В опере Цюриха продолжается премьерная серия dramma giocosa В.А. Моцарта „Cosi fan tutte“ (4.11.2018 – 1.12.2-18). На первый взгляд – обычное событие европейской оперной жизни.
Но Цюрих (как и Швейцария в целом) не входит в состав Европейского Союза. На границе тщательно контролируют билеты на проезд, паспорта, сроки действия виз. Зато атмосфера города наполнена спокойствием и неосознанным чувством защищенности.
По-видимому, – это воздействие исторической памяти. Тысячи известных личностей находили в Швейцарии временное убежище от политических, экономических, расовых преследований той или иной диктатуры.
Возможно ли сохранять статус нейтральности сейчас, в ситуации современных экономических и политических кризисов? На этот компромиссный для швейцарцев вопрос однозначно негативный ответ дали участники новой постановки моцартовского шедевра, который несмотря на гибкую приспособляемость жанрового инварианта dramma giocoso (с ит. – «веселая драма») к различного рода режиссерским актуализациям, всегда оставлял неразрешенным вопрос «как с этим жить дальше?»
Да и сам Моцарт не предусматривал никаких ответов на абсурдность ситуаций и развязку конфликта «веселой драмы». Факт примирения влюбленных в финале мало убедителен и, очевидно, со скрытым умыслом.
Что означает эта странная история о двух юношах Гульельмо и Феррандо, которые решили испытать «на верность» своих невест (сестер Фьордилиджи и Дорабеллу)?
Подстрекательства старого скептика Дона Альфонсо разыгрывают типичную барочную комедию с переодеванием. Под предлогом героического похода на войну каждый из «героев» готов для достижения курьезной цели соблазнить невесту своего друга. При этом, девушки на выданье в ходе интриги не узнают ни своего любимого, ни жениха сестры и меняются парами (хоть и с разной степенью готовности). Такое впечатление, что действие происходит в каком-то параллельном мире. А может быть в подсознании протагонистов?
Не случайно современники эпохи рационализма и утверждения высокой морали Просвещения не приняли (не поняли?) оперу Моцарта. Премьера „Cosi fan tutte“ в Венском Бургтеатрe (26.1.1790) не имела успеха.
В новой версии „Cosi fan tutte“ российского режиссера Кирилла Серебренникова происходит, на первый взгляд, типичное для режиссерской оперы осовременивание. Действие начинается в фитнес-студии. Моцартовские герои встречаются, тренируются, спорят, обмениваются sms (девушки – в верхнем этаже, юноши – в нижнем).
Дон Альфонсо – вовсе не старый философ, а молодой скептик, только что переживший психологическую травму (любимая сообщила ему о разрыве отношений через WhatsApp). Вероятно, в качестве самотерапии он подстрекает друзей проверить верность девушек, продумывает до мельчайших подробностей план действий, а в конце самодовольно корректирует мелом на стене оригинальное название оперы Cosi fan tutte на Cosi fan tutti. Казалось бы, пустяковая смена Е на I (в ит. слово tutte указывает на женщин, слово tutti – на всех без исключения), переворачивает смысл финала, в котором раскрывается не только гендерный, но и культурно-социальный подтекст.
Кого хочет испытать Дон Альфонсо на самом деле? Мужчин, женщин, или самого себя? Так или иначе, женитьба на иностранцах (условно говоря, «из Албании»), превращается в трагический фарс нашей с вами современности.
Цюрихская постановка „Cosi fan tutte“ отличилась множеством блестящих режиссерских трюков и настоящих открытий, частично ответивших на неразрешимые вопросы интерпретации этого загадочного опуса. Но в историю режиссерской оперы версия „Cosi fan tutte“ Кирилла Серебренникова войдет не только поэтому, а и своим настолько же парадоксальным, как и печальным фактом: впервые режиссеру было запрещено присутствовать на репетициях.
Кирилл Серебренников, находясь в Москве под домашним арестом, мог лишь виртуально руководить процессом работы над постановкой.
Решение интенданта Цюрихской Оперы Андреаса Хомоки не отменять премьеру, запланированную с Кириллом Серебренниковым еще в 2016 году, и довести дело до конца – достойный ответ свободного европейского художника диктатуре Путина. Хомоки, выдающийся современный режиссер, автор многочисленных талантливых постановочных версий «Воццека», «Летучего Голландца», «Лоэнгрина», «Силы судьбы», «Леди Макбет Мценского уезда» и многих других, оценил исключительную важность ситуации, в которую были поставлены все участники продукции «режиссера за решеткой»: Евгения Кулагина (хореограф, ассистент режиссера), Николай Симонов (сценограф), Татьяна Долматовская (костюмер), Франко Эрвин (светло-дизайн), Илья Шагалов (видео-дизайн), Эрнст Раффельсбергер (руководитель хора), Рузана Манташян (Фьордилиджи), Анна Горячева (Дорабелла), Андрей Бондаренко (Гульельмо), Фредерик Антон (Феррандо), Ребекка Ольвера (Деспина), Михаэль Ноджь (Дон Альфонсо) и, наконец, Корнелиус Мастер (дирижер).
Анна Горячева, исполнительница роли Дорабеллы на своей странице в фейсбуке опубликовала после премьеры слова благодарности всем коллегам,
«существующим в пограничном Оперо-Драматическом состоянии, честно и безоглядно»,
а также
«космическое спасибо учителю Кириллу Серебренникову за доверие и вообще за все!».
Личная ответственность каждого участника постановки за то, чтобы премьера состоялась, вернулась сторицей. Премьера „Cosi fan tutte“ В. А. Моцарта, как и последующие спектакли премьерной серии, имеют блестящий успех. Постановка без каких бы то ни было прямолинейных связей с политическим контекстом России, стала знаковым событием.
Способность не быть нейтральным, когда речь идет об унижении прав и свобод искусства – достойная позиция солидарности артистов и публики. Певцы вышли под аплодисменты стоя, переодевшись в футболки с портером режиссера и лозунгом FreeKirill.
Кирилл Серебренников – успешный режиссер, директор Гоголь-центра в Москве, символ модернизации российского театрального искусства – находится под домашним арестом после абсурдных обвинений в присвоении финансовых дотаций (на которые Кирилл Серебренников на самом деле ставил спектакли).
Очевидно, имеются и политические причины его заключения под арест. Ведь на территории бывшей Российской империи и советского Союза неограниченное право власти наказывать не только нонконформистов, но и просто свободолюбивых личностей – более чем традиция.
Ситуация с постановкой „Cosi fan tutte“ попутно наводит на любопытные параллели. Император Иосиф II после отказа Антонио Сальери обратился к Моцарту с предложением сочинить оперу на либретто Лоренцо Да Понте и предложил высокий гонорар (200 дукатов), от которого композитор не мог отказаться. Но премьера „Cosi fan tutte“ не имела успеха, высокие затраты на спектакль не оправдались. Опера сошла со сцены после 10 представлений.
Не будь император Иосиф II таким либеральным, вероятно и Моцарт угодил бы под арест? А вспомним Вагнера! Именно в Цюрихе композитор находил временное убежище, избавляясь от преследования кредиторов, которым задолжал большие суммы, потраченные на оперные проекты.
***
После спектакля состоялась встреча с певцами, исполнителями партий Гульельмо и Фьордилиджи – армянским сопрано Рузаной Манташян и украинским баритоном Андреем Бондаренко. Солисты поделились своим опытом работы над постановкой „Cosi fan tutte“ в чрезвычайных условиях и впечатлениями о режиссёрских находках Кирилла Серебренникова.
Аделина Ефименко: Как вы чувствовали себя во время работы над будущей премьерой? Как происходило общение с режиссером? С какими сложностями Вы сталкивались во время репетиций?
Андрей Бондаренко: Мне кажется, что гораздо важнее не то, как мы себя чувствовали, а как чувствовал себя все это время режиссер. Ведь наблюдать за процессом работы с экрана, не присутствуя не репетициях, постоянно думать, как воплощаются твои идеи, мысли, фантазии, переживать, не спать ночами, не имея возможности напрямую пообщаться с артистами – это же настоящий ужас для художника!
Но у нас выработался особый, единственно возможный в этой ситуации метод общения: мы обменивались с помощью электронной почты видеофрагментами, в которых был запечатлен весь процесс нашей работы.
Аделина Ефименко: Вы не могли воспользоваться скайпом?
Андрей Бондаренко: Нет, Кириллу Серебренникову запрещено пользоваться интернетом. Общение совершалось через адвоката! Все переживали, конечно, как мы справимся с этой ситуацией, но благодаря талантливой команде нам удалось, несмотря ни на что, сделать очень хороший спектакль!
Ассистенты Кирилла приехали на репетиции заранее прекрасно подготовленными. Так что сложности общения с режиссером как-то отошли на второй план. Мы сразу с головой погрузились в работу!
Рузан Манташян: Во время репетиций отсутствие Кирилла Серебренникова очень чувствовалось. Но, наверное, на каком-то ментальном уровне он был постоянно с нами. Его идеи, его энергия, даже умение предвидеть вопросы, которые я не успела задать, а он уже заранее на них отвечал.
Конечно, процесс репетиций был трудоёмким. Мы ставили сцены, записывали видео, отправляли адвокату Дмитрию Харитонову, который, в свою очередь, передавал записи непосредственно режиссеру. А Кирилл после просмотра наших фрагментов записывал видео, в котором общался с нами: делал заметки, обговаривал мизансцены, давал новые рекомендации, которые мы старались выполнить.
Потом мы опять записывались на видео и все отправляли адвокату. Ситуация была непростая. Лично я с Кириллом еще не знакома! Мне бы очень хотелось лично поработать с самим режиссером в будущем. Он очень интересный и талантливый человек! Надеюсь моя мечта скоро сбудется.
Аделина Ефименко: Да, мы все на это надеемся! Новая версия Кирилла интересна с точки зрения всей истории постановок „Cosi fan tutte“. Пожалуй, впервые режиссер привлекает на роль соблазнителей Дорабелы и Фйордилиджи Семпрония и Тиция в качестве самостоятельных персонажей. Сценическое действие как бы раскалывается на два параллельных мира – реальный и потусторонний. Они постоянно взаимодействуют между собой. Поэтому и сцена знаково поделена на два этажа.
Насколько это усложнило вашу задачу как исполнителей главных ролей? Как вы трактуете это режиссерское решение? Семпроний и Тиций – двойники или души умерших Гульельмо и Феррандо?
Рузан Манташян: Режиссерская задумка с дополнительными персонажами имела единственную цель: сделать более правдоподобным тот факт, что молодые девушки Фьордилиджи и Дорабелла не узнают своих возлюбленных.
Гульельмо и Феррандо сказали, что ушли на войну, а спустя пять минут, явились переодетыми в албанцев и с наклеенными усами. Ситуация неправдоподобна. Но ведь имена Семпроний и Тиций были придуманы еще Лоренцо да Понте! О них поет Деспина, которая ведет брачную церемонию, переодевшись в нотариуса.
В нашей постановке Семпроний и Тиций имеют символический характер (ред. – приглашенные актеры, танцоры, хореографы Франческо Гульельмино и Давид Швиндлинг). Они воплощают мускульную красоту мужчин, при виде которых, по мнению циничного Дон Альфонсо, никакая женщина не сможет устоять. Благодаря этой идее на сцене как-бы сосуществуют параллельные пространства. В них заключены физические и духовные качества, которые мы видим в наших возлюбленных.
Аделина Ефименко: Андрей, сложно ли было реализовывать Гульельмо, поделенного на тело и дух?
Андрей Бондаренко: Конечно, сложность ощущалась, но только в начале. Ведь я и мой коллега (ред. – Феррандо: Фредерик Антон) не действуем на сцене в тот момент, когда озвучиваем наших аватаров. Честно говоря, это нас вначале немного беспокоило! Но мы доверились режиссерскому замыслу и не ошиблись!
А в целом, режиссерское решение было мотивировано прежде всего тем, чтобы избегать вот таких типичных для комической оперы ситуаций.
Аделина Ефименко: Действие моцартовской dramma giocoso режиссер насытил новыми ситуациями в стиле «черного юмора». Для Гульельмо и Феррандо мнимый «поход на войну» завершается торжественным обрядом погребения героев.
На сцене видим пародирование воинских почестей: ритуальные венки, пламя, сжигающее трупы воинов, после чего невесты получают урны с пеплом любимых. При этом видеоинсталляции реальной войны с настоящими солдатами, а затем цветы и памятные свечи, которые на сцену медленно выносят женщины, наводят на жуткие параллели с современностью.
Какие ситуации, видеопроекции или иные режиссерские вмешательства в моцартовский оригинал открыли для вас иную смысловую перспективу в действиях ваших протагонистов? Как меняется при этом суть образов Фйордилиджи и Гульельмо?
Рузан Манташян: Для Фьордилиджи Гульельмо, уйдя на войну, погибает. Но она до конца борется с овладевшим ею физическим желанием по отношению к другому мужчине. Из-за нахлынувших эмоций ей даже трудно вспомнить лицо Гульельмо. Этот момент как раз наблюдаем на видеопроекции, пока Гульельмо поет свою арию.
Девушка борется с собой, хочет остаться верной погибшему, но озадачена возникновением новых чувств к Семпронию. Находясь в постоянной борьбе с собой, Фьордилиджи сходит с ума: высыпает на себя из урны прах любимого, чтобы хоть как-то приблизиться к нему физически. И в этот момент откровения Фьордилиджи является новый любовник, которому она уже не в силах противостоять.
Кардинальных изменений для моего персонажа, в принципе, не предусмотрено, так как в любой постановке мы являемся частью игры, задуманной Дон Альфонсо. Как бы ни развивалась эта интрига на сцене, две сестры остаются искренними, в то время как остальные манипулируют ситуацией и делают все для того, чтобы Фьордилиджи и Дорабелла ничего не заподозрили.
Андрей Бондаренко: Для меня „Cosi fan tutte“, в первую очередь, опера ситуаций, а не отдельных персонажей. Ведь ее трактуют как ансамблевую оперу.
История на первый взгляд кажется абсолютно глупой. Я не раз задумывался, что и как можно «вытянуть» из этой ситуации. Я был поражен, насколько интересно, захватывающе и логично разрешил эту проблему режиссер. Ведь все, что происходит на сцене, касается и нашей современности!
Главным месседжем спектакля стали последние слова с измененной буквой, вместо „Cosi fan tutte“ на „Cosi fan tutti“. Ведь мы все боремся с нашими похотями, страстями и темными сторонами нашего Я!
Аделина Ефименко: Что касается «темных сторон»: какое ваше отношение к новому образу Дона Альфонсо – «друга по фитнесу»?
Рузан Манташян: Дон Альфонсо является давним другом наших возлюбленных. Он посещает фитнес, не для того, чтобы заняться спортом, а чтобы интриговать и при этом постоянно распивает алкогольные напитки. Он очень циничный «друг» и опасный человек.
Андрей Бондаренко: Мы все привыкли к образу Дона Альфонсо как зрелого мужчины или старика. Он кажется всем умудренным опытом благодаря своему возрасту. В нашей же постановке мы видим трех друзей одного поколения. Только за плечами Альфонсо стоит горький опыт общения с женщинами. Он тот человек, который несмотря на свой молодой возраст, живет как бы уже долно, перенес много неудач, разочаровался.
В интерпретации Кирилла Серебренникова его поведение мне кажется очень закономерным.
Аделина Ефименко: Кирилл Серебренников отважился на вмешательство в оригинальную партитуру „Cosi fan tutte“. В преддверии возвращения «с того света» Гульельмо и Феррандо в развязку «веселой драмы» неожиданно вторгается тема финальной сцены Дон Жуана и Командора. В этот самый момент перед взором «проданных» албанским ухажерам невест предстают души экс-возлюбленных. Для меня эта вставка, как и внезапное тональное вмешательство ре-минора, кощунственные с точки зрения «верности оригиналу», парадоксально и эффектно вписалась в ситуацию «наказания неверности».
Что в этой ситуации должно воздействовать на слушателя сильнее – юмор, инферно, смерть как окончательная истина? Кстати, как отреагировал на эти изменения Корнелиус Мастер? Ведь дирижер призван соблюдать верность партитуре. Сотрудничество с дирижером как-то компенсировало отсутствие дирижера?
Андрей Бондаренко: На мой взгляд, звучание фрагмента из «Дон Жуана» прекрасно вписалось в спектакль и создало потрясающий эффект. Пожалуй, это лучший намек на историю Серебренникова! Конечно, дирижер с самого начала был категорически против, но совместными усилиями мы его убедили!
Рузан Манташян: Задумка с Дон Жуаном принадлежит Кириллу Серебренникову. Так как наши возлюбленные умерли, их надо под конец так или иначе «воскресить». Если бы дирижер отказался исполнить фрагмент из «Дон Жуана», вся концепция бы развалилась. Конечно, было очень сложно ставить спектакль практически без дирижера. Постоянно возникали конкретные вопросы к исполнению различных сцен. Нужна была его подсказка и согласие.
Если с режиссером мы находились в постоянном контакте с помощью видео, Корнелиус Майстер присоединился к нам за две недели до премьеры. К этому времени у нас уже все было готово. Поэтому дирижер не смог внести какие-то существенные изменения. Спектакль уже был практически готов, и технически, и концептуально.
Аделина Ефименко: В спальнях европейских невест горят кресты-лампы, которые выключаются во время визита «албанских друзей» Дона Альфонсо. Двойники Гульельмо и Феррандо предстают в виде важных исламских нефтяных королей. Сцена мусульманского свадебного обряда наталкивает на любопытные параллели. Сценическое пространство преображается до неузнаваемости: вместо этажей видим в финале единую огромную комнату з мусульманским орнаментом. Дорабеллу и Фйордилиджи пафосно наряжают слой за слоем яркими псевдо-этническими нарядами до тех пор, пока они не превращаются в гигантские куклоподобные творения (костюмер Татьяна Долматовская).
Не пародия ли это на христианско-мусульманские дебаты Западной Европы? Неужели режиссер намеревался поднять эту дискуссионную тему?
Рузан Манташян: Я не думаю, что задумка показать межрелигиозную свадьбу имела целью намекнуть на актуальные политические вопросы Европы. А крест в спальнях женщин, по-моему, символизирует их преданность и верность своим возлюбленным. То, что чужие мужчины – албанцы, указывает либретто.
Андрей Бондаренко: Возможно, Кирилл Серебренников и хотел подчеркнуть нынешние межнациональные или межрелигиозное переживания в Европе, но скорее, решил это как фантазию на тему! Надо бы спросить у самого режиссера.
Аделина Ефименко: Буду просить, чтобы этот вопрос передали Кириллу Сереьренникову. А что означает для вас и ваших персонажей результат моцартовской dramma giocoso? Почему Кирилл рукой Дона Альфонсо взял и переименовал оперу на «Cosi fan TUTTI».
Рузан Манташян: Я думаю, что несправедливо обвинять только девушек в неверности. Их возлюбленные зашли слишком далеко. Гульельмо и Феррандо согласились на аферу, где они делали все по указке Дона Альфонсо, не понимая к чему это может привести. Девушек соблазнили и в конце никто никому не может простить измены.
Вообще-то, опера имеет второе название (оно было даже придумано как первое): La scuola degli amanti – Школа влюбленных. Это название мне больше импонирует. Молодые люди подверглись испытаниям и приобрели определенный опыт. А выводы сделает каждый для себя.
Андрей Бондаренко: Для меня вообще фраза Cosi fan Tutti – ведущая идея, я бы сказал, главный лозунг всего спектакля. Он заставляет зрителя выйти из театра и задуматься над вопросом «а как с этим жить дальше»? Но почему-то эта фраза вызывает у большинства в конце только смех.
Мы не хотим признаться самим себе в наших слабостях, не хотим видеть нашу теневую суть?
Этот опыт постановки нас многому научил. Мы были счастливы работать все вместе, чтобы воплотить идеи Кирилла Серебренникова в жизнь!
Беседу вела Аделина Ефименко