Международный конкурс молодых оперных певцов Елены Образцовой в двенадцатый раз прошел в северной столице.
Регламент, созданного в конце прошлого века великой русской певицей состязания, уже устоялся, у смотра за эти двадцать лет возникли собственные традиции.
В этом году у него две важные юбилейные даты – помимо собственного двадцатилетия, это еще и восьмидесятилетие Елены Васильевны, под знаком которого московским Фондом Е. Образцовой (директор – Наталья Игнатенко) и петербургским Культурным центром Е. Образцовой (директор Ирина Чернова) делается много чего интересного весь 2019 год. Впереди, например, Оперный бал в Большом театре (4 ноября 2019), на который заявлен целый сонм звезд первой величины.
Но бал – это своего рода праздник, мероприятие показательное и светское. Другое дело – конкурс. Его создавала сама Образцова, он был своего рода венцом ее устремлений в поздний период творчества, она хотела подарить родному городу достойный его музыкальный праздник.
Третий конкурс, прошедший без своей основательницы, свидетельствует о том, что он – вполне жизнеспособная институция: с уходом Образцовой он не растерял всё лучшее, что было наработано при ее жизни, а ее имя по-прежнему является манким брендом, который привлекает в красивый, еще очень летний сентябрьский Петербург певческую молодежь из разных уголков России и мира.
По-прежнему прослушивания проводятся в великолепных залах Петербургской филармонии им. Д. Д. Шостаковича – уже один их парадный облик настраивает на высокое искусство самого рафинированного порядка: к сожалению, со стороны петербургской публики прослушивания в этот раз пользовались меньшим вниманием, чем обычно, что определенно жаль – меломанам, а также будущим профессиональным вокалистам здесь определенно было, что почерпнуть нового и интересного.
Международное жюри этого года включало имена как весьма громкие, так и мало что говорящие широкому кругу любителей оперы на постсоветском пространстве. Традиционно в него вошли две наши метрессы, музыканты с большим именем, подруги еще самой Елены Васильевны – народная артистка СССР Маквала Касрашвили, ее коллега по Большому театру, и народная артистка России и Украины Лариса Гергиева, посланница главенствующего в музыкальном мире города на Неве Мариинского театра.
Мировой оперный вокал славного недавнего прошлого представляла выдающаяся венгерская певица Ева Мартон. Вокальные звезды следующего поколения, украсившие состав жюри, – народная артистка России, солистка Мариинского театра меццо Ольга Бородина и знаменитое немецкое сопрано Надя Михаэль.
Если дамы представляли исключительно мир музыки, мир оперы, то кавалеры, напротив – деловой мир, хотя с оперным искусством связанный непосредственно. Самый известный из них – американец Ричард Родзинский, занимавший в свое время высокие административные посты в «Метрополитен-опере», Всемирной федерации международных музыкальных конкурсов и Фонде Вана Клиберна; он уже в третий раз участвует в конкурсе Образцовой.
Трое других – имена новые на смотре: итальянцы Алессандро Ариози и Маркус Ласка – оба агенты, а также немец Роберт Кёрнер – худрук Лионской национальной оперы и ее молодежной программы.
На конкурс было подано порядка 220 заявок, но доехало до Петербурга 165 певцов: именно столько вокалистов пришлось прослушать жюри в первом туре, поскольку по традиции конкурс не имеет отборочного заочного фильтра.
Географически доминировала Россия, что вполне естественно для любого конкурса (участников страны-хозяйки традиционно много всегда и везде): порядка трех четвертей молодых вокалистов представляли различные российские регионы. Солидной оказалась и «команда» Казахстана (хотя и с отрывом от россиян на порядок, но все же существенно больше, чем у всех остальных стран), почти в таком же объеме были явлены вокалисты Монголии, существенно было участие Китая и Украины.
Остальные страны были представлены единичными участниками – Белоруссия, Молдавия, Грузия, Армения, Азербайджан, Узбекистан, Эстония, Польша, Болгария, Сербия, Германия, Великобритания, Швейцария, Канада, США. Удивительно, но близость Петербурга к прибалтийским и скандинавским странам не сказалась на привлечении соискателей из этих стран, даже из соседней Финляндии, до которой вообще подать рукой, не было ни одного конкурсанта.
До финала конкурса добрались помимо россиян представители Казахстана, Молдавии и Узбекистана, а в итоге все три призовых места достались российских певцам – баритону Дзамболату Дулаеву (1 место), басу Сергею Севастьянову (2 место) и сопрано Оксане Секериной (Майоровой) (3 место).
Гран-при присуждено не было (всего за двенадцать образцовских конкурсов было лишь трое абсолютных победителя – Ильдар Абдразаков в 1999, Виталий Билый в 2003 и Юлия Лежнева в 2007), зато финалисты были удостоены всевозможных специальных призов.
Основная борьба ожидаемо развернулась на втором туре. На него прошло сорок вокалистов, то есть отбор был весьма жестким и петь в Большом зале (первый тур проходил в Малом зале им. Глинки) были допущены только те, кто действительно обладает необходимыми данными и профессиональным мастерством. Кроме того, второй тур – достаточно сложный по программе: на нем молодой певец должен исполнить три произведения – оперную арию (в сопровождении рояля) и два камерных сочинения русского и западного репертуара.
Ни в коем случае не подвергая сомнению решение жюри, автору этих строк, тем не менее, хотелось бы поделиться некоторыми своими наблюдениями от пения участников второго тура, отметить тех, кто запомнился особо.
Элегантностью звуковедения отличалось пение казахского баритона Станислава Ли, особенно хорош он был в арии Родриго из «Дона Карлоса», в то время как камерные сочинения прозвучали несколько формально.
Россиянке Галине Овчинниковой удалась «Майская ночь» Брамса; в знаменитом романсе Чайковского «Я ли в поле да не травушка была» хотелось бы большей стабильности и меньше портаменто, а Амелия из «Бала-маскарада» была вообще выбрана напрасно – здесь требуется гораздо более темный и глубокий звук.
Тенор Сергей Кузьмин пока и камерное, и оперное поет однокрасочно однообразно, с избыточным напором, если не агрессией – видимо, к тому его провоцирует уверенный яркий верх, который певец не устает нарочито демонстрировать.
Грузинской меццо Марине Русеишвили пока не хватает четкости дикции и интонационной стабильности верхов, а также выразительности – романс Нелли из беллиниевских «Адельсона и Сальвини» прозвучал откровенно скучновато.
Бас Сергей Севастьянов предстал вполне сложившимся артистом, которому подвластны тонкие нюансы камерной лирики, а его инструмент технически убедителен и эмоционально выразителен: нюансовое и смысловое разнообразие в исполненных им опусах («Финдлей» Свиридова и «Двойник» Шуберта) оставило глубокое впечатление.
Тенору Леонтию Сальенскому особенно удалось «Одиночество» Вольфа, спетое тонко, но крепко; к сожалению «Отчего» Чайковского оказалось грубоватым, а ария Турриду – исполненной страстно, но весьма неровно.
Меццо Татьяну Балугину отличает звучный, звонкий и яркий голос, иногда резковатый и не всегда совершенный в колоратурах (что было очевидно в каватине Розины); по-разному и оба удачно были спеты ею камерные вещи – задорный «Гопак» Мусоргского и отличавшийся тонкостью и свежестью звука романс Грига «Время роз».
Баритон Михаил Павлов сумел прочувствованно исполнить «Христос воскрес» Рахманинова, порадовать ровностью голоса в «Дне всех усопших» Штрауса и сделать выразительно и ярко Сцену смерти Родриго из «Дона Карлоса».
Сопрано Зоя Петрова с голосом полетным и выразительным особенно блеснула в миниатюре Мусоргского «В углу»; в арии Джильды хотелось бы пожелать ей большей интонационной точности.
Заявленная как представительница далекой Канады сопрано Екатерина Шелехова проникновенно и достаточно искусно спела «Тучки небесные» Даргомыжского, но вот в «Испанском болеро» Равеля демонстрировала не всегда точную интонацию, а в арии Джильды вдруг – неблагородство, «ситцевость» тембра и неожиданно появившуюся сипотцу.
Грузинское сопрано Ия Тепнадзе обладает симпатичным звонким голосом, поет с душой, однако пока техники на такую сложную арию как каватина доницеттиевской Линды ди Шамуни ей явно не хватает.
Китайское меццо Вэнь Муя обладает очень интересным, густым тембром, мощным м сочным звуком, к сожалению, пока не слишком хорошо управляемым: особенно это сказалось на взятии верхних нот в знаменитой арии Эболи «O don fatale».
Сербский бас Страхиня Джокич порадовал крупным звуком, однако огорчил невыровненностью голоса, что особенно было явственно в арии россиниевского Дона Базилио; заметно снизил впечатление от его выступления и внешний вид певца, его неумение грамотно подобрать (и носить) концертный костюм.
Монгольский бас-баритон Мунхтур Эрдэнэ-Очир порадовал культурным европейским звуком в камерном репертуаре, но вот ария Сильвы из «Эрнани» прозвучала у него простовато и несколько напряженно на верхах.
Меццо Мария Солдатенкова запомнилась игривым искренним задором в миниатюре Мусоргского «По грибы», а вот в барочной арии (она пела Марцию из «Катона в Утике» Вивальди) огорчила неровностью голоса и непониманием стилистики, неумением укротить свой слишком сочный звук согласно эстетическим задачам опуса.
Очень интересно было слушать сопрано Оксану Секерину, обладающую глубоким звуком, ненарочитой выразительностью и стабильной техникой; и «Ночи безумные» Чайковского, и «Песнь ведьм» Мендельсона, и ария вердиевской Луизы Миллер предстали технически отточенными и артистически законченными номерами, в каждом из которых было живое чувство и яркая индивидуальность.
А вот сопрано Самира Галимова пока лишь обладательница приятного тембра, но еще не художник: у нее многовато собственно звука и маловато подлинных эмоций. Молдавское сопрано Анна Кучерявый также обладает интересным голосом, ровным и приятным по тембру, однако все три исполненных номера оказались у нее излишне иллюстративными и прямолинейными, особенно этого было жаль в тонких камерных вещах.
Ее соотечественница Назия Аминева напрасно взялась за архисложную арию беллиниевской Амины – пока колоратуры выходят неточными, а некоторые высокие ноты недотянутыми, и вообще певица грешит форсировкой; когда же этого нет, звучание ее инструмента становится весьма приятным.
Бас Сервер Кадиров запомнился красивым тембром, при этом очевидно, что художественные задачи он пока для себя ставит очень мало: поет однообразно, слишком «грузит» звуком, в пении нет нужной глубины и выразительности.
Высокое меццо Юлия Бейбудова поет слишком многозначительно, излишне тяжелит звук, оттого выходы на верха в арии Сантуццы получались напряженными и некрасивыми.
Казахское сопрано Гульдана Алдадосова пленила звонкостью тембра, но в технически наиболее сложных местах (особенно в беллиниевской Амине) разочаровала весьма напряженным звучанием, отсутствием легкости и естественности вокализации.
Узбекский баритон Акылбек Пиязов не слишком удачно спел арию Родриго из «Дона Карлоса» (особенно кульминацию), но вот камерные сочинения («Болеро» Глинки и «Посвящение» Шумана) вышли более чем выразительными, даже мастерски исполненными.
Александр Матусевич