Мартовский концерт на одной из самых популярных петербургских концертных площадок во Дворце Белосельских-Белозерских прошел при полном аншлаге и стал своеобразным продолжением февральского юбилея блистательного скрипача, профессора и преподавателя Санкт-Петербургской консерватории им. Римского-Корсакова, народного артиста России Михаила Гантварга.
Переполненный зал, море цветов, в зале — поклонники музыканта и первые лица руководителей петербургской культуры, на сцене – один из лучших петербургских коллективов, Санкт-Петербургский Государственный академический симфонический оркестр под руководством заслуженного артиста России Александра Титова.
И, конечно, главное — программа концерта, собранная, что называется, для музыкального гурмана: Вивальди, Мендельсон, Брамс… Без преувеличения, феерический концерт «К юбилею маэстро» — яркого представителя и продолжателя традиций петербургской скрипичной школы.
В своем плотном концертном и преподавательском графике Михаил Ханонович Гантварг нашел время, чтобы музыкальное «послевкусие» продолжить разговором. О разном — о музыке, юбилее, учениках, радостях и огорчениях…
– Михаил Ханонович, этот концерт уже не первый «юбилейный» концерт в этом году, но у вас, как я узнала, впереди еще более сорока концертов…
– Поверьте, причина не в юбилее! В моем графике обычно около ста концертов в год. Более того, я совсем не собирался «отмечать юбилей»…
Конечно, я получил поздравительные телеграммы и от губернатора Санкт-Петербурга, и от главы петербургского ЗакСа — Вячеслава Макарова, и от Председателя Государственной Думы Сергея Нарышкина (в мою бытность ректором консерватории мы с ним работали в Совете по вопросам образования и науки), и от председателя петербургского Комитета по культуре Константина Сухенко… Спасибо им за внимание ко мне. Разве что в Министерстве культуры не вспомнили о моей персоне, но ведь мы не для юбилеев мы живем и работаем!
Любые даты — это просто арифметика, а искусство остается навсегда! Просто совпадение, что в феврале у нас состоялись концерты в Большом и Малом залах Филармонии, а о нынешнем выступлении меня попросил мой ученик, Чингиз Османов (Чингиз Османов — скрипач, преподаватель консерватории, концертмейстер СпбГАСО — Прим. Авт.), и мы исполнили с ним Концерт для двух скрипок Антонио Вивальди.
– Выступать на одной сцене вместе с учениками — для вас традиция или это редкие события?
– Честно говоря, я уже тридцать лет играю на одной сцене именно со своими учениками в одном коллективе — камерном ансамбле «Солисты Санкт-Петербурга»: почти все музыканты ансамбля, у которого в этом году тоже, кстати, юбилей, – мои воспитанники. И мы не раз включали в программу в том числе и концерты Вивальди для двух скрипок из его цикла «Гармоническое вдохновение».
– Вы ведь дебютировали на сцене рано – чуть ли не в одиннадцать лет? Кстати, с тем самым концертом Мендельсона, который тоже прозвучал в юбилейной программе… Свои детские чувства дебютанта помните?
– Мне действительно захотелось выстроить такую символическую арку через время — от того, первого, концерта к нынешнему, юбилейному.
Тогда, я помню, мой преподаватель наставляла меня, мальчика:
«Смотри, не заслушайся: увлечешься звучанием оркестра, флейты, валторны и потеряешься».
Я вникал, старался быть серьезнее, взрослее… А на самом деле мне нравилось, что в зале (кажется, это была Капелла) так много людей, на сцене — целый оркестр! Так было радостно и в то же время так было страшно… Главное, конечно, что эта гениальная музыка Мендельсона со мною потом была всю жизнь: ведь редкий год я не исполняю этот концерт.
– Тогда вы быи ученик, а сегодня учеником профессора Михаила Гантварга стать трудно?
– Конечно, непросто. Я курирую нашу десятилетку при Консерватории, многие звонят из других городов: к «финишу» поступления приходят 7-8 человек, из которых остается двое — они и попадают ко мне в класс.
Но для настоящего музыканта мало быть просто талантливым: преданность и трудолюбие — качества, необходимые для взросления таланта. Бывает ведь и так: юный студент, поступив в консерваторию, расслабится от счастья — и я его долго не вижу…
Увы, но, когда он наконец появляется, я могу сделать для него только одно: по-доброму расстаться и предложить поменять преподавателя.
– С вами преподаватели в консерватории тоже были так беспрекословно строги?
– Я учился у потрясающего музыканта и преподавателя — Михаила Ваймана. Не помню, чтобы он хоть раз повысил на кого-то из учеников голос, но, если ты плохо подготовился к занятиям (а урок проходил в присутствии всех учеников класса Вайнмана), его критика была такой, что приходилось недели две, что называется, «зализывать раны». Зато и выводы из такого урока ты делал правильные.
Я начал преподавать чуть ли не с третьего курса, был ассистентом Вайнмана и считаю себя последователем его школы.
Думаю, что мне вообще очень повезло в жизни на хороших людей — учителей, одноклассников, музыкантов, дирижеров, наставников… Ведь хорошее отношение к тебе придает силы, уверенности.
Помню, как ко мне почти по-отцовски относился Исаак Давидович Гликман, профессор, музыковед, друг Дмитрия Дмитриевича Шостаковича. Когда я отдыхал в Репино, в доме композиторов, и работал там над концертом Шостаковича, к чему меня сподвиг, кстати, именно Гликман, Исаак Давидович заходил ко мне и интеллигентно просил:
«Мишель, можно я посижу у вас?»
Слушал, комментировал, советовал… Потом бывал не раз на репетициях этого концерта Шостаковича в Филармонии.
– А с самим Шостаковичем вас судьба ни разу не сводила?
– Был один случай, когда еще молодым человеком я участвовал в исполнении 10-й Симфонии Дмитрия Шостаковича. Дирижировал оркестром Максим Шостакович, и после концерта у нас было такое неформальное общение молодежи и композитора. А я, честно говоря, тогда был ярым фанатом футбола и, конечно, ленинградского «Зенита».
Услышав наш разговор об игре «Зенита», Шостакович (я знал, что он тоже был большим поклонником футбола) вдруг отреагировал на какую-то мою фразу так:
«Да, дорогой мой, до войны я тоже любил ходить на футбол. Но потом почему-то мне привиделось, как вместо мячей летят ядра и снаряды… И теперь зрелище этой игры перестало быть для меня увлекательным…»
– Михаил Ханонович, а вас не расстраивает, что в городе Шостаковича до сих пор нет музея этого великого композитора?
– Когда-то Мстислав Ростропович приобрел и хотел подарить городу для такого музея квартиру, где жил композитор, на улице Марата.
При жизни Ростроповича и Вишневской я даже участвовал в концертах, проходивших здесь. Но, увы, слишком много проблем с соседями, с законами, с оформлением музея…
Конечно, не столь важно, где будет музей — главное, память! Мне жаль, что молодым людям некуда прийти, чтобы больше узнать о композиторе. Когда я был ректором консерватории, мы были готовы принять такой музей даже в здании на улице Глинки, где на время ремонта разместилась консерватория…
– В вашу бытность ректором консерватории в 2014 году вы организовали конкурс скрипачей имени Леопольда Ауэра. А какова судьба этого конкурса?
– Мечта организовать такой конкурс владела мной чуть ли не с студенческих времен. Леопольд Ауэр для петербургской школы фигура не просто легендарная — ключевая, важнейшая!
И вот, когда я стал ректором консерватории, я понял, что теперь апеллировать могу только к себе: обратился в Комитет по культуре, в Министерство культуры и… получил средства для проведения конкурса!
Мы собрали лучших музыкантов петербургской и московской скрипичных школ в жюри, отобрали конкурсантов — и провели первый конкурс. По-моему, уровень его был потрясающий! Мне до сих пор звонят коллеги-музыканты с вопросом, почему конкурс больше не проводится.
И дело не только в том, что я теперь не ректор консерватории, но и в том, что появилась какая-то (чуть ли не туристическая!) фирма, которая параллельно тоже организовала Конкурс Ауэра. Можно было бы с ними судиться, спорить… Но я не люблю дружить против кого-то.
Мне говорят: «Ты должен выступить, возразить, ударить кулаком по столу, подать в суд…» Не хочу. Когда я был ректором, мне так много приходилось возражать, бороться, противостоять — в первую очередь инициативам Министерства культуры.
А чего стоил переезд консерватории на время капитального ремонта! Мы 380 роялей перевезли за несколько дней — ни на один час не сократили программу, не прервали учебный процесс. Я не ушел в отставку до тех пор, пока мы не отремонтировали здание на улице Глинки и не переехали…
Удивительная у нас жизнь: чем экстремальнее ситуация, тем больше сил появляется. Не зря говорят, что в России надо жить долго и всё время надеяться.
– На что надеетесь вы?
– На то, что талантливых музыкантов не становится меньше, на то, что профессура в консерватории продолжает учить, потому что мы уверены: если тебе дано – ты просто обязан отдать, не имеешь права не передать ученику!
Конечно, время диктует новые законы — и это не слишком радует. Странной кажется система образования, где уже за все надо платить: не только за урок, за консультацию, но уже и за аренду помещения, использование инструмента и даже за вход в учебное заведение!
Когда я был ректором консерватории, я понимал, что главное, чтобы учебный процесс шел спокойно, а неприятности я должен брать на себя. Может быть, поэтому меня и не вспоминает Министерство культуры в юбилейный год?
Меня это, конечно, не слишком расстраивает. Знаете, есть хороший анекдот по этому поводу. Юбилей театра. В гримерке сидят трагик и комик, которых почему-то не пригласили на торжество. Трагик: «Ну вот, не пригласили… Значит, забыли…» Комик: «Ну вот, не пригласили… Значит, помнят!» Кажется, я отношусь скорее к оптимистам.
Беседовала Ирина Тарасова