На Новой сцене Большого театра ‒ премьера: вечер одноактных балетов. «Симфония до мажор» Джорджа Баланчина вернулась в репертуар после многолетнего перерыва.
А к творчеству Мориса Бежара в Большом обратились впервые, выбрав самый автобиографический и самый жизнерадостный балет ‒ «Парижское веселье».
У американки Элиз Борн русские корни. Но русский так и не выучила. Восхищается Россией. Счастлива, что перенесла на сцену Большого «Симфонию до мажор» Баланчина. Она поделилась:
«Для меня работа над балетом Баланчина сродни возвращению Баланчина на родину. Его балеты требуют усилий и выносливости. На первый взгляд, кажется, что их несложно танцевать. На самом деле, это тяжелая работа».
В афише ‒ Большого «Симфонии» не было девять лет. Артисты соскучились по неоклассике Баланчина, построенной на синхронности движений и музыки Бизе. Свой «Хрустальный дворец» (это первое название балета) Баланчин поставил для Парижской оперы в 1947-м. В нем нет сюжета, зато есть ритм, точность и синхронность, которые держат кордебалет, солистов и балерину постоянно включенными.
«В чем-то это вызов. Это всегда чистота и предельная музыкальность. Потому что Баланчин и музыка ‒ это одно целое»,
‒ рассказала прима-балерина Большого театра Ольга Смирнова.
«Парижское веселье» Мориса Бежара ‒ новый балет в афише Большого. Его поставил поляк Петр Нарделли, который сам танцевал в труппе Бежара. За несколько минут до начала Петр придирчиво осматривает костюмы артистов, сверяясь с оригиналом.
«Никогда в России, никогда в Москве, и в Большом не было постановки Бежара. “Парижское веселье” ‒ это самый сложный. Это не только балет. Это балет-театр ‒ 20 сольных партий»,
‒ пояснил Петр Нарделли.
На сцене ‒ Париж, его нравы, обитатели и, конечно, богема, в которой блистал один из любимых композиторов Бежара ‒ Жак Оффенбах. Его история, написанная журналисткой Жаклин Карте, вдохновила хореографа на «Парижское веселье». В «Парижском веселье» Бежар воссоздал мир своих грез ‒ здесь Наполеон III и императрица Евгения, влюбленные в оперу, эксцентричный Людвиг Баварский и отец Бежара философ Гастон Берже. Но главное ‒ хореограф рассказал о балетной школе, в которой вместе с ним учились Ролан Пети, Пьер Лакотт, Жан Бабиле.
«С одной стороны, он поставил о себе, не без юмора. Наверное, он так к себе относился, но с огромным уважением к своей истории и своим педагогам»,
‒ говорит руководитель балетной труппы Большого театра Махар Вазиев.
Обычно место Ирины Зибровой ‒ за режиссерским пультом, но в этот вечер она ‒ мадам. Не только танцует, но и говорит. Чтобы не забыть текст, написала шпаргалку на руке. Прообразом мадам стала Рузанна Саркисян ‒ педагог Бежара. Признававшая только балет, она тиранила своих учеников, требуя самоотдачи и служения танцу. Это ей Бежар посвятил многие сцены в постановке. А еще он рассказал, как замечательно было жить и учиться в Париже, в городе, где всегда в цене были красота, легкость и парижское веселье.
Елена Ворошилова, Новости культуры