Раритет Гаэтано Доницетти “Лукреция Борджиа” прозвучал в Зале Чайковского в рамках абонемента Московской филармонии “Оперные шедевры”.
В составе исполнителей Инга Кална (Лукреция), Джи-Мин Пак (Дженнаро), Элеонор Панкрази (Маффио Орсини) и Симоне Альбергини (Альфонсо д”Эсте).
Дирижер – итальянец Даниэле Скуэо.
Абонементы Московской филармонии дают московским меломанам уникальную возможность услышать вживую оперы, которые в российских афишах почти никогда не встречаются. После “Ринальдо” Генделя, “Неистового Роланда” Вивальди и “Нормы” Беллини в Москве была исполнена “Лукреция Борджиа” Доницетти – настоящий оперный раритет.
Казалось бы, в нем есть все – изысканно-белькантовая ясность мелодики в сочетании с драматической достоверностью, мощный сюжет, основанный на пьесе Виктора Гюго и посвященный судьбе легендарной исторической личности из “проклятого” семейства Борджиа – Лукреции, отравившей собственного сына.
И все же в России эта опера не звучала с дореволюционных времен. Одна из очевидных причин – высочайший уровень вокальной техники, требуемый от исполнителей всех главных партий. И на этот раз его едва ли удалось продемонстрировать иностранным певцам, приглашенным в Зал Чайковского петь доницеттиевскую оперу.
Убедительной была работа итальянского маэстро Даниэле Скуэо. Под его началом партитура Доницетти, отличающаяся необычной для опер бельканто плотностью оркестровки, в исполнении оркестра Московской филармонии прозвучала компактно и сбалансированно: мягкость “колыбельной” Лукреции, искристое веселье застолья, душераздирающий трагизм финальной сцены – все это, несмотря на порой слишком быстрые темпы, было тонко и музыкально передано звуковыми красками.
В вокальной части все оказалось далеко не так благополучно. Партия Лукреции – ярчайшая “аристократическая” роль бельканто, в которой, кстати, в 1965 году впервые блеснула на оперном олимпе Монсеррат Кабалье – была поручена сопрано из Латвии Инге Кална. Но мастерства великой испанской певицы ждать не пришлось. У Кална – плотный голос темной окраски, она темпераментна и “проживает” роль, но, к сожалению, в Доницетти этого оказывалось недостаточно. Фейерверки виртуозных пассажей и каденций часто были смазанными, в вокальной линии не было собранности звучания, а в верхах – звонкости и свободы.
То же можно сказать и об исполнителе теноровой партии Дженнаро – корейском теноре Джи-Мин Паке. Певец долгое время исполнял на сцене лондонского “Ковент-Гардена” характерные партии, но для Дженнаро его вокальных данных явно недостает, а в ансамблях голос теряется в густоте оркестрового звука.
Француженку Элеонор Панкрази в травести-партии Маффио Орсини, написанной для контральто, почти не было слышно в зале – ее голос явно сопранового тембра практически лишен полетности. Намеки на полноценный опертый звук прозвучали от исполнителя партии Альфонсо – итальянского баса-баритона Симоне Альбергини, но достоинства так же быстро “испарились” – в голосе часто чувствовалась усталость, звук был широким и форсированным, а фраза – монотонной.
Несмотря на явные исполнительские неудачи, опера имела огромный успех у публики – оглушительные аплодисменты раздавались почти после каждого номера. Ведь красоту музыки Доницетти невозможно затмить даже какими-то огрехами.
Северьян Цагарейшвили, “Российская газета”