Вчера и сегодня в Концертном зале имени П. И. Чайковского проходят гала-концерты солистов, симфонического оркестра и хора театра «Арена ди Верона», оперный фестиваль которого является самым старшим и самым демократичным из европейских оперных форумов.
Среди приглашенных звезд — известный певец Пата Бурчуладзе, входящий в пятерку лучших басов мира. Легендарный Герберт фон Караян назвал его вторым Шаляпиным.
Родившийся в Грузии и получивший образование в Москве певец поет все лучшие басовые партии и остается лучшим в мире Борисом Годуновым, но на этот раз главными для него будут арии из опер «Фауст» Гуно и «Мефистофеля» Бойто, а также арии из опер Верди, Беллини, Масканьи.
— После распада СССР многие отечественные певцы уехали на Запад, их было там гораздо больше, чем нужно, и многие были готовы работать за копейки. Что происходит сейчас?
— В то время это напоминало мне ситуацию в экономике: все стали уезжать из страны, и цены резко упали. Обиднее всего, что многие очень хорошие певцы из России были согласны работать за мизерные гонорары. Мало кому из них удалось чего-то добиться. Они хватались за любые партии, забывали о качестве исполнения и в итоге остались на вторых-третьих ролях или вообще лишились работы и голосов.
Сейчас ситуация стабилизировалась, на Западе снова стали ориентироваться не на цену, а на качество пения.
— Вас считают там певцом из России или из Грузии?
— Ко мне везде относятся как к русскому басу, и я этим горжусь, потому что моим педагогом был Евгений Николаевич Иванов, и я продолжаю традиции русских басов.
— Как вы относитесь к тому, что в последнее время опера становится одной из отраслей шоу-бизнеса, и многие режиссеры стараются привлечь зрителя провокационностью спектакля?
— Это безобразие. Мне особенно неприятно, когда режиссеры за границей издеваются над русской оперой. Это делают не только иностранцы, режиссеры из России тоже позволяют себе много антихудожественного.
Я бы сказал, что те, кто не может поставить оперу так же талантливо, как Франко Дзефирелли или Уго ди Ано, сделать так, чтобы его постановка, с одной стороны, продолжала традиции, и в то же время воспринималась современно, стараются привлечь к себе внимание любыми способами. Один из них — поставить скандальный спектакль. Такие режиссеры считают, что чем больше их ругают после премьеры, тем популярнее они становятся.
— Обычно режиссеры в таких случаях говорят: я просто стараюсь соответствовать вкусам западной публики.
— Думаете, зрителям на Западе нравятся такие спектакли? Обычно 90% людей, сидящих в зале, в шоке от режиссерских «нововведений». Современность оперной постановки вовсе не в том, чтобы на сцене появилась голая женщина.
— В постановках русских опер такое тоже бывает?
— Очень часто. Например, в «Борисе Годунове» сцена Самозванца и Марины Мнишек чаще всего происходит в женской бане, и поблизости моются голые женщины. В «Хованщине», где я пою Хованского, персидских пленниц раздевают и они пристают к Хованскому.
— Вы пытаетесь как-то противостоять таким режиссерским экспериментам?
— Раньше, особенно в начале моей карьеры, я сопротивлялся, когда видел, что режиссер ставит спектакль, который у нас назвали бы капустником. Иногда прекращал работу над постановкой и уезжал. Но спектакль, в котором издевались над оперой, в итоге все равно выпускали. Сейчас я стараюсь объяснить режиссеру, что можно делать, а чего нельзя.
Например, в постановке «Бориса Годунова» в Штутгарте, где я исполнял партию Бориса, режиссер требовал, чтобы Борис и Юродивый вместе пили водку. Но это же невозможно! Мы долго разговаривали с режиссером (оперу ставила женщина), и я постарался, не обижая ее, объяснить, что Годунов не может так себя вести. В конце концов мы договорились, что Борис возьмет у Юродивого водку и уйдет за кулисы.
— Интересно, как бы вы поставили оперу, если бы были режиссером?
— Я бы обязательно немного обновил постановку. Но в то же время постарался бы перенести на сцену то, что написано композитором. В опере музыка говорит сама за себя. Чтобы не испортить ее, важно не переборщить с театральной игрой. Иначе музыка будет мешать режиссеру.
— Сейчас Большой театр постепенно обновляет классическое оперное наследие.
— Да, я участвовал в новой постановке «Войны и мира».
— Как вы относитесь к таким опытам?
— Я считаю, что нужно обновлять спектакли, но при этом не уничтожать классическое оперное наследие. Ведь можно и возобновить старую редакцию «Бориса Годунова», и рядом сделать новую, современную постановку этой оперы. Пусть публика сама выбирает, какую из них ей смотреть.
Я уверен, что на классических спектаклях будет больше зрителей.
— Вы собираетесь петь в Большом театре в ближайшее время?
— В данный момент Большой театр переживает переходный период. Я уверен, что после его окончания меня пригласят здесь выступить, и я с удовольствием приеду (каждое мое выступление здесь оставляет очень приятные воспоминания). Я бы хотел петь на старой сцене, ведь атмосфера зала имеет огромное значение.
Когда я пел «Войну и мир» на Новой сцене, мне иногда казалось, что я выступаю в каком-то клубе. Та же ситуация была в «Ла Скала», когда ее основное здание закрывали на реконструкцию, и я пел на временной сцене, и в театре «Ковент-Гарден», и в Барселоне, когда там сгорел оперный театр.
— Где выгоднее сейчас работать певцу — в России или на Западе? Европейские солисты, выступавшие в Москве, говорят, что получают здесь свои обычные гонорары.
— Не знаю, какой гонорар получают за границей певцы, которые так говорят. Я еду в Россию не за гонорарами (в Большом театре я получил в три-четыре раза меньше, чем за границей), и делаю это потому, что мне хочется здесь выступать.
За границей мне предлагают хорошие партии, и я работаю там для того, чтобы обеспечить себе нормальную жизнь. А для души я приезжаю петь в Россию и в бывшем постсоветском пространстве.
— Как вы относитесь к нынешним взаимоотношениям между Россией и Грузией?
— Я внимательно слежу за тем, что происходит. И считаю, что два народа, которые веками были вместе, должны всегда дружить между собой. Грузии важно поддерживать отношения с такой великой державой, как Россия. Политики должны наконец договориться. Я верю, что все уладится. И надеюсь, что искусство этому поможет.
— Правда ли, что ситуацию в оперном мире определяют не режиссеры и дирижеры, а менеджеры? Что в «Ла Скала», «Метрополитен опера» и других театрах есть своя мафия?
— Все это очень относительно. Если дирекция какого-нибудь оперного театра все время приглашает одних и тех же певцов, трудно назвать это мафиозной структурой. Было бы гораздо лучше, если бы вокальный состав определял дирижер, а не директор театра. Но что поделаешь: у него все права.
Обычно у меня не возникает из-за этого проблем. Но с ними часто сталкиваются молодые певцы с хорошим голосом. Директора театров предпочитают видеть на своей сцене знаменитостей. Они, к сожалению, не всегда поют лучше, но у них есть имя.
— Певец должен учитывать вкусы публики?
— Обязательно. В каждой стране свои тонкости. Например, в Германии надо петь все точно, как написано, не проявляя лишних эмоций. В Италии самое важное — петь бельканто, показывая зрителям красоту голоса и плавное ведение звука.
В России нужно создать образ, ради этого можно даже немножко нарушить вокальные каноны. А в Латинской Америке зрителям очень нравится, если ты проявишь на сцене бешеный темперамент.
— Как вы относитесь к концертам оперных певцов на стадионах?
— Не вижу ничего плохого в таких концертах. Некоторые выступают на стадионах ради рекламы: там за один раз певца могут услышать 50 тыс. человек. Но все это не имеет отношения к опере. Если оперный певец выходит на сцену с микрофоном, значит, он зря учился.
Петь в микрофон могут все, и звучание голоса будет зависеть только от мастерства звукорежиссера. А оперные певцы десятилетиями занимаются, добиваясь красоты и силы звука.
— На сколько лет вперед у вас расписан график работы?
— Как правило, на три-четыре года вперед. Сейчас составляю календарь на 2011 год. Буду петь в «Аиде» в «Ковент-Гардене».
— У вас в репертуаре появляются новые партии?
— Да, хотя я перепел практически все партии, написанные для баса. Но тем не менее у меня в репертуаре все время появляется что-то новое.
Недавно я в первый раз исполнил Stabat Mater Дворжака в Италии и его Реквием. Может быть, найдется и еще что-нибудь.
Ольга Романцева, “Время новостей”