О дирижёре многое говорят не только его регалии и звания, участие в концертных программах с престижными оркестрами, плотный гастрольный график – это показатель востребованности, и, разумеется, любой дирижёр, как любой настоящий артист, стремится к этому. Но, ведь востребованность сейчас, в данный момент времени, не занесёшь в вечность.
Есть некоторые поступки или решения, которые вне зависимости от статуса дирижёра показывают уровень его таланта, понимания музыкального космоса, художественных обобщений, иногда даже смелости. Смелости не эпатажной, показной и вызывающей, но благородной, опирающейся на внутренние убеждения и желание нести прекрасное в мир.
Играть сочинения «нерепертуарного» у нас Карла Нильсена – одного из ярчайших европейских композиторов прошлого столетия, чья симфоническая музыка десятилетиями не звучала в Москве, взять на дипломный экзамен 5-ю симфонию другого гения XX века – Николая Ивановича Пейко, почти забытого крупнейшего отечественного мастера, одного из главных продолжателей русской музыкальной традиции.
За этим стоит нечто куда большее, чем любознательность и научный интерес или стремление выделиться за счёт необычных программ – это твёрдая мировоззренческая позиция, крайне редко встречающаяся в наше космополитно-всеядное время.
Таков молодой российский дирижёр Ариф Дадашев. Он с воодушевлением согласился дать мне интервью, рассказав о своих университетах, жизни, месте музыканта в мире и творческих планах.
— Здравствуйте, Ариф. В начале интервью я задам вам, возможно, весьма стандартный вопрос, но всё же. Скажите, вы с самого детства решили для себя, что дирижирование станет Вашей главной профессией и призванием?
— Здравствуйте, нет, вопрос вполне нормальный. Честно говоря, вначале я хотел выбрать направление карьеры в лингвистическом русле – стать переводчиком с английского языка. Но совершенно случайно получилось так, что мы летели с директором детской музыкальной школы «Восход», ныне покойной Ириной Измаиловной Радченко в одном самолёте с гастролей, и она предложила мне подумать над поступлением на дирижёрско-хоровой факультет Мерзляковского училища.
— А вы учились на инструментальном отделении?
Нет-нет, это была хоровая школа. До этого я всерьез не думал о музыке, но после нашего разговора понял, что в этом действительно есть смысл.
Но желание стать настоящим серьёзным музыкантом возникло, когда учился на втором курсе училища – тогда я попал на гастроли Мариинского театра во главе с Валерием Гергиевым в Большом театре. В программе гастролей было несколько спектаклей, на которых мне посчастливилось побывать – «Хованщина», «Огненный ангел», и, конечно, «Летучий Голандец» Вагнера, которые маэстро провёл блистательно.
И вот тогда, выходя из зала Большого театра, я понял, что хочу быть именно дирижёром-симфонистом.
— А позже, когда вы стали профессиональным дирижёром, не возникало ли у вас желания наладить сотрудничество с Мариинкой? Предложить Гергиеву свою концертную программу?
— Я думаю над этим. Это, конечно же, моя большая мечта – встать за пульт Мариинского театра, но, наверное, всему своё время.
— После вашего юношеского впечатления от постановок Мариинки, вы решили, что свяжете свою жизнь именно с музыкальным театром?
Вообще я всегда тяготел к музыкальному театру, к опере. Но выступления с симфоническими программами, безусловно, этому не мешают. Здесь есть огромная взаимосвязь. Ведь одни и те же композиторы писали как симфоническую музыку, так и обращались к жанру оперы.
— Ваша первая работа – это должность дирижёра в Сыктывкарском театре. Вас пригласили?
— Нет, я искал какую-либо вакансию в театрах, потому что я понял, что надо получать практику, ведь в то время в консерватории не было производственного оркестра. И я, будучи студентом, ещё не закончив оперно-симфонический факультет, уехал в Сыктывкар на свой страх и риск.
Мне было тогда 24 года. Там я прошёл грандиозную школу, особенно по сравнению с тепличными консерваторскими условиями – работа с оркестром, с административным аппаратом, солистами, режиссёрами, главным дирижёром – всесторонняя работа; там я познакомился и с обширным репертуаром – а это важнейший момент в становлении любого музыканта. Я получил огромный опыт, хотя проработал там недолго – всего полтора сезона.
— А до работы в театре вам приходилось дирижировать симфоническим оркестром?
— Да, до работы в Сыктывкаре я стажировался в Новой опере в течение полугода до отъезда. И там мне досталась непростая задача – подготовить к исполнению Вторую симфонию Густава Малера.
— У Новой оперы любовь ко Второй симфонии – на вступлении в должность главного дирижёра её исполнял и Ян Латам Кёниг.
— Тогда ещё дирижировал покойный Эри Клас. Была очень тяжёлая работа, учитывая отсутствие опыта общения с живым оркестром. Оказавшись в Сыктывкаре, я начал получать этот опыт. А продолжил, попав в Рязанский областной музыкальный театр.
Когда я пришёл, это был новый, молодой коллектив, находящийся на перепутье – ушёл директор, возникла неприятная ситуация с реконструкцией здания театра. Помню, что на первую репетицию пришло человек шесть музыкантов.
Совместно с новым директором мы начали заново создавать оркестр, приглашать солистов. Шла ежедневная тяжёлая работа, лишь через два с половиной года закончился ремонт, и мы смогли сделать первые постановки. К сожалению, сейчас я бываю в Рязани нечасто, но сердце не позволяет оставить этот театр, потому что это важная часть моей жизни, в это дело я вложил многолетний труд, считаю его своим ребёнком.
Проработав четыре года в Рязани, я уехал в Санкт-Петербург – в театре Музыкальной комедии нужен был дирижёр на постоянной основе. Это была для меня новая ступень – театр с большой историей, с эпохальными артистами, такими как Зоя Виноградова, пережившая блокаду, и, по сей день выходящая на сцену.
Там я проработал три года и вот, пришло время возвращаться в свой родной город – я приехал в Москву, в Театр Оперетты, а в этом сезоне мне посчастливилось попасть и в Музыкальный театр им. Станиславского и Немировича – Данченко.
— Многие молодые дирижёры ставят для себя первоочередной задачей скорейший выход к оркестру, зачастую вне зависимости от собственного понимания того, что и как они будут доносить до музыкантов. Уверен, что желание поработать с большим коллективом было и у вас, но, я знаю, что вы ездили на стажировку в Европу к крупнейшему дирижёру Марку Минковски. Вы достаточно долго учились и совершенствовались у одного из ярчайших современных мэтров и понимаете (как редко кто из сегодняшних дирижёров), что перед тем, как начать дирижировать, нужно учиться у настоящих мастеров.
— Да, я стажировался четыре месяца и открою Вам секрет, что я и по сей день учусь и не считаю это зазорным – учиться у великих мастеров. Николаус Арнонкур, Клаудио Аббадо, Роджер Норрингтон, Джон Элиот Гардинер – это те люди и те музыканты, у которых можно учиться всю жизнь.
Мне посчастливилось попасть на стажировку к Марку Минковски и его оркестру Музыканты Лувра (Les Musiciens du Louvre) в Гренобле. Стажировка была открыта для публики, на каждое занятие собирался полный зал. Блистательный оркестр, замечательная атмосфера, очень много работы – для каждого участника мастер-класса выделялось по два часа работы с оркестром, за которые маэстро давал много советов, важных ремарок.
В программе была 5-я симфония Шуберта, 6-я симфония Бетховена и 40-я симфония Моцарта. Это был огромный опыт в общении с одним из наиболее значимых музыкантов нашего времени.
— В консерватории, даже в дирижёрской среде, имена таких музыкантов, как тот же Минковски, Жорди Саваль, Норрингтон, Антонини, у многих вызывают недоумение. Их высокое исполнительское искусство и интерпретация не культивируется в «официальных» академических кругах. А кто вам открыл этот огромный дирижёрский мир, которого вы придерживаетесь?
— Очень большое влияние на моё развитие, осознание и понимание дирижёрской профессии оказал мой педагог – замечательный композитор, профессор Юрий Абдоков. Благодаря его урокам, огромному количеству музыки, которую мне посчастливилось слушать вместе с Юрием Борисовичем, я потихоньку стал узнавать работы тех музыкантов, о которых до этого не слышал.
Каждый урок открывал для меня новые великие произведения. Он помог воспитать во мне чувство музыкального вкуса, за что я бесконечно благодарен ему. Его я считаю одним из наиболее важных в своей жизни и профессии людей.
— Помимо ориентиров в дирижёрской профессии, вы упомянули о великих, но многим не знакомых произведениях. Есть ли у вас любимые произведения (понимаю, что список огромен), которые вы считаете обязательными для исполнения в своей жизни? Что вы должны сыграть?
— Безусловно, есть целый пласт музыки, который сейчас незаслуженно забыт. Скажем так, возможно ещё не пришло то время, когда эта музыка будет регулярно звучать в концертных залах, как не пришло когда-то время для «Страстей по Матфею» Баха.
Вот такого же класса музыка есть и в нашей стране, сравнительно недавно написанная – это, конечно же, симфоническая музыка Бориса Чайковского, которая звучит не так часто, как того заслуживает, это музыка Николая Пейко, Германа Галынина, Николая Мясковского.
Мы родились в России, любим эту страну, питаемся её культурой и должны беречь и развивать наше культурное наследие. Мы должны вновь открывать и ни в коем случае не терять великое русское искусство. Музыка Глинки, Чайковского, Прокофьева, Римского – Корсакова, Лядова, Балакирева, Калиникова – достояние нашей Родины.
Из оперных шедевров, мне бы очень хотелось поставить «Сказание о невидимом граде Китеже» Римского – Корсакова. Считаю её одной из самых ярких и интересных по музыкальному языку русских опер. Мечтаю поставить «Парсифаль» Вагнера, «Чародейку» Чайковского.
Если брать оркестровую музыку – это симфоническая музыка перечисленных редко звучащих русских композиторов, симфонии Карла Нильсена, музыка Леоша Яначека. Из регулярно исполняющихся произведений, которые мне пока не довелось сыграть – Третья симфония Рахманинова, Шестая Чайковского, и, конечно, симфонии Малера.
— Вы согласны с популярным утверждением многих современных дирижёров (или с жизненной данностью), что перед тем как играть сочинения, которые ты хочешь играть, нужно огромное количество времени играть то, что предлагают?
— Да, это так. В моём репертуаре в разных театрах много оперетт. Практически год я провёл в роли дирижёра камерного оркестра Центра Павла Слободкина, с которым мы исполнили более тридцати симфонических программ, в их числе много концертов для детей.
Среди камерных оркестров – это один из лучших коллективов в Москве. Мы играли много весьма интересных, но редко звучащих сочинений – к примеру, «Маленькую сюиту для струнного оркестра» Карла Нильсена, написанную им в юности, одно из первых его сочинений – это замечательная музыка, которая своей яркостью просто поразила и удивила многих музыкантов. И подобной, редко звучащей, но самобытной музыки очень много.
— А как вы думаете, по какой причине в сегодняшней России в концертный репертуар не входят, а зачастую и вызывают необъяснимый дирижёрский снобизм произведения перечисленных отечественных композиторов XX века, по сути нашей классики и таких огромных мастеров, как Яначек, Хиндемит, Мартину, Респиги?
— Ну, во-первых, я уверен, что придёт время, когда эта великая музыка станет популярной, ничуть не меньше, чем симфонии Чайковского. А во-вторых, необходимы музыкальные коллективы, которые будут эту музыку исполнять, пропагандировать, которые будут жить этой музыкой. Ведь действительно, в наш меркантильный век, когда дирижеры и художественные руководители стоят на своеобразном перекрестке – между своими музыкальными идеями и необходимостью привлекать зрителей в концертные залы, зачастую делается ставка на ранее зарекомендовавшие себя знаковые сочинения различных музыкальных эпох.
Но повторюсь, я уверен, что обязательно найдутся те люди, которые вернут в репертуар произведения не менее талантливых композиторов, таких, как Респиги, Мартину, Глазунова и многих других. В Центре Павла Слободкина, кстати, мы подготовили концертную программу, посвящённую 150-летию со дня рождения Глазунова, где звучал Скрипичный концерт, фрагменты из его замечательных балетов «Раймонда» и «Шопениана».
— А ведь вы для себя, в своём творчестве уже поставили задачи возрождения незаслуженно мало играемой великой музыки?
— Скромными силами, безусловно, буду стараться.
— Как раз, переходя на эту тему. Вы недавно создали свой коллектив. Не могли бы подробней о нём рассказать?
— Да, на самом деле идея создания камерного оркестра родилась достаточно давно. Но, видимо, тогда ещё не пришло время. Сейчас, мне кажется, стоит попробовать с этим небольшим ансамблем сыграть тот самый новый репертуар, открывать имена и музыку незаслуженно забытых композиторов. Попробуем, посмотрим, как получится.
Сейчас намечаются выступления с этим коллективом – будем сотрудничать с замечательным концертным агентством «Русконцерт» – здорово, что в России появляются такие агентства. Один из первых проектов с ними – концерт в Конференц-зале Третьяковской галереи 29 июня. Программа будет называться «Русский пейзаж». Мне бы хотелось сочетать там собственно концерт – то есть музыку признанных русских гениев – Глинки, Чайковского, Рахманинова и Прокофьева с пейзажами, написанными современниками этих композиторов.
Будут представлены видео-проекции с работами художников, которые, как мне кажется, в образном смысле по настроению и состоянию будут соответствовать музыкальному наполнению вечера.
— То есть, несмотря на то, что в «Русконцерте» есть чётко намеченная линия на сохранение русского музыкального наследия, всё же программа данного концерта очень демократична и ориентирована на безусловную классику, возможно, пока в расчёте на «неприученную» аудиторию и не включает те редко звучащие сочинения, которые Вам бы хотелось исполнить.
— Да, безусловно. Пока программа такова. Здесь есть ещё один важный момент – коллектив должен быть готов исполнять новую музыку. Мы вместе с моим ансамблем должны пройти определённый путь исполнительского развития.
В данном концерте общий состав исполнителей будет около тридцати человек. Этого состава требует та музыка, которую мы будем играть. Учитывая свойства площадки, да и в целом камерность самой темы пейзажной лирики, мы попробуем наладить контакт с публикой – в ненавязчивой форме указав на те мотивы, которые побудили композитора создать данное сочинение, и попытаться ответить на вопрос, почему эта музыка стала столь популярной. Обозначим некоторые, порой даже бытовые моменты, которые послужили стимулом написания шедевров.
— Я думаю, что в общем-то сама классическая музыка не столь популярна в нашей стране и поэтому подобные просветительские проекты – это замечательная творческая инициатива.
— Мне очень хочется, чтобы этот концерт не был менторским, где человек-музыкант со снобизмом, свысока будет учить людей, показывая своё превосходство в знаниях над ними. Нет, задача совсем не в этом, задача в том, чтобы найти общую атмосферу, чтобы понять, как эта музыка даже сквозь столетия не утратила своей силы воздействия и остаётся такой важной для нас.
— Желаю Вам удачи с Вашим новым оркестром, жду от Вас информации о новых концертах, которые, я уверен, обязательно должны состояться. Особенно хотелось бы услышать от Вас «Музыку для камерного оркестра» Свиридова.
— Большое спасибо, обязательно. В ноябре у меня запланирована программа с замечательным оркестром – Академическим симфоническим оркестром под управлением Павла Когана в зале «Филармония-2». Мы исполним Третий концерт Сергея Рахманинова для фортепиано с оркестром, а во втором отделении, кстати, будет Свиридов – его «Маленький триптих» и музыкальные иллюстрации к повести Пушкина «Метель».
— И, наверное, самый распространённый вопрос. А вообще, какие у вас в данный момент творческие планы? Сейчас помимо вашей работы в Театре Оперетты и Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко, какие еще планируются проекты?
— В мае запланирован концерт с «Ленинградской» симфонией Шостаковича с оркестром Северо-Кавказской филармонии в Кисловодске, постановки одноактных итальянских опер в Санкт – Петербурге.
— Ариф, в конце интервью хочу задать, наверное, главный вопрос. Какого это сейчас в России быть дирижёром, который пытается исполнять ту музыку, которую считает необходимой к исполнению, который хочет не приспосабливаться к конъектуре, времени, не идти на сделки со своей совестью? Ведь в современном мире (а возможно так было всегда), приходится идти на определённый компромисс.
— Сложный вопрос… Здесь есть тонкая грань. У тебя есть определённые сочинения, которые надо исполнять по долгу службы. И конечно, это надо делать максимально профессионально, честно исполняя свои обязанности.
Но, думаю, у каждого дирижёра есть такая музыка, исполнение которой он долго вынашивает, обдумывает. Безусловно, ты всегда ждёшь момента, когда представиться возможность исполнить эти сочинения. Но я ещё раз повторю – всему своё время. Не стоит опережать события, они идут так, как Богу угодно. Твоя задача в том, чтобы искренне относиться к своей профессии и быть честным перед самим собой.
Беседовал Александр Тлеуов