В день рождения Альфреда Шнитке его музыку в Малом зале консерватории исполнял скрипач Марк Лубоцкий.
В программу вошли три сонаты и Фортепианное трио – первым их исполнителем в свое время был Лубоцкий. В концерте приняли участие пианист Владимир Сканави и виолончелистка Ольга Лубоцкая.
Три года назад в Москве с большим размахом прошел фестиваль, посвященный 70-летию со дня рождения Альфреда Шнитке. Среди участников было невероятное количество звезд, казалось, подобное повторить невозможно. И если не считать еще нескольких программ той юбилейной осени, а также Первой симфонии, исполненной Геннадием Рождественским спустя год, то за это время в Москве не было ни одного масштабного мероприятия, посвященного сочинениям Шнитке хотя бы наполовину.
На этом фоне заметным исключением стал концерт Марка Лубоцкого, принадлежавшего к числу самых близких Шнитке исполнителей наряду с Мстиславом Ростроповичем, Наталией Гутман, Гидоном Кремером, Геннадием Рождественским и немногими другими.
Лубоцкий стал первым постоянным исполнителем Шнитке с тех пор, как в 1962 году помог композитору переработать скрипичный концерт и сыграл его, а годом позже заказал сонату. Прелюдия памяти Шостаковича, Поздравительное рондо, знаменитая Сюита в старинном стиле – эти и многие другие сочинения Шнитке впервые представил публике именно Марк Лубоцкий.
Позже композитор много писал и для Гидона Кремера, подчеркивая: “Кремер инструментально-технически гораздо сильнее, что же касается напряженности исполнительской, интонационной, то здесь глубже Лубоцкий”. Из трех сонат для скрипки и фортепиано, прозвучавших в Малом зале, две посвящены Лубоцкому. Написанные в разные эпохи (1963, 1968, 1994), они идеально соответствуют гегелевской триаде – тезис, антитезис, синтез.
Наиболее сильное впечатление в исполнении Лубоцкого и Сканави произвела последняя соната из трех прозвучавших. Первая – ранняя, но искусная работа с очевидным влиянием Прокофьева и Шостаковича, с фирменным для Шнитке привлечением “низменной эстрадной сферы” в финале (а также с излюбленным клавесином в поздней оркестровой редакции), наиболее близкая к классической четырехчастной форме.
Вторая – написанная в результате авторского недовольства первой – плач о распаде формы, декларация ее невозможности в новейшее время, “когда сама идея формы стоит под сомнением как некая неискренняя условность”.
Ничего подобного не скажешь о третьей, необыкновенно компактной (менее 15 минут) и лаконичной. Лубоцкому удалось показать ее принадлежность к абсолютно чистой и ясной музыке, где разговоры о влияниях и декларациях уже не имеют смысла на фоне высшей зрелости мастера.
День рождения Шнитке – повод вспомнить еще одну историю, которая в последнее время получила продолжение. Минувшим летом вдова композитора дала телеинтервью, где речь шла о Девятой симфонии композитора. В 1998 году свою версию сочинения, не завершенного тяжелобольным автором, представил Геннадий Рождественский, однако Шнитке был крайне недоволен его редакцией и потребовал отменить дальнейшие исполнения. Ирина Шнитке говорила об этом не впервые – в свое время она сообщила корреспонденту “Газеты”:
“Я хочу услышать то, что было написано моим мужем, а не то, что к этому кто-то привязал… Сейчас партитура у другого композитора, которому я вполне доверяю”.
Тем не менее летнее телеинтервью вдовы композитора подавалось как сенсация:
“Только что переписана история отечественной музыки ХХ века”.
Однако не прозвучало почему-то ни слова о том, что ровно в те же дни в Дрездене состоялась премьера Девятой симфонии в новой редакции Александра Раскатова. Недавно симфонию сыграли и за океаном; остается ждать, когда обретшее новую жизнь сочинение будет исполнено в России.
Илья Овчинников, “Газета”