Скрипач Максим Венгеров выступил в Светлановском зале Московского международного Дома музыки в сопровождении Государственного академического симфонического оркестра под управлением Иона Марина.
Ион Марин известен в Москве по давним и постоянным контактам с Российским национальным оркестром, главным приглашённым дирижером которого является с 2006 года. С Госоркестром он проводит третью программу.
В первом отделении была исполнена Вторая симфония Брамса. Оркестр уже привычно для последнего времени звучал отменно, показывая, что на эстраде коллектив высочайшего класса. А вот интерпретация Второй симфонии у Марина оказалась настолько по-европейски размеренной, что для русского слушателя может показаться скучноватым — профессионально, но расслабленно, при этом без широкого дыхания и романтического рубато, так необходимого в брамсовских симфониях.
Впечатления первого отделения исполнением Скрипичного концерта Брамса во втором отделении полностью затмил Максим Венгеров. Его возвращение после победы над травмой плеча на концертные эстрады мира в качестве солирующего скрипача поистине триумфально, ибо стало возвращением в новом качестве.
Последние годы до травмы исполнительская манера Венгерова нередко вызывала нарекания у сторонников строгого вкуса в музыке — более всего в сольных программах и особенно бисах, на фоне блистательной скрипичной техники нередко отличавшихся блеском не лучшего вкуса.
В 2008 году Максим Венгеров заявил о прекращении сольной скрипичной карьеры и переходе к педагогической деятельности и дирижированию. Внешним поводом была упоминавшаяся травма плеча; похоже, что именно поводом — истинная причина, глядя из сегодняшнего дня, лежала глубже, а именно в переоценке ценностей. Что-то вроде творческого кризиса, затянувшегося на три года.
Когда произошло возвращение Венгерова на концертную эстраду со скрипкой в руках, зрители услышали совершенно иного скрипача. Грандиозное впечатление от исполнения Венгеровым 3 ноября 2011 года Скрипичного концерта Бетховена с оркестром под управлением Юрия Симонова в зале им. Чайковского, затем великолепная сольная программа 21 апреля этого года в Большом зале консерватории диаметрально изменили отношение к Венгерову многих ранее критически настроенных слушателей. При той же блистательной технике проявилось умение выстроить общую форму концерта, постижение глубины музыки, хороший вкус. Изменилось даже поведение музыканта на эстраде: оно стало сдержаннее, без внешних эффектов.
Возможно, произошедшие с ним внутренние (и даже внешние) перемены связаны с его трёхлетней педагогической и дирижёрской деятельностью. И вот почему. Исполняя на эстраде или в студии какое-то сочинение, музыкант напрямую, минуя слово как посредника, доносит до слушателя своё понимание этой музыки в звуках. Здесь слово и не нужно, ибо очень верно писали Тютчев, что «мысль изречённая есть ложь» и Мандельштам: «Останься пеной, Афродита, и слово в музыку вернись».
Занятия же с учениками требуют вербализации своего понимания и представления о музыке в целом, о конкретном произведении в частности, о деталях интерпретации. Это неизбежно заставляет и педагога глубже и чётче анализировать исполняемое учеником произведение, а также влиять и на исполнение учителя, если он концертирующий музыкант. Возникает некая обратная связь влияния педагогического процесса на собственное исполнительское бытие.
Дирижирование, если им заниматься серьёзно, также заметно перестраивает мышление сольного музыканта — конечно, если не превращать дирижирование в балет под играющий сам по себе оркестр. Настоящее дирижирование заставляет музыканта с одной стороны внимательнее относиться к сочинению в целом, к построению формы исполняемого произведения, а с другой – быть внимательнее к деталям.
Есть ещё один полезный аспект влияния занятий дирижированием на солиста — находясь за дирижёрским пультом, бывший солист начинает чувствовать важность взаимопонимания, ограничивающего произвол солистов, заставляющих порой дирижёра «ловить» их в совершенно немыслимых ситуациях с непредусмотренными темповыми «кульбитами». Солиста, постоявшего за дирижерским пультом в аккомпанементе, это может дисциплинировать.
Возвращаясь к исполненному Венгеровым концерту Брамса, в первую очередь надо сказать об общем масштабе исполнения. И масштаб этот полностью соответствует масштабу самого концерта.
Венгеров повёл за собой и Иона Марина, и оркестр. Вот когда мы почувствовали широкое и свободное брамсовское дыхание и его энергетику. Первые звуки скрипки «Крейцер» Страдивари, извлечённые смычком, которым играл когда-то Яша Хейфец, дали мощный энергетический импульс всему исполнению. Для этого скрипач даже пожертвовал в первых аккордах красотой звука — они прозвучали с некоторой хрипотцой, придав всей интерпретации пряный романтический привкус.
Венгеров продемонстрировал безупречное и абсолютно точное владение левой рукой, в которой Брамсом включено обилие широких скачков, двойных нот и аккордов. Необычайное внутреннее равновесие и спокойствие, взрывающееся ярким фейерверком финала, в котором не прозвучало ни одной излишне форсированной ноты. Так же благородно, как и скрипка Венгерова, звучал оркестр, демонстрируя свой великолепный ансамблевый потенциал. Слушатели стали свидетелями не такого уж частого полного взаимопонимания солиста, дирижера и оркестра.
На бис Максим Венгеров великолепно с взрывной энергией исполнил финал Скрипичного концерта П. Чайковского.
В Светлановском зале ММДМ начала действовать электронная система Constellation для коррекции его акустики, установленная фирмой Meyer Sound. Добиться полной коррекции акустики зала фирме пока не удается — система хорошо работает в динамическом диапазоне от piano до mezzo-forte. Все, что громче, воспринимается плохо — слышится звуковая каша. Вероятно система еще требует тщательной настройки.