После объявления «режима повышенной готовности» Заслуженный артист России, лауреат международных конкурсов, доцент Московской консерватории Граф Муржа стал одним из первых музыкантов на карантине, кто публично озвучил свое отношение к новой онлайн-действительности. И оно было отнюдь не паническое.
Мы спросили, изменился ли за прошедший год его взгляд на онлайн?
— Нисколько. Даже наоборот. Мы же, в общем, все как-то приспособились, освоились и кроме очевидных минусов стали замечать и ценить очевидные плюсы. К примеру, если вопросы технического обеспечения решены, то с большинством учеников 80% задач можно решать онлайн.
— Год назад вы говорили, что 60%…
— Так и я приспособился! Конечно, поставить руки начинающему малышу в режиме онлайн практически нереально. И там, где высокий уровень подготовки, где речь идет о тонкостях прикосновения, звукоизвлечения — там тоже сложно. В остальных случаях достижим вполне приличный качественный результат.
При этом никому никуда ехать не надо, а это большая экономия и времени, и сил, и средств. Можно преподавать по всему миру, можно учиться у кого угодно.
Поэтому, я думаю, пандемия уйдет, а практика онлайн-уроков — в силу своих очевидных преимуществ — останется с нами навсегда.
— Концерты без публики тоже останутся?
— Надеюсь, что нет. Хотя концерты без публики — это тоже не невозможно. Да, без импульса, который дают аплодисменты, без сиюминутной реакции, без энергообмена играть сложнее. К тому же, как сказал, кажется, Генрих Нейгауз, звукозапись — это плевок в вечность, а тут запись не студийная, и поправить ничего невозможно.
Поэтому степень ответственности на онлайн-концертах, как ни странно, выше. Приходится что-то придумывать, как-то сублимировать. В общем — новый опыт, и это само по себе прекрасно.
— Можно ли утверждать, что вы довольны этим пандемическим годом?
— В профессиональном плане — да. У меня было много отложенных идей, до которых руки не доходили, не хватало времени. И вот, время появилось. Поэтому сейчас, когда залы стали открываться для публики, я сыграл уже три сложнейших концерта!
— Расскажите…
— В декабре мы с Филиппом Копачевским впервые в Москве сыграли Концерт «Фантазмы» Алексея Шора в авторском переложении для скрипки и фортепиано. Шор — это современный композитор-неоромантик, представитель мальтийской школы, с абсолютно тональным мышлением, очень востребованный сейчас и в Европе, и в Америке.
И вот только что я вернулся из Новосибирска, где прозвучал Концерт для скрипки с оркестром Эриха Корнгольда. Это такой австро-американский композитор первой половины прошлого века, у нас довольно редко исполняемый.
У Корнгольда два «Оскара» за музыку к кинофильмам, он много лет работал в Голливуде, поэтому и в концерте там такая смесь «голливуда» и тиррольских мотивов — сложнейший текст, яркий, насыщенный. И нам с Фабио Мастранджело, который дирижировал Новосибирским симфоническим оркестром, показалось, что необходимо именно фольклорную составляющую выдвинуть на передний план. Надеюсь, у нас получилось.
— А третий?
— Третий был в конце января в Петербурге. Там я сыграл скрипичный концерт Николая Капустина с санкт-петербургским ГАСО, а дирижировал Максим Конарев. Фактически — была премьера.
— Это же вроде не новое сочинение…
— Не новое, но так получилось, что этому Концерту не очень везло с премьерами, по разным причинам. Вплоть до того, что в Петербурге всплыла какая-то очень странная история: выяснилось, что ГАСО под управлением Александра Титова этот Концерт ранее исполнял в своих программах. Но ведь этот концерт Николаю Григорьевичу заказывал я, он сделал мне посвящение, и мы почти до последних его дней общались, поэтому я точно знаю, что никому он никаких прав не передавал.
Я думал, что в наше время такого отношения к авторским правам в профессиональной среде уже не бывает, однако… В общем, так или иначе, 31 января мы в этом вопросе поставили точку — сыграли эту партитуру полным составом, от первого звука до последнего, как было задумано — это и есть официальная полноценная премьера. Думаю, Николай Григорьевич одобрил бы.
— Ваш репертуар действительно наполовину состоит из произведений современной музыки?
— Если музыку XX века причислять к современной, то больше, чем наполовину. Я тут как-то подсчитал, что сыграл Концерт Чайковского 104 раза. И сыграю 105-й раз, и Брамса сыграю, и Мендельсона. Но хочется движения, развития, хочется открывать что-то новое и для себя, и для публики.
— В плане публики где вам интересней играть — в столицах или подальше от них?
— Я очень люблю публику. Но, поверьте, вот это всё — атмосфера в зале, то как тебя принимают, как слушают — это в основном не от публики зависит, а от того, кто на сцене. Если тебе есть что сказать, публика услышит, независимо от географической точки.
— Вот я только сегодня видела рекламу онлайн-тренинга, что-то вроде «Как стать успешным и востребованным музыкантом: секреты общения с публикой и администраторами» — а что является залогом вашего успеха?
— Мой секрет, мне кажется, прост. Сцена не терпит лицемерия — не выходи к людям равнодушным, пустым, холодным, недовольным собой. Если ты честен, если наполнен — радостью, любовью, восхищением — и умеешь поделиться этими ощущениями, ты будешь востребован.
— В консерватории ведь этому не учили?
— Целенаправленно, как предмету — нет, конечно. Я же, когда в ЦМШ учился, застал еще совершенно советскую систему, при которой самостоятельно ты мог организовать себе выступление разве что в домашнем концерте. Но, если уж тебя выбирали и делегировали куда-нибудь защищать честь страны, то тебе всё организовывали, никаких забот — твоё дело играть достойно.
Я потому и называю себя последним советским скрипачом, что успел по этой системе съездить на свой первый международный конкурс в Геную. Потом система рухнула, можно стало всё, ездить куда хочешь, но совершенно не понятно —как! В общем, кто как смог…
— Сейчас поддержка молодых музыкантов приобрела невиданный размах. И это уже не просто конкурсы. Крупные музыкальные фестивали — из последних Фестиваль памяти Глезаровой и Зимний фестиваль в Сочи — проводят «Музыкальные академии» с мастер-классами…
— Да, я сам лично преподавал в подобных академиях — на Фестивале искусств имени Чайковского в Клину и на фестивале «Ауэр. Наследие». Это было здорово!
— Далее, академические оркестры включились в процесс: во Владимире сейчас определяется «Солист оркестра», РНО объявил «Большой всероссийский отбор», ГАСО Санкт-Петербурга и «Виртуозы Москвы» запустили онлайн-проекты «Дома с оркестром» и «Играй с «Виртуозами» соответственно. Прибавить к этому губернаторские гранты, стипендии администраций, вспомнить о таких масштабных всероссийских проектах, как «Река талантов» в Петербурге и «Сириус» в Сочи, и мы получим картину беспрецедентного внимания к теме со стороны государства. Как вы это объясните?
— Может быть это такой компенсаторный принцип из разряда «не мы, так наши дети»? Потому что, повторюсь, когда мое поколение училось, ничего подобного не было и близко. Таких возможностей для саморекламы не было, какие дает интернет, таких возможностей для выступлений не было, конкурсов было меньше в сотни раз, особенно детских. Даже пандемия здесь пока существенно ничего не изменила, не считая перехода «на удаленку».
Российский национальный оркестр проведет конкурс юных музыкантов
— Вам в жюри онлайн-онкурсов довелось в этом году поработать?
— Для жюри онлайн-формат однозначно удобнее — конкурс вполне может переместиться к тебе домой (смеется…). Для конкурсантов, особенно младшего возраста, всё сложнее. Сделать качественную запись — это отдельная наука, которой тоже никто никого не учил и не учит. И ты не один раз выходишь на сцену исполнить конкурсную программу, а три, пять, десять, пока не запишешь максимально качественно. Зато потом эту запись можно послать на несколько конкурсов…
В общем, я так скажу: всё, что у нас происходит сейчас онлайн — и конкурсы, и концерты, и обучение — это лучше, чем ничего.
— В этих условиях ваш ученик Султан Рахматуллин боролся за победу во II Всероссийском конкурсе молодых музыкантов «Созвездие», претендуя на звание лучшего из лучших…
— Султан появился в моем классе год назад, после ухода Ирины Васильевны Бочковой, у которой он учился с детства, как и я в свое время. Моей основной задачей было, прежде всего, поддержать его в такой нелегкий период жизни, помочь осуществить намеченные планы с той программой, которая у него была.
Сейчас мы готовимся к его поступлению в консерваторию, и я думаю, Султан — один из самых многообещающих молодых скрипачей сегодня.
— Лично для вас много еще человеческих потерь случилось за этот год?
— Потери огромные, да. Мне не хотелось бы называть имён. У меня свое отношение к смерти, к тому, что происходит потом.
Мне кажется, что если бы там ничего не было, то все многообразие этого мира, все его невероятные природные чудеса, все его краски, ритмы, музыка — это была бы, ну, просто глупость какая-то. Поэтому — смерти нет. И все, кто нам дорог, они там, и мы можем даже разговаривать с ними, если хотим.
— «Многие люди боятся смерти и темноты по одной причине — они страшатся неизвестности»?
— Пожалуй. Для живущих здесь и сейчас в конце должна быть тайна. Наверное, так задумано, чтобы люди старались жить честней и искренней.
Беседовала Елена Новинская