Новая сцена Александринского театра, дружелюбная площадка для новаций и экспериментов, предложила публике опусы активных участников российской композиторской сцены Владимира Раннева (Санкт-Петербург) и Сергея Невского (Москва — Берлин).
Для вящей солидности к опусам сорокалетних авторов было приставлено сочинение Хельмута Лахенманна, датируемое 1969 г., — temA для женского голоса, флейты и виолончели. Как выяснилось, в Петербурге оно исполнялось впервые.
Вокальную партию — если можно назвать таковой сплошные всхлипы, пришепетывания и придыхания, сквозь которые порою прорывались обрывки немецких фраз, — исполнила Наталия Пшеничникова. Чаще всего в концертных программках ее амплуа обозначается как «экстремальный вокал».
Пшеничникова сделала впечатляющую карьеру на поле современной музыки, исполняя с пылу с жару написанные новые сочинения. Живя в Берлине и не порывая с Россией, она приобрела в последние годы международную известность в узких кругах ценителей актуального искусства.
Вечер в Александринке стал бенефисом певицы: в трех из четырех прозвучавших вещей была предусмотрена партия для женского голоса. И Пшеничникова, искусно управляя связками, эффектно справилась с чудовищными вызовами, которые предлагала новая музыка. Впрочем, опус Лахенманна был ей знаком, она неоднократно пела его в Германии, причем разучивала под прямым руководством автора.
Нежно-томительное воркование, стоны и всхлипы сопровождали длинный анонимный текст, заимствованный Ранневым из «Розовой тетради» (жанр девчачьего дневника, в котором школьницы 80-х делились самым сокровенным). Сам же текст, строчка за строчкой, возникал на экране; мелодраматизм и слезливая жалостность рассказа отвлекали зал от звучащей музыки, которая оказалась явно прикладной. Тем не менее музыканты ансамбля Pro Arte — eNsemble — сыграли свои партии тактично и аккуратно.
Что самое прекрасное во всем этом предприятии: организаторам уже не в первый раз удается собрать на подобные концерты беспрецедентно большую аудиторию интересующихся современной музыкой. Причем не в смягченных, паллиативных и псевдотрадиционалистских, а в самых острых, радикальных и провокативных ее изводах. В этом смысле Новая сцена действительно становится «местом силы».