13 декабря 2017 контратенор Андрей Немзер, лауреат множества престижных вокальных конкурсов, выступит в Колонном зале Дома Союзов Москвы на концерте, посвященном 30-летию Московского ансамбля духовной музыки «Благовест».
Голос этого певца, отличающийся удивительной гибкостью и большим объемом, звучит на театральных и концертных площадках всего мира.
За плечами певца – огромный репертуар, захватывающий период от ранней Эпохи Возрождения до наших дней. Мы побеседовали с Андреем накануне московского концерта.
– 13 декабря вместе с ансамблем «Благовест» Вы выступаете на концерте, на котором слушателей ждет удивительно разнообразная программа. Как выбирались произведения для концерта? Участвовали ли Вы в выборе музыки?
– Очень приятно выступать на концерте 13 декабря, в честь юбилея этого замечательного коллектива. Произведения выбирались из того репертуара, который мы уже раньше исполняли с ансамблем «Благовест».
С “Благовестом” меня связывают не только сольные работы. Один сезон я пел с этим коллективом в качестве артиста хора.
Мне невероятно нравится работать с музыкантами, которые играют в этом ансамбле. Замечательные профессионалы, мастера своего дела! И, конечно же, особое удовольствие – работать с Галиной Васильевной Кольцовой. Программу мы составляли вместе с ней и остановились на самом лучшем и самом успешном из того, что мы когда-либо исполняли вместе.
– Контратенор и русская музыка – весьма экзотическое сочетание, почти «кроссовер». Как Вы относитесь к этому?
– Лично я отношусь к такому тандему с большим интересом и пониманием. Более того, я очень рад, что сам, будучи контратенором, могу исполнять русскую музыку.
К сожалению, в русской традиции нет партий, специально написанных для этого типа голоса, однако есть мужские персонажи, партии которых были написаны для меццо-сопрано (роли «травести»).
Как мне кажется, если контратенор обладает достаточно сильным голосом для того, чтобы «перекрыть» большой оркестр, который часто можно встретить в русских операх (например, в «Руслане и Людмиле» Глинки, где партию Ратмира исполняет меццо-сопрано), то почему бы и нет?
Более того, в русском репертуаре есть огромное количество камерных произведений – начиная от городских романсов и заканчивая классическими вещами Рахманинова, Чайковского, Кюи, Танеева, Свиридова, Прокофьева и многих других… Если контратенору это по голосу, то он имеет полное право исполнять эту музыку.
– Ваш репертуар охватывает огромный период времени – от эпохи Возрождения до современности. Легко ли для Вас переключаться с одного стиля на другой?
– Да, такие переключения мне легко даются. Меня вдохновляет самая разная музыка.
Несомненно, музыка Возрождения и всего того периода, который затрагивает именно контратеноровое пение, – «обязательная» эпоха для меня, и я ее, несомненно, очень люблю это время. Оно как океан, где я чувствую себя как рыба в воде. Но я очень свободно себя ощущаю и в более современной музыке.
Я с увлечением слежу за тем, как создаются новые произведения композиторов наших дней. Я даже уже принимал участие в некоторых современных премьерах! Также я увлекаюсь джазом, и у меня также был опыт пения джазовой музыки голосом контратенора.
Конечно, джаз – это достаточно специфический по манере исполнения музыкальный жанр. Возможно, петь его у меня получилось не столь удачно, как если бы я исполнял классическую музыку, но в будущем я планирую, возможно, посетить мастер-класс какого-нибудь джазового певца, чтобы он показал мне, как правильно исполнять джазовую музыку…
Джаз мне очень нравится. Я бы даже когда-нибудь хотел организовать концерт, где буду петь эту музыку…
– Даже если не брать джаз, Ваш репертуар очень разнообразен по жанрам. Что для Вас в приоритете как для артиста – духовная или светская музыка?
– У меня нет конкретных приоритетов: в рамках обоих жанров существует немало великолепных произведений, которые я очень люблю, которые мне близки и которые, несомненно, входят в число шедевров мировой музыки. В свои концерты я обычно стараюсь включать как светскую, так и духовную музыку.
Главное для меня – это сила музыкального материала, заложенная в произведении энергетика… Бывают даже очень сильные светские произведения с невероятно духовным наполнением, хотя сам текст не является духовным.
– У большинства из нас голос контратенора ассоциируется с эпохой барокко. Как вы думаете, с чем связан тот факт, что сегодня этот стиль в моде? Ведь раньше, в XX веке, барокко исполняли и записывали гораздо меньше…
– Что касается феномена интереса к барокко в современном мире, то мне приходит на ум аналогия с такими потрясающими произведениями искусства, как яйца Фаберже. Ведь они всегда были дорогими украшениями, но по прошествии какого-то времени цена этих вещей еще возросла. Практически то же самое происходит и с барочной музыкой. Чем дальше мы «движемся» по шкале времени, тем ценнее становится этот стиль.
Классическая музыка вообще – элитарное искусство, и по-настоящему образованная публика понимает, насколько оно сейчас «дорого». То же самое касается и исполнительской культуры: контртеноровое пение сегодня процветает, хотя в XX веке о нем не так уж много и знали: был даже период, когда контратенора совсем исчезли. Если бы не Альфред Деллер, который в свое время начал возрождать этот стиль и возвращать к жизни многие барочные оперы, сомневаюсь, знали бы мы об этой музыке сейчас…
Конечно, имели бы представление, ведь курс музыкальной литературы никто не отменял. Но, наверное, в теории, а не на практике. Несомненно, с количеством контратеноров, которые появились на сцене сегодня, эта музыка стала исполняться гораздо больше. Но хотелось бы, чтобы мы на этом не останавливались.
Интерес есть, но мы еще только в начале пути… Хочется просвещать людей, исполнять все больше и больше музыки эпохи барокко – и не только вокальной, но и инструментальной.
– Большую часть Вашего репертуара занимает опера: не так давно Вы исполнили партию Ксеркса в одноимённой опере Генделя в рамках в рамках Летнего Фестиваля Оперного Театра Питтсбурга. Считаете ли Вы, что оперы барокко сегодня могут быть актуальны для неподготовленного слушателя?
– Да, это так. Я считаю, что музыка этого периода в силу своего временного «расположения» является основополагающей для многих музыкальных жанров, даже современных. Если взять группу Beatles, то в их песнях можно найти отдельные музыкальные решения, которые своим звучанием «отсылают» слушателя к эпохе барокко.
Многие барочные мелодии также знакомы широким аудиториям. Та же ария «Ombra mai fu», открывающая оперу «Ксеркс», известна оперному миру как «Largo» Генделя и часто исполняется на органе в церкви. Когда меня просят петь на службах, я часто беру именно эту вещь. И многие слушатели удивляются, что у этой музыки есть слова! Они слышали эту мелодию, но не знают, откуда она.
Есть еще одна выдающаяся ария, «Lascia ch’io pianga» из оперы «Ринальдо» того же Генделя, которая известна очень многим. Даже люди, не увлекающиеся классической музыкой, слышат эту музыку и говорят: «Да, я где-то это уже слышал!»
Барочная опера может не только «слушаться», но и смотреться современно! Взять, например, постановку Глиндебурнского фестиваля «Юлий Цезарь в Египте» Генделя – потрясающий спектакль с элементами Болливуда! Это выглядит очень органично и красиво! Такое сочетание барочного звучания и современной постановки – огромный успех!
– Есть ли разница между вокальной техникой «барочного» певца и певца, специализирующегося на более поздней музыке (бельканто, романтизм и т.д.)? Имеется в виду эмиссия звука, манера пения и т.д.
– Я бы не стал говорить о разнице именно в вокальной технике. Я бы лучше использовал выражение «манера пения». Барокко подразумевает орнаментацию, трели, морденты, всегда необходима колоратурная техника. Например, когда я «перестраивался» из тенора в контратенора, то столкнулся с определенными проблемами в части развития беглости моего голоса.
Подвижность – это, несомненно, обязательный атрибут, который должен присутствовать у всех барочных певцов – у контртеноров, теноров, сопрано, даже басов…
Что касается именно техники звукоизвлечения, то разницы особой нет. Нужна хорошая опора, резонанс и правильный звуковой «посыл». Но дело тут еще и в типе голоса. Ведь, конечно же, громогласное вагнеровское сопрано не сможет исполнить арию Клеопатры, но дело здесь именно в природе. Техника у всех оперных певцов всегда остается одинаковой.
– Как Вы относитесь к пению репертуара меццо-сопрано – например, граф Орловский, Зибель в «Фаусте» Гуно? Ведь он рассчитан на женский голос и технику 19-20 века. Другой звук, другое наполнение…
– Как я уже говорил, если голосовые возможности контратенора позволяют ему справляться с более «современной» музыкой, если голос имеет богатую звуковую палитру и насыщенные меццо-сопрановые обертоны, этот певец имеет полное право браться за репертуар меццо-сопрано, особенно комический. У меня у самого был подобный опыт.
Надо сказать, что голос у меня необычный для контратенора – он очень большой по объему, и в нем есть меццо-сопрановые краски. В своей жизни на сцене я исполнял три женские роли. Первую я пел в рамках экзамена по оперному классу в университете Дюкейн в городе Питтсбург в США – мне дали роль Дзиты из оперы «Джанни Скикки» Пуччини! Я очень удивился и даже думал какое-то время отказаться от этой роли… Но знаете, когда я попробовал петь эту музыку, у меня это получилось! Впоследствии я убедился, что абсолютно не ошибся, решив взять эту роль.
Потом у меня был опыт исполнения партии Старой женщины в опере «Кандид» Бернстайна в Питтсбурге, а также я пел партию Агнес в современной опере «Фантастический Мистер Лис» Пикера. Агнес, к слову, это сказочный персонаж, трактор, который пытается выкопать яму, где живут лисы!
Я не хочу говорить о том, что контратенор может петь Азучену или Далилу на сцене. Это неприемлемо. Но, с другой стороны, петь женские арии в концертном исполнении – почему бы и нет?
У меня было несколько выступлений, где я включал в программу арию Далилы «Mon cœur s’ouvre à ta voix”… Вдохновителем этой идеи стал для меня замечательный певец Эрик Курмангалиев – первооткрыватель российского контртенорового направления.
– Какие контратеноры современности или прошлого вдохновляют Вас – благодаря своей вокальной технике, темпераменту и т. д.? Учитесь ли Вы у них чему-нибудь? Как Вам удалось найти свою творческую индивидуальность?
– Как я уже сказал в своем предыдущем ответе, для меня самым первым контртенором, с чьим творчеством я достаточно тесно соприкоснулся, стал Эрик Курмангалиев. Мне даже посчастливилось с этим потрясающим певцом и человеком выступить дважды на одной сцене – в 2003 и 2005 годах. Мы исполняли Маленькую торжественную мессу Россини, и тогда я еще пел в теноровом регистре…
Меня очень сильно вдохновил голос Эрика Курмангалиева, его образ… Я стал следить за ним как за артистом. Для меня было большим потрясением, когда я узнал, что он скоропостижно скончался от болезни в 2007 году. Я бы даже сказал, что именно это трагическое событие повлияло на меня, заставив принять решение о переходе из тенора в контратенора… До этого мне не хватало смелости заявить о себе именно в этом амплуа.
Также я очень восхищаюсь американским контратенором Дэвидом Дэниэлсом. Сейчас он уже не так часто выступает – сосредоточился на педагогической деятельности, преподает в университете Мичиган.
Когда я переехал жить в США, то именно Дэниэлс стал первым контратенором, которого я увидел там на сцене. Я очень захотел с ним познакомиться, но эта возможность мне представилась только в Метрополитен-Опера, где у меня был контракт – я «страховал» главного исполнителя.
При знакомстве Дэниэлс оказался очень обаятельным человеком с прекрасным чувством юмора! За его творчеством я тоже слежу.
Несомненно, мне очень нравится, что сегодня появляется все больше замечательных певцов-контратеноров… Среди них – Дэвид Хэнсен, Франко Фаджоли и другие. У многих действительно есть чему поучиться…
Я бы сказал, что синтез всех качеств, которые я перенимаю у вдохновляющих меня музыкантов, дают мне мою собственную творческую индивидуальность, которой я с радостью хочу и могу поделиться с новым поколением не только контратеноров, но и музыкантов в целом.
Также я сам сейчас даю уроки вокала и очень рад тому, что могу быть полезен подрастающему поколению певцов, могу передать им частичку своего опыта, видения музыкального мира, отношения к различным музыкальным произведениям, помочь им стать лучше, востребованнее, успешнее в нашей профессии.
Профессия певца – именно та профессия, которую я ни за что не хотел бы и просто и не мог бы променять на какую-либо другую!
Беседовал Северьян Цагарейшвили