой игре выше других – это отношение к делу. Когда музыкант, находясь в большом коллективе, преодолевает рутину конвейерной работы и все-таки проникается тем, что звучит, вкладывает свою энергию. К счастью, в РНМСО все это есть. Я вижу, как ребята схватывают на лету то, что мы с Филиппом им разъясняем.
Я встречал оркестры, которые закатывали глаза и спрашивали, что это за музыка и музыка ли это? РНМСО – прекрасные ребята, большие профессионалы, открытые новой музыке. И пока еще любят ее.
— «Дальше – тишина» закрывает программу концерта, в котором также прозвучат сочинения Булеза, Ксенакиса и Шаррино. Это тоже ваша концептуальная идея?
— Из-за названия Филиппу пришлось поменять порядок пьес и в целом внести коррективы. Программа, на мой взгляд, получилась очень умной, экспрессивной, технически сложной. Музыкантам есть что поиграть.
Редко случается, когда мы можем услышать эти вещи в большом филармоническом зале. И обычно на концертах современная музыка уравновешивается хитами той самой классики, из последних вздохов которой и состоит моя пьеса. Но эта программа обошлась без компромиссов.
Беседовала Надежда Травина