Филипп Копачевский регулярно дает концерты в Великобритании, Германии, США, Голландии, Франции, Италии, Греции, Польше, Испании и во многих городах России.
Особую популярность Копачевский приобрел в Японии, где специально по заказу телекомпании NHK записал диск с фортепианными произведениями Шопена. Пианист — постоянный участник многих международных фестивалей.
“Если начинать издалека, то мои родители – музыканты.
Когда мне было 4 года, мой отец уехал работать в Бразилию. Его пригласили играть в духовом квинтете и преподавать по классу флейты. Мы с мамой перебрались к нему, и два года своего детства я провел в Бразилии.
Когда пришло время начинать учиться, в 6 лет, я вернулся в Москву. В Центральную музыкальную школу меня привела бабушка, изначально по классу флейты. Уже на второй год я почувствовал больше тягу к полифонии, многоголосию, нежели к флейтовому одноголосию.
У меня был абсолютный слух, и Юрий Николаевич Должиков, у которого я должен был учиться на флейте, сказал: “Зачем ему это, пускай лучше на рояле играет”.
В 8 лет я официально перешел на специальное фортепиано в класс Киры Александровны Шашкиной.
За что я благодарен своим учителям
Мне повезло, все мои учителя никогда не давили авторитетом, что это нужно делать так, а это по-другому. Они скорее учили работать самому, своей головой, слышать себя. Ведь в конце концов наступает ситуация, когда нет вокруг педагогов, и тогда многие музыканты не понимают, что им делать. Как раз основная задача педагога, на мой взгляд, подготовить ученика к концертной жизни, чтобы ты мог сам себя слышать со стороны и корректировать.
Сергей Леонидович Доренский, настоящий представитель русской фортепианной школы, которая знаменита своим умением петь на рояле, всегда учит — разная музыка требует разного подхода. Это так. Но, в то же время, нельзя во всем беспрекословно верить педагогам. Прежде всего сам музыкант должен для себя выяснить, твое это или нет — то, что просит сделать тебя педагог.
Если что-то внутри тебя против, то даже если ты это выполнишь, это не будет иметь нужный эффект. Поэтому очень часто я дерзил по молодости и не соглашался с моими педагогами. Но так или иначе, это важно с той точки зрения, что ты можешь рассмотреть разные варианты исполнения и решения той или иной задачи. В итоге, формируется свое мнение, музыкальный кругозор, благодаря которому ты находишь разнообразие в стилях, понимаешь, как играть разную музыку.
Несмотря на несогласия, я компромиссный человек. Часто приходится идти на компромиссы и в музыке, и в жизни. Может быть, с точки зрения “продвижения себя” проще быть твердолобым. Но по натуре я совестливый человек. Никогда не хочу и боюсь кого-нибудь обидеть.
За что я благодарен своим родителям
У нас есть замечательные музыкальные школы. Но часто проблема в родителях, которые начинают из своего ребенка делать звезду. 4-х, 5-тилетних возят по концертам, они играют одно и то же в течение долгого времени.
Мои родители относились к этому спокойно, и я имел возможность учиться, по-настоящему работать за роялем.
Конечно, ребенок должен выходить на сцену и чувствовать ее с детства. Для этого существуют фонды, такие как фонд Владимира Спивакова, “Новые имена” и другие, где детям предоставляют такие возможности, да еще помогают в обучении мастер-классами, что очень важно.
У меня осознание, что я хочу заниматься музыкой серьезно, пришло лет в 12-13, до этого возраста ребенок обычно просто выполняет, что скажут взрослые.
В истории есть хорошо известный всем пример: жизнь Моцарта, который в детстве был очень популярен как вундеркинд, а с возрастом рисковал потерять все. Но Моцарт был гений.
О конкурсах
Не припомню ни одного случая, когда мне хотелось бы сыграть на конкурсе. Честно. Надо — значит надо. Готовился и ехал.
С точки зрения стимула, подготовка конкретной программы к конкретному времени, попытка прийти к этому времени на пике своей формы – это хорошая школа. Но мне всегда нравилось выходить на сцену и делать то, что я хочу. Зачастую, на конкурсах, подчиняясь и следуя новым “веяниям”, приходится играть по-другому, где-то идти против себя.
На XV международном конкурсе пианистов Jose Iturbi (Испания, 2006 г.) в 16 лет я не прошел в финал, став дипломантом и обладателем специального приза “YAMAHA”. После третьего тура меня пригласил на ужин тогдашний председатель жюри. Поговорить.
На мой вопрос, почему я не прошёл, мне было сказано: “Ты замечательно играешь, но для своих лет играешь слишком свободно”.
Для меня это не критерий. Это доказательство, что конкурс ставит нас в определенные рамки. Чтобы победить, боишься, входя в “раж”, проявлений спонтанности, интуитивности, чтоб не потерять в качестве. Включаешь аналитическое мышление, думаешь, даже подсознательно, кто сидит в жюри, одному одно нравится, другому – противоположное. Эта путаница в голове музыке совершенно не нужна.
На конкурсы ездить надо, но осторожно. Конкурсы цикличны. Крупные проходят раз в 4 года. Прошло 4 года и “Король умер, да здравствует король”. Поэтому конкурс просто дает шанс получить какие-то ангажементы и заявить о себе. И дальше спокойно играть концерты.
Бывает, что прошлый лауреат даже на крупнейшем конкурсе по прошествии 4-х лет выпадает из нашего зрения. Ошибочно думают, что конкурс что-то гарантирует и кому-то что-то должен.
Существуют такие люди, как Кисин, который никогда нигде не участвовал. И Трифонов, я уверен, выбился бы за счет таланта и без конкурса. Да, конкурс может подстегнуть, сиди себе занимайся, готовься, время для этого расчищено, но…
Как я работаю
Очень не люблю работать “в стол”. Еще с детства никогда не мог учить то, что в скором времени не нужно играть. Может, это и плохо. Но я интуитивно дожидаюсь момента идеального расстояния до концерта и приступаю к работе над новым произведением.
Для меня всегда интересно и близко то, над чем я работаю сейчас. Честно говоря, я равнодушно когда-то относился к Шостаковичу. Однажды меня пригласили исполнить его Первый концерт, и сразу же позвали сыграть Второй. Таким образом, у меня в репертуаре два концерта Дмитрия Дмитриевича, которые я искренне за время работы полюбил и теперь с большим удовольствием играю. Просто, может быть, эта музыка какое-то время для меня не открывалась до конца. А в процессе работы копаешь, ищешь и находишь много интересного.
Как появилась “Голубая Рапсодия” Гершвина в моем репертуаре
Началось это очень давно. Мне было лет 15. С нашим школьным оркестром нужно было играть Рапсодию Гершвина, и не могли никого найти в ЦМШ, кто быстро сможет выучить. Я ее выучил тогда за пять дней. Оркестром дирижировал Якупов Александр Николаевич, директор ЦМШ.
Мы много ее играли и в нашем зале, и ездили в несколько интересных мест, в Звездый городок, например. Потом был большой перерыв, и вновь я сыграл ее с оркестром “Новая Россия”.
Рапсодия очень интересна, неоднократно мной исполненная, она у меня прошла определенный путь развития. Доренский считает, что эту музыку нужно играть академично. Существует запись, где он замечательно ее исполняет, как раз академично, но невероятно интересно и оригинально при этом. Кто-то добавляет свои импровизации, как Денис Мацуев — он прекрасно это делает.
Я тоже ищу что-то свое. Сейчас моя рапсодия совсем другая, чем была в 15 лет. В попытке соединить два стиля — классическое понятие о концерте-рапсодии для фортепиано с оркестром и джазовую импровизацию — грань между ними может “плавать” как в сторону академизма, так и в джазовом направлении. При этом интерпретация может быть убедительной и та, и другая. Все зависит от мастерства исполнителя, его идеи.
О других
Я никогда никого не боготворил. Знаю и понимаю, что нет пианистов универсальных, которые хороши в любом репертуаре. У любого человека что-то получается лучше, что-то хуже. Практически невозможно, чтобы человек был везде хорош.
Кроме того, вопрос, вообще, очень субъективный. Не стометровку же бегают, кто быстрее, тот и чемпион.
Мы часто с друзьями играем в игру “Угадай запись”. Вслепую включаем одно и то же произведение в исполнении разных музыкантов. Как максимум пытаемся угадать, кто играет, как минимум, что понравилось больше, меньше или не понравилось.
Насколько у скрипачей это легче определить, у них есть вибрация, крещендо-диминуэндо на одной ноте. На рояле после взятия ноты уже невозможно на нее влиять. Ты можешь, конечно, прибегнуть к куче хитростей, но по законам физики звук затухает. Скрипачи узнаются чаще.
Среди пианистов таких исполнителей мало, чтобы их по-настоящему узнать. Либо это характер звука рояля, как у Горовица, который стопроцентно узнаваем. Марта Аргерих тоже. Плетнев с его агогикой узнаваем.
Как-то раз мне поставили пять записей 2-го концерта Шопена. В итоге выиграла, на мой взгляд, запись пианиста, который мне до этого меньше всех импонировал. Настолько все субъективно. А какой-то великий в этом ряду оказался не самым интересным.
Такая игра вслепую доказывает, что образ человека в жизни работает на него. Как ты к нему относишься, как он выглядит, публикации о нем в СМИ — все это отвлекает от главного. А главное тоже не может существовать отдельно, потому что мы, люди, смотрим на других людей как на совокупность самых разных факторов.
На сцене
Еще Софроницкий сказал: “Как было бы здорово, если можно было сразу упасть на первые аккорды концерта Чайковского”.
Очень не люблю, когда перед сценой что-то происходит долго. Прошу всех дирижеров — выходим и начинаем. Подкручивать банкетку лучше заранее.
Никогда не виню рояль в чем-то. Инструмент — живое существо, с которым ты взаимодействуешь. Если что-то не получается, ищу проблему в себе. Звук должен быть содержательным и осмысленным.
О Рихтере
Рихтер — фигура, о которой все пианисты говорят и оценивают с большой осторожностью. Все, безусловно хорошее, что связано с этим потрясающим музыкантом имеет один минус. Был создан некий культ— он первый после Бога — значит нужно играть, как Рихтер. Может быть, это копирование затормозило многих людей.
Об игре с оркестром
Я всегда был против мысли, внушаемой в школах, когда пианист начинает играть с оркестром: ” Ты солист, не слушай ничего, делай все, что хочешь, оркестр тебя должен поймать”.
Это ерунда. Мы на равных с оркестром и дирижером, и все вместе играем одну музыку. Важен результат, а не кто главнее. Сам о дирижировании еще не думал. Еще столько всего на рояле можно сыграть.
О камерной музыке
Очень люблю играть камерную музыку, часто играю в ансамбле со многими музыкантами. Я, вообще, считаю, уши, когда играешь соло, или с оркестром должны работать так же, как когда играешь камерную музыку.
У меня всегда вызывали подозрения музыканты, которые говорили, что не любят играть камерную музыку, а только соло или с оркестром. Для меня это был звоночек: что-то с ними не так. Камерная музыка невероятно воспитывает слух и, кроме того, это такое удовольствие.
О современной музыке
К любой талантливо написанной музыке отношусь хорошо. Если какой-то композитор предложит мне сыграть, и мне понравится, я с радостью исполню.
О Рахманинове
Я люблю играть Рахманинова. Не могу сказать, что это самое мне близкое, честно. Я здесь против шаблонов. Поэтому в таких часто исполняемых сочинениях, как Второй концерт, Рапсодия на тему Паганини, все время хочется “подцепить”, еще поглубже копнуть. А вот Третий я играю реже, не знаю по какой причине, сложные с ним отношения.
О творческих планах
Из интересного… вот был концерт Пуленка, хорошая репертуарная находка. Репертуарных концертов для фортепиано с оркестром всего не так много: допустим, 35, из которых всего 10-15 исполняются часто, а остальные — все реже, и не всегда заслуженно. У скрипачей еще меньше, у виолончелистов тоже.
Концерт Пуленка для фортепиано с оркестром имеет только один “минус” — велика роль оркестра, дублирующего темы солиста. И фортепиано, может быть, не выглядит так явно солирующим. Вероятно, по этой причине, концерт не так часто исполняется.
“Показать себя” выгоднее, скажем, в концерте Рахманинова. Музыка Пуленка замечательная, и сложна тем, что при минимуме средств приходится добиваться максимального эффекта. Фактурно концерт не такой “страшный”, но имеет подводные камни — ритмические сбивки, неудобные повторы.
Планы
В апреле, 7-го числа — сольный концерт в Концертном зале имени Чайковского. Сразу после — гастроли с Госоркестром им. Светланова по Южной Америке, там будет бессмертный репертуар — Первый концерт Чайковского и Второй Рахманинова.
О себе
Я сомневающийся человек, но ни о чем в жизни не жалею. Сомневаюсь всегда до того момента, пока я не найду следующую вещь, в которой начну сомневаться. Не считаю себя трудоголиком. Надо быть прежде всего честным перед самим собой. Искать свою дорожку и никогда ни с кем себя не сравнивать.
Поэтому я не приемлю конкуренцию, более того, я ее не ощущаю. В музыке конкуренция — это придуманная людьми вещь.