В декабре 1906 года немецкий композитор, пианист, органист, дирижёр и педагог Макс Регер (1873–1916) по приглашению русского пианиста, дирижёра и общественного деятеля Александра Ильича Зилоти посетил с концертами Санкт-Петербург и имел там успех, о котором очевидцы говорили как об «огромном», «оглушительном».
Переводы нескольких писем, отправленных музыкантом из российской столицы, опубликованы на русском языке в 2018 году в сборнике «Макс Регер: “Прошу слова!”».
В дополнение к ним читателю будет, вероятно, небезынтересно познакомиться и с иным взглядом на происходившие в Петербурге события – взглядом Эльзы Регер (1870–1951), верной спутницы многотрудной жизни композитора, в путешествии в Россию находившейся рядом с супругом.
Приводимый ниже фрагмент заимствован из её воспоминаний, впервые опубликованных в Лейпциге в 1930 году.
С концертами мой муж повсюду выступал, пока 10 декабря [1906 года] мы не отправились в совместное путешествие в Санкт-Петербург. Дорога заняла два дня и одну ночь.
К глубокому сожалению, русского языка мы не знали, иначе впечатлений от прекрасного города было бы у нас намного больше. Александр Зилоти, известный ученик Листа, ангажировал мужа на два концерта в Петербурге и пригласил нас быть его гостями.
В первом собрании [15 декабря в зале Дворянского собрания] Регер сначала сыграл V Бранденбургский концерт Баха. Он услышал его однажды в ученическом концерте в Академии [Мюнхенской академии музыки] и восхищённо сказал мне:
«Я выучу его, дорогая, и, вот увидишь, это будет замечательно».
И это действительно было замечательно! Восторженный приём сопутствовал Регеру повсеместно, где бы он ни исполнял концерт. На этот раз муж выступал под управлением Зилоти. Последний признался мне позже, что пылает ревностью, ибо Регер привёз с собой Баха, которого он, Зилоти, никогда ещё не играл да и не знал.
Затем муж с огромным успехом дирижировал свою Серенаду [ор. 95].
В другой день [19 декабря в Малом зале консерватории] он с Изаи исполнил «Сюиту в старинном стиле» ор. 93, и притом совершенно бесподобно, поскольку Изаи это произведение было очень близко. Завершился концерт Интродукцией, пассакальей и фугой ор. 96, сыгранной с Зилоти. Успех этих двух выступлений был столь велик, что Зилоти просил Регера повторить обе программы с ним в Москве. И хотя возможность познакомиться с Москвой чрезвычайно привлекала мужа, он всё же отклонил это предложение.
Петербургское «Музыкальное общество» [кружок «Вечера современной музыки»] устроило в честь моего мужа прекрасный камерный вечер из его произведений [16 декабря в зале музыкальной школы на Невском проспекте].
В заключение под бурное ликование присутствующих правление преподнесло Регеру серебряный венок, что было для него, конечно, огромной радостью.
Сколь восхитили нас здания и памятники, в особенности незабываемая статуя императора Петра Великого, столь же взволновала процессия людей в кандалах, повстречавшаяся нам на мосту через Неву. Ведь посетили мы Санкт-Петербург в политически неспокойную зиму 1906 года. И то, что сотням рабочих позволили переходить через замёрзшую Неву слишком рано, что они провалились под лёд и утонули, потрясло нас сильнее, чем их соотечественников [газеты того времени сообщали, что утонуло около сорока человек].
Зилоти оказал нам сердечный приём, и дни, проведённые в Петербурге, были действительно прекрасными. Он много рассказывал о своём глубокоуважаемом учителе Франце Листе, чьи благородство и доброта неизменно восхищали Регера.
Зилоти поведал нам, как однажды в Веймаре он пришёл к Листу и тот встретил его следующими словами: «Скажите-ка, любезный Зилотиссимус, когда последний раз вы писали вашей дорогой матушке?» В течение нескольких месяцев Зилоти не давал ей знать о себе, и она в тревоге обратилась к Листу с вопросом, не случилось ли что-нибудь с её сыном: от него нет никаких известий.
Когда, услышав вопрос, Зилоти сконфуженно опустил глаза, Лист сказал ему:
«Я много грешил в жизни, однако старался не причинять боль своей матушке, и, надеюсь, Бог будет мне благосклонным судьёй».
Лист высказал своё порицание столь деликатно, что Зилоти никогда больше не заставлял свою мать ждать напрасно вестей от него. Надолго запомнил он наставление Листа. Впрочем, эти листовские слова глубоко тронули и меня с Регером.
Когда наше пребывание в Санкт-Петербурге подходило к концу, Регера охватила неодолимая тоска по дому. Она всегда овладевала им в чужих краях. Счастливые и полные прекрасных впечатлений, мы простились с милой семьёй Зилоти и Санкт-Петербургом. Ни с той, ни с другим нам не суждено было встретиться вновь.
И как просиял мой муж, когда, прибыв на границу, мы увидели цвета родного флага. Рождество мы праздновали дома […].
Перевод Виктора Шпиницкого