Шестая симфония Малера в исполнении оркестра Дягилевского фестиваля.
Стоячими овациями завершился концерт оркестра MusicAeterna и Теодора Курентзиса в Большом зале консерватории. Курентзис представил столице Шестую симфонию Густава Малера – часть собственной «малерианы».
В эти дни начинается ее фиксация – проходит запись Шестой, она положит начало выходу всех симфоний Малера в исполнении MusicAeterna и Теодора Курентзиса на дисках.
Курентзис планирует записывать по симфонии в год; известно, что следующий Дягилевский фестиваль завершится исполнением Первой.
Будем надеяться, что, как и в этот раз, на бис заключительный концерт повторят в Москве.
Для таких масштабных партитур Курентзис собирает фестивальный оркестр – к основному костяку MusicAeterna присоединяются лучшие столичные и европейские музыканты, не только оркестровые, но и именитые солисты (из тех, кого хорошо было видно, это скрипачи Айлен Притчин и Юлия Игонина, кларнетист Валентин Урюпин).
О каждой из групп можно писать самые восторженные слова, настолько профессиональной и даже безупречной была работа музыкантов, а группа валторн заслуживает наивысшей похвалы: такого деликатного легато на пианиссимо, такой выразительной нюансировки не приходилось слышать и в самых лучших коллективах, что гастролировали в Москве.
125 музыкантов, согласно анонсированному количеству, как загипнотизированные следят за маэстро, и эта их «флюидная» связь есть залог взаимного успеха. (Можно себе только представить, что исполнение Восьмой, названной Симфонией тысячи музыкантов, станет шоу, подобным выступлениям молодого Дэвида Копперфильда.)
Вообще слово «шоу», или – назовем это более консервативно – «перформанс», искусству Курентзиса не чуждо. Он специально срывает аплодисменты зала, чтобы перекрыть их звучанием музыки – и восторженное приветствие срывается мрачным маршем.
На бис он играет «Танец семи покрывал» из «Саломеи» Штрауса, скорее не противопоставляя, а смыкая один из самых чувственных фрагментов в истории музыки с титаническими, исступленными поисками грани между жизнью и смертью, между смертью и «послесмертием!».
Кажется, исходная точка для Курентзиса – искусство как таковое, это его жизнь, смерть и «послесмертие».
Он наслаждается самим процессом постижения сочинения – от частного к общему, от деталей оркестровки, фразировки, нюансировки, голосоведения до тайны конструкции, «здания» – но не его смысла.
Восторг от этого процесса он и передает слушателю. Вот вагнеровские кульминации, а вот – предчувствия грядущего открытия новой венской школы, шенберговского Klangfarbenmelodie.
Но, согласно Малеру, «какой-то остаток мистерии есть всегда», и тут он был: не патетических в ударах огромного молота, а в потустороннем звучании альпийских колокольцев, словно это присутствие самого автора.
Мароина Гайкович, “Независимая газета“