Премьера оперы Прокофьева «Любовь к трем апельсинам» прошла в Музыкальном театре им. Станиславского и Немировича-Данченко.
Так театр отмечает 125-летие со дня рождения композитора. Оперу поставили дирижер Александр Лазарев и режиссер Александр Титель.
Московский спектакль – новая редакция постановки «Апельсинов» в Риге, сделанной Тителем несколько лет назад. Дата первого показа оперы (1921 год, Чикаго) подвигла режиссера и сценографа Владимира Арефьева на концептуальные цитаты из русского и мирового авангарда. А еще режиссер замахнулся, так сказать, на основы, закаляя в горниле смеха витиеватую серьезность глобальных размышлений о бытии.
Разлетающийся в Прологе на куски «Черный квадрат» Малевича, из которого на сцене возникают его же, Малевича, супрематические «огрызки» в виде несимметричной груды коробок – чем не хаос, рожденный из космоса? Да вся история про три апельсина, которую Прокофьев позаимствовал у Мейерхольда, а тот – из сказки Карло Гоцци, возникла, по Тителю, из осколков кривого зеркала, лопнувшего во всеобщем мировом балагане. А оный балаган локализован и в конкретном месте, и везде.
Потом, правда, коробки будут долго таскать туда-сюда, громоздить друг на друга, кидать по углам и прочее. Все это – на фоне двух металлических лестниц, по которым снуют герои и хор. Сочетание «лестницы-ящики» продлится все первое действие, вызывая в памяти многочисленные театральные аналоги. Но по ходу дела и банальностям найдется объяснение, благо огромный шар с девочкой-гимнасткой поверх шара неожиданно привлечет к суматохе раннего Пикассо.
Жаль только, что сценическая игра с живописью постепенно уйдет в песок, размоется, к финалу от нее не останется и следа. Зато появится паровоз, который «вперед, лети» – в нем по пустыне перевозят огромные апельсины. Военная полевая кухня, где страшная Кухарка орудует гигантской Ложкой. Тачанка с пулеметом, на которой путешествуют Принц и Труффальдино. И вездесущий паровой каток, грозящий утрамбовать всех и вся.
Точка схода в спектакле Тителя – атмосфера города и суеты. Причем суеты нашего времени. В Прологе вместо заявленных у Прокофьева Трагиков, Комиков, Лириков и Пустоголовых, которые спорят о разных течениях оперы, действуют сотрудники скорой помощи (или МЧС?), полицейские с дубинками, пожарные с огнетушителями, юркие журналисты.
Есть и Чудаки в оранжевых, до боли знакомых рабочих робах. Круговерть видоизмененных композитором персонажей комедии дель арте у Тителя изменилась еще раз, став повседневной уличной комедией большого города.
Прокофьев писал «Апельсины» как пародию-буффонаду на оперу. Картинные оперные злодеи у него превратились в картонных, трагический конфликт отцов и детей в каком-нибудь, к примеру, «Дон Карлосе» вылился в непослушание искушаемого фруктами Принца отцу.
Сам принц, волей композитора-насмешника, объясняется в любви штампованно до «противности». А любимая старой оперой тема проклятия (привет, к примеру, «Трубадуру») приводит к одержимости героя апельсинами. Они же – сила судьбы.
Все это в спектакле, конечно, есть. Но Титель пошел дальше Он сделал пародию на жизнь. На сегодняшнюю столичную жизнь. Это понимаешь ровно в ту секунду, когда раздражение от бесконечного сценического перекидывания «коробок» сменяется осознанием приема. Да это же наше городское «все перевернулось и только укладывается». Бесконечное перекапывание Москвы, от которого у горожан рвутся в клочья нервы и множится головная боль.
Становится понятно, отчего у Принца – ипохондрия: вы поживите в перманентном ремонте. Ну, а дальше – разного рода приколы. Скорострельный секс интригана и интриганки. Бегающая радиоуправляемая крыса (оживление в зале). Совсем не худые женские ноги в полосатых чулках, задранные вверх (именно это насмешит несмешливого принца). Сухие останки двух покойниц-принцесс, умерших от жажды. Бегающий тигр на двух ногах и белый медведь в шкуре.
Ожившие кубистические фигуры, любимое детище времен первой премьеры «Апельсинов», в танцевальном дивертисменте. Нос баллистической ракеты из-под земли, на который мирно натыкают буханку хлеба. Мелкие пакостники, лихо выезжающие на сцену в повозке, точь-в-точь, как злая фея Карабос в «Спящей красавице».
И весь спектакль – горящее табло с возникающими прибаутками. «Ну, вы даете», – когда рушится «Черный квадрат». «Легко сказать», – принцу ищут лекарство. «Почему три?» – про апельсины. «Птицу плохо видно», – если на заднике возникает мутная видеопроекция чего-то летящего. И «кто художник?» – при появлении ржавого поезда в пустыне. В общем, все, что может породить «искусство смеха» (Титель).
Правда, нельзя сказать, что получилось очень уж феерично. Иногда что-то с юмором не складывается, и за действием начинаешь наблюдать отстраненно. Финал отнюдь не смеховой: персонажи на сцене просто стоят. Хор и массовка в первом акте пока не вошли в органичный образ суетящейся толпы – и слишком старательно суетятся.
Кстати, хоры и поют довольно рыхло, особенно в том же первом акте. Может, режиссер не все проработал с артистами, вернее – они с режиссером? А может, и оркестр под управлением Александра Лазарева дрейфовал в сторону от искрометности? Нет, знаменитый марш послушать всегда в радость, и вообще, у этого маэстро оркестр плохо звучать не может: театральный зал накрыло посланным уверенной рукой, хорошо слаженным напористым порывом.
Но то, что было отменно у Лазарева в «Хованщине», многим показалось не столь убедительно в «Трех апельсинах». Случились активные зрительские споры. Не убрались ли под спуд острые, как бритва, ритмы? Не подевался ли куда-то добродушный – и не очень добродушный – юмор? Хватает ли в мощной волне тонкой, пузырящейся пены прокофьевских «иголочек» и сарказмов?
Такой вопрос не пришлось задавать, когда на сцене орудовали Липарит Аветисян (Принц) и его спутник Труффальдино (Валерий Микицкий) – отменная комическая пара. И не возникло вечной претензии к дикции, когда пели ветеран сцены Леонид Зимненко (Король Треф) и его соратник Евгений Поликанин (Панталон).
Но маг Челий (Денис Макаров) колдовал как-то смирно. И дьявол Фарфарелло (Алексей Шишляев) в рабочем комбинезоне действовал без огонька. Даже грозная кухарка (Феликс Кудрявцев) была грозна больше на словах, чем на деле.. Стоит пожелать большей игровой активности женщинам-исполнительницам (Дарье Тереховой – Нинетте, Ларисе Андреевой – Смеральдине, даже самой отважной из них, Наталье Мурдымовой – Фате Моргане). Ведь в «Апельсинах» убедительно переигрывать и, значит, играть.
Как бы то ни было, спасибо театру за постановку. Она, как говорит Титель, напомнила главное:
«Если люди – хотя бы несколько человек – способны к самоиронии, то мир не безнадежен».
А игра в озорство, в этом спектакле то вспыхивающая, то гаснущая – дело бесконечно трудное. Как спасти принцессу в пустыне, если у вас нет ни капли воды.
Майя Крылова, teatral-online.ru